Великие рогоносцы - Ватала Эльвира - Страница 58

Что делать, чтобы избавиться от этого наваждения, от этой дьявольской страсти, от этого каскада красоты и язвительности, от этой деструктивной силы, разрушающей и уничтожающей личность! Сир слаб и немощен духом перед неиссякаемой силой Генриэтты д’Антраг! «Красота — это страшная сила»! — согласны. Но вопреки утверждению великого классика, она не спасет мир. Наоборот, она разрушает мир. А личность прежде всего. Влюбленным подростком, робким косноязычным Ромео стоит Генрих на коленях перед своей возлюбленной, прощая ей и измены и язвительность. Выпрашивая, как милостыню, любовную ласку, которая лукавая соблазнительница и не думает давать бесплатно.

Такова Генриэтта! Но кончается ее владычество вместе с уходом ее красоты. Ее последняя интрига — это уже предсмертная агония конца.

Сестра Генриэтты Мария собирается выйти замуж за герцога де Гиза. Но Генриэтта отбила жениха у своей сестры, не потому что сама почувствовала к нему влечение, а только из-за желания интриг. Брачный контракт с Генриэттой уже подписан и королевские дворы Европы поставлены в известность. Тогда Генрих IV, уязвленный ревностью, вдруг воспылал к Генриэтте прежним чувством и заставляет де Гиза расторгнуть брак.

Правда, сначала хорохорится и как будто безразлично на весть о браке Генриэтты с де Гизом реагирует, даже иронизирует: «Надо же оставить им хоть хлеба краюху да добрую шлюху. И без того у них много что отняли». А потом вдруг прежняя ревность короля одолела, видите ли. Но это, собственно, уже конец его сложного романа с Генриэттой, одной из неординарных его любовниц. Другая, четырнадцатилетняя девочка Лолитой займет место в сердце короля. А Генриэтта, о ирония судьбы! Госпожа ирония, вы безжалостны, но справедливы! Как же воздались сторицей все злодеяния Генриэтты! Уже ничего не осталось от прежней язвительной красавицы! «Маленькая оса» превратилась в жирную, навозную муху! Одинокой старухой умирает!

Боже, как быстро летит время! Генриху IV уже 57 лет! А ей, новому предмету безумной страсти короля всего четырнадцать лет! И опять страстная любовь короля к девице, годившейся ему во внучки. Что там! Старость не для неумного, любвеобильного короля, нигде пословица «седина в бороду, бес в ребро» не оправдывала себя так, как с Генрихом IV по отношению к Шарлотте де Монморанси. Но, к сожалению, Шарлотта уже занята. Она невеста господина Франсуа де Бассомпьера. Но это, конечно, в любовных делах для Генриха IV не помеха. План его прост: помолвку расстроить, жениха куда подальше услать, а юную Шарлотту выдать замуж за своего кандидата, у которого были бы ненатуральные склонности к мужскому полу и из которого бы очень легко можно было сделать «покорного рогоносца». И выбор короля выпал, по одной неофициальной версии, на своего внебрачного сына, по другой, официальной, на своего племянника Анри де Конде.

Но давайте, однако, по порядку.

В феврале 1609 года Мария Медичи устроила балет и к его участию привлекла самых красивых дам двора, среди которых оказалась юная, четырнадцатилетняя Шарлотта де Монморанси. В таком юном возрасте, дорогой читатель, красота еще в полную силу не вошла, конечно, но признаки ее уже сейчас беспокоили придворных. Шарлотта была красивее всех.

Придворные наперебой охали и ахали, красоту ее восхваляя, а особенно старался жених ее Бассомпьер. Он прямо захлебывается от восторга, гимны похвал красоте своей невесте возлагает, да только уж больно энигматично, общими фразами. По-видимому, красота Шарлотты была выше пера Бассомпьера, если в своих воспоминаниях он дает нам вот такой контурный ее образ: «Никогда еще под небесами не являлось ничего прекраснее мадемуазель де Монморанси. Не было ничего изящнее, ничего совершеннее».

