Неизвестные страницы истории российского флота - Виленов Влад - Страница 31

Ветка сакуры

В диверсионной версии гибели «Императрицы Марии» существует и, казалось бы, на первый взгляд весьма экзотический — японский след. Экзотический потому, что с Японией к 1916 году мы вроде бы уже давно не воевали, а наоборот, дружили, так как Япония была нашим союзником по антигерманской коалиции. Однако Восток, как известно, — дело тонкое. И как знать, не волновало ли уже тогда японскую разведку весьма быстрое военно-морское усиление России, которое могло бы в недалеком будущем привести к желанию реванша за 1905 год?

Из воспоминаний капитана 2-го ранга А. Лукина: «…В мае 1916 года старший офицер подводной лодки „Тюлень“, лейтенант Чириков, был вызван к начальнику штаба командующим флотом.

— Завтра приезжает японский агент. По приказанию командующего вы назначаетесь состоять при нем. Явитесь к флаг-капитану оперативной части. От него получите все указания!

Лейтенант отправился к флаг-капитану.

— Садитесь и ознакомьтесь вот с этими бумагами. Помните — они секретные; потом поговорим об остальном.

И флаг-капитан протянул Чирикову пачку бумаг. Первая была от нашего морского Генерального штаба. В ней сообщалось содержание секретного отношения британского Адмиралтейства. Оно просило наш штаб в случае посещения японским агентом Севастополя отнюдь не показывать ему те технические приспособления, которые английский флот доверительно передал для использования русскому, как сетевое траление и средства борьбы с подводными лодками. Другая бумага была от штаба кавказской армии. Штаб в осведомительном порядке извещал командующего флотом о том впечатлении, которое оставил по себя упомянутый агент при посещении им Кавказского фронта. Несмотря на всю его „забронированность“ и маску искушенного дипломата, волновавшие его чувства временами вырывались наружу. Особенно во время обсуждения в оперативном кабинете штаба вопросов о Проливах.

В своем письме, переданном через штаб-офицера для связи с флотом полковника Ардатова, начальник штаба кавказской армии характеризует этого агента, как любознательного, зоркого и ловкого человека, умело и хитро преследовавшего свои цели при расспросах о действиях и расположении наших войск, причем начальник штаба, имея в виду предстоящее посещение агентом Севастополя, подчеркивает то впечатление недоброжелательства и задней мысли, которое агент оставил по себе.

Наконец, третья бумага — от нашего морского штаба — была прямым и категорическим запрещением показывать агенту подводный заградитель „Краб“, в то время наимощнейший в мире тип заградителя.

С великим недоумением ознакомился лейтенант со всеми этими бумагами.

— Хорош агент дружественной державы!

Выработав программу осмотра флота, авиации и порта, лейтенант Чириков откланялся флаг-капитану…

На следующий день с севастопольским поездом прибыл агент. Из международного вагона, одетый в морскую форму, вышел маленький худощавый человек. Лейтенант Чириков представился ему.

Оказалось, агент прекрасно владеет русским языком. Сели в автомобиль…

— По приказанию командующего флотом, вам приготовлены апартаменты в Морском собрании, — с любезной улыбкой обратился лейтенант к агенту.

— О, нет, нет, благодарю вас! Я желал бы остановиться в частной гостинице. Мне советовали отель „Кист“.

Это несколько удивило лейтенанта. Поехали к „Кисту“. Выбежавший навстречу швейцар приподнял фуражку.

— У нас имеется прекрасная свободная комната с видом на море.

— Вот и отлично. Я очень люблю море…

Комната оказалась угловой, с видом на рейд.

— Вы, вероятно, пожелаете сейчас разобрать свои вещи. Я зайду через несколько минут.

— Да, да, пожалуйста. Заходите через четверть часа. Я бы хотел сегодня же утром представиться командующему флотом.

Через четверть часа, одетый в парадную форму, агент вместе с Чириковым спускались по Графской пристани, где их ожидал присланный с „Георгия“ мотор.

Так как у командующего шло заседание флагманов и капитанов, начальник штаба вице-адмирал А.Г. Покровский пригласил агента в свой кабинет.

Разговор завязался вокруг вопросов войны. Агент интересовался последними известиями Ставки…

На стене каюты висела, застекленная в рамке, генеральная карга Черного моря с нанесенными на ней курсами походов бригады крейсеров за все время войны — подарок адмиралу, только что откомандовавшему бригадой. Красиво вычерченные, с обозначенными в минутах и секундах боевыми эпизодами, крейсерствами и сражениями пути, как железные дороги к Московскому узлу, сходились у Босфора. Взгляд агента остановился на ней. Адмирал заметил и пояснил агенту историю карты. Тот встал, чтобы поближе рассмотреть. Подошел к карте и вдруг плашмя хлопнулся о палубу.

Адмирал с Чириковым вскочили. Агент лежал в глубочайшем обмороке.

— Воды! Скорее воды! — крикнул адмирал.

Но не было никакой возможности процедить ее сквозь стиснутые зубы…

— Доктора!..

Послышался шум отодвигаемых стульев — заседание флагманов и капитанов окончилось… Начальник штаба поспешил доложить командующему о случившемся.

Адмирал Эбергард тотчас же направился к агенту. Тот пришел в себя и, увидев входящего адмирала, приподнялся на диване.

— Вы, вероятно, переутомились? Вам нужно отдохнуть. Не беспокойте сегодня агента, — обратился адмирал к лейтенанту Чирикову.

И, выразив свое сочувствие и пожелание, удалился к себе…

Сконфуженный агент в сопровождении Чирикова вернулся в гостиницу.

— Итак, сегодня я вас беспокоить не буду, а зайду завтра. Мой адрес и на всякий случай адрес доктора я оставлю у швейцара.

— Благодарю вас! Я действительно плохо себя чувствую и сейчас лягу. Итак, до завтра…

Отдав все необходимые распоряжения швейцару, Чириков ушел.

Прошло часа три. Вдруг какое-то неодолимое беспокойство охватило его. Что-то подмывало пойти навестить агента. Это чувство настолько было сильно, что преодолевало опасение быть навязчивым и обеспокоить больного человека. Чириков пошел… Задумавшись, пересек пустынную в это время дня, залитую солнцем Нахимовскую площадь и вошел в вестибюль.

— Ну что, как агент?

Швейцар доложил, что агент у себя, не звонил и ничего не требовал.

Чириков поднялся к нему. Постучал.

— Войдите!

Вошел и… остановился.

Словно ток прошел между ним и агентом. Молниеносная тень. Нервное движение… В шелковом кимоно агент сидел за письменным столом. Он не ожидал Чирикова. Но тотчас же встал, протянул руку и любезным голосом предложил сесть. На столе лежали прикрытые папкой бумаги и раскрытая книга гравюр и чертежей судов иностранных флотов.

После вступительных слов о здоровье и проч. агент поинтересовался узнать, где служит Чириков. Оживился, когда узнал, что он служит на подводных лодках, и, задав ряд незначительных вопросов, спросил о „Крабе“.

Лейтенант ждал этого вопроса и приготовился к нему.

— „Краб“ сейчас в капитальнейшем ремонте и почти весь разобран.

В дверь постучали. Вновь та же, едва уловимая тень скользнула по лицу агента.

— Войдите!

Вошел грум.

— Те двое людей, которые спрашивали вас, ушли.

— A-а… Хорошо! — странно блеснув глазами, ответил агент, и непроницаемая маска любезного выражения снова покрыла его лицо.

Бесстрастным, холодно-корректным осталось лицо и его собеседника. Продолжая прерванный разговор, он вдруг, только теперь, как это часто бывает, ясно вспомнил то, на что тогда не обратил внимания. Подобно тому, как вошедший в комнату человек не замечает иногда какого-нибудь предмета и вспоминает, что видел его, лишь тогда, когда кто-нибудь спросит о нем.

Чириков отчетливо вспомнил, что когда он несколько минут назад входил в вестибюль, у подъезда стояли два человека: один — в кожаной куртке, другой — в чем-то синем.

Попрощавшись с агентом и условившись о завтрашнем дне, Чириков спускался по лестнице… Рой мыслей, подозрений и предчувствий охватил его.

„Но кто же эти люди?! Почему приходили они? Откуда их знает агент? Ведь он никогда не бывал в Севастополе и никого здесь не знает… Я же все время был с ним… Странно! И почему он отказался от комнаты в Собрании? Почему непременно захотел „Киста“? Стало быть, здесь было назначено тайное свидание и эти люди были заранее оповещены о его приезде… А этот внезапный обморок… Симуляция? Желание на сегодня отделаться от меня… Нет! Тут что-то неладно… И наконец, эти секретные бумаги… Это недоверие и подозрительность англичан нашего штаба, кавказской армии…“