Из этих общих фраз насмерть влюбленного жениха трудно, конечно, понять, чем же так Шарлотта пленяла окружающих, но, по-видимому, так и было, если, увидев ее, Генрих тоже как гимназист влюбился. Он прямо остолбенел и, по его собственным словам, чуть в обморок не упал. И когда, исполняя балетную фигурку, Шарлотта в полупрозрачной тунике, очутившись напротив короля, подняла свой дротик, будто пронзить им Генриха IV хотела, он и в самом деле почувствовал укол в сердце. Все! Стрела амура, то бишь дротик, пронзил сердце короля и он, как восемнадцатилетний юноша, в последний раз своей жизни влюбился, пламенно, горячо и безнадежно. И решил во чтобы то ни стало сделать Шарлотту своей любовницей. Повторим еще раз: «седина в бороду, бес в ребро». Но бес Генриха IV какой-то неспокойный и готов на любые безумства. Первым безумием было удалить от Шарлотты ее жениха. А вторым — выдать ее замуж за своего кандидата. Все продумано, все вымерено и выверено Генрихом IV в бессонных ночах! Удалить жениха Бассомпьера, который эдаким гоголем по Лувру расхаживает и всем желающим и не желающим его слушать доверительно сообщает, какая это у него неземная взаимная любовь с Шарлоттой и когда день свадьбы назначен, оказалось проще пареной репы. Генрих IV не стал там мудрить с разными сложными придворными интригами, он попросту вызвал Бассомпьера к себе и сказал ему следующее: «Послушал, братец! Ты любишь Шарлотту, так ведь и я от нее без ума. И если ты на ней женишься, то навеки потеряешь мою привязанность и станешь моим врагом». И грозно так на счастливого жениха посмотрел.

(Бр, бр, избавь нас, боже, от гнева королей!) «А по сему давай сделаем так, чтобы ни тебе, ни мне она не досталась. Словом, я ее выдам замуж за своего племянника, принца де Конде». Жалко, конечно, Бассомпьеру с красивой и знатной невестой, к тому же неимоверно богатой, расставаться, да что поделаешь!

Как сказала фрейлина Анна Вырубова — «Против воли монархов не попрешь!»

Навлекать на себя гнев короля своим упорством Бассомпьер не стал.

Еще чего! Так можно не только невесту, но и голову-то свою потерять! И скрепя сердце Бассомпьер согласился расторгнуть обручение.

Этот придворный был настолько красив, что его имя стало нарицательным: всех красавцев при дворе стали называть «бассомпьерами». Он женится потом на принцессе Конти, а перед этим будет иметь долголетнюю любовницу, сестру нашей знаменитой Генриэтты д'Антраг, Марию. Но жениться на ней не собирается, и Мария, родив от него ребенка, подает на него в суд: дескать, любовью со мной занимался, жениться обещал, сыночек у нас растет, а отца у него законного нет. Словом, поматросил и бросил, райский суд к делу подошел серьезно. «Документик у вас, мадам есть? — спрашивает судья. „Какой документ такой?“ — не понимает Мария. „Ну, письменное обещание, что кавалер обещал на вас жениться“. Бассомпьер — не Генрих IV, он таких документов дамам никогда не выдает. Позвали свидетелей. И все они показали, что дама сама к кавалеру льнула, так что он даже от нее бегством спасался, из окна собственного особняка. Словом, Бассомпьера оправдали, и Мария несолоно хлебавши из Руана приехала в Париж. Потом показывает ребенка такому вот придворному с чувством юмора Ботрю и говорит: „Не правда ли, он очень мил!“ „Да, конечно, — отвечал Ботрю, — но только после вашего неудачного приезда из Руана ему бы надо называться не барчонком, а бастардчонком“. Бассомпьер уже теперь назойливой любовницы не опасается и с гордым видом приказывает через своих слуг передать ей, чтобы она больше себя не называла его званием — „маршальшей“. Ему доносят, что Мария перестала себя величать маршальшей.

„Еще бы, — сказал Бассомпьер, — ведь я уже давненько не вручал ей жезл“.

Генрих IV рад.

Уф! Половина дела сделана! Он перевел дух и начинает „обтяпывать“ дельце с замужеством своего племянника де Конде и Шарлотты де Монморанси. Некоторые историки поверили ходившим тогда по двору сплетням и нам по секрету сообщили, что Конде вовсе не племянник, а незаконнорожденный сын короля. Все, конечно возможно, судя по неистребимой тенденции короля плодить великое множестве внебрачных детей, но особенно на правдивости этих фактов мы не настаиваем: сын, племянник, какая разница, лишь бы послушный воле короля был и больше бы занимался охотой, чем слежкой за женой. Генрих IV не случайно этого своего племянника в жены Шарлотте выбрал. Он ведь внешне ну прямо карикатура на принца: маленький, тщедушный, злобный, молчаливый и на всех исподлобья поглядывающий. Прямо удивляемся мы, как это он умудрился стать отцом Великого Конде и представьте себе, дорогой читатель, от Шарлотты. Но это позднее будет. Сейчас же Генрих IV полон радужных надежд на будущее с Шарлоттой, ибо его племянник, кроме невзрачной внешности, имел в глазах Генриха одно неоспоримое достоинство: он смертельно ненавидел женщин. Для него что дама, что потолочная балка — одно и то же. Как это о таких мужчинах сексопатологи говорят? Ага, вот Крафт Эбинг пишет: „Отсутствие полового влечения у мужчин называется анестезией. В этом случае все органические импульсы со стороны органов размножения не вызывают решительно никакого полового возбуждения“.