Северный ветер - Кочубей Анна - Страница 56

— Ладно — архонт, ты даже о своей женщине не знаешь ни-че-го. Я видел столько упрямцев, борющихся за что-то, но ты, эльф — первый на моей памяти, кто готов страдать ради самого страдания. Ты иррационален до жути. Я разговариваю с сумасшедшим. Зачем я это делаю?

Он не спеша подошел к столу и убрал меч Моргвата в один из его огромных ящиков. Арий уже направлялся к двери, когда Хан решился заговорить:

— Она была с севера.

Эверон обернулся и выжидательно замер.

— Из Ангрима или Эдельса, возможно, из столицы.

— А конкретнее нельзя?

Арий подошел к полкам.

— Ее звали Моран, — продолжил Ханлейт, отчаянно сомневаясь, стоило ли открывать рот.

— Точно? — переспросил Эверон, — не Марион и не Молли? Целиком как звучит?

— Амаранта… Наверное.

— Это такая шутка, эльф? А второе имя есть?

— Должно быть, но я его не знаю, — ответил Хан, вспомнив слова Галара о хороших манерах Моран, — она знатного происхождения.

— Ладно. Тогда возраст. Это важно, она же архонт. Если ей больше двадцати семи, запись об обращении могла сохраниться в архивах школы северного королевства.

— Ей больше…

— Цвет магии?

— Не знаю.

«Я не могу сказать правду о серебристом свете в амулете!» — подумал Хан. Эверон не стал ничего искать. Он подошел вплотную к клетке:

— Амаранта ванн Агнар, архонт белого огня, место рождения — Архона, королева северных земель, год смерти — 3214. Тебе подходит?

Сейчас Ханлейт выглядел сумасшедшим не только в глазах ария, но и в своих собственных.

— Нет, это не она.

Наверное, притвориться безумным было бы безопаснее, чем возражать.

— Ты издеваешься надо мной? — глухо спросил Эверон.

Он схватился за прут решетки, оперся лбом о свою руку и надолго замолчал. Хан обнаружил, что клетка начала подрагивать: арий вцепился в железо с такой отчаянной силой, словно хотел его переломить. Но нет, это Эверон старался удержаться на ногах, вступив в схватку с чем-то невидимым… Или со своим телом. И арий проиграл. Цепляясь за прутья, он опустился на колени.

Ошеломленный Ханлейт стал свидетелем жуткой немой сцены: Эверон катался по полу, сжимая себе голову, будто хотел раздавить череп, скалясь от неведомой боли и зажмурив глаза. Однажды Хан видел припадок болезни, именуемой в народе «падучей», но с арием явно приключилось иная беда: ни судорог, ни пены на губах, ни воплей. Ханлейт мог поклясться, что Эверон в сознании и поэтому не кричит. Хану этот странный приступ показался невероятно долгим.

Наконец, арий замер на спине, сомкнув губы и тяжело дыша. Расслабил и отпустил руки. Его левая ладонь упала на пол с металлическим стуком. Эверон носил кольцо — массивную печатку, покрытую синей эмалью. На ней были выложены серебром две заглавные буквы «Э»: прямая и перевернутая.

«Черные волосы и светлая кожа, как у Моран. Только один народ в Эймаре отличает такая внешность. Седина вводит в заблуждение: Эверон — мой ровесник или немногим старше. Хотя, о чем это я! Арии принимают эликсиры, ему может быть лет двести! Я бы хотел, чтобы мой заклятый враг имел другое лицо», — думал Хан, глядя на ария без сочувствия.

Веки Эверона слегка подрагивали, а дыхание становилось спокойнее. Ханлейт заговорил, не сомневаясь, что арий его слышит:

— Ты — северянин с побережья Эймара. Под землю вместе с тобой каждый раз прилетал запах морского ветра, соблазняя меня воспоминанием о воле. Ты — старший сын и наследник рода; когда-то у тебя была обычная жизнь, возможно ты был богат и уж точно — свободен. Об этом мне поведало твое кольцо; я разбираюсь в геральдике, как и во многих других вещах, важных для вас, людей. Не родившись арием, а став им по призванию или по своему желанию, ты выбрал путь узника этой башни. Я умру и покину ее, а ты останешься здесь надолго. В твоем архиве много белых пятен: Эрендол так же закрыт, как и много веков назад, империя пользуется услугами Хранителей, но что она о нас знает? Сколько архонтов живет в Эймаре? Кому они верны? Если ты и заполнишь эти пробелы когда-нибудь, то уж точно без моей помощи.

Эверон молчал.

— Я не безумец, — добавил Хан.

— Согласен.

Арий открыл глаза. В них все еще была тень пережитой муки. Едва он приподнялся, из его носа хлынула кровь. Прижав к лицу платок, Эверон добрался до стола и несколько раз подергал за веревку у стены, подавая условный сигнал. Потом прилег на столешницу, уронив голову на руки. По лестнице кто-то бежал. В комнату ворвалась Фиона и сразу же кинулась к арию.

— Мэтр, как же так! Ведь день, а не вечер!

Не зная, чем еще выразить свое сострадание, одержимая погладила Эверона по плечу.

— Возьми ключ, запрешь за мной дверь. Отмени дела внизу на три часа. С эльфом ты знаешь, что делать. Справишься? — глухо распорядился арий.

— Да, мэтр!

Арий передал ей внушительную связку ключей и ушел. Его посох остался стоять у стены. Фиона завозилась с замком снаружи.

Одержимая вернулась под вечер. Следуя указанию Эверона, аккуратно задвинула поднос с хлебом и овощами внутрь клетки; по-хозяйски походила по комнате и зажгла пару свечей на люстре.

— Фиона! — окликнул Хан, но она не обернулась. Взяв посох Эверона обеими руками, одержимая со скрежетом протащила его по полу, пока не достигла середины комнаты. Установив оружие вертикально и придерживая, Фиона обошла вокруг.

Посох, сделанный под рост Эверона, не был особенно длинным, но отличался от всего, что Хану приходилось наблюдать прежде. Ни позолоты, ни серебра, ни драгоценных камней в навершии, которыми арии так любят подчеркивать свой статус. Стальной, с заостренными концами и ровной средней частью, довольно массивный, он был оружием сам по себе, безо всякой магии.

«Чему я удивляюсь? До того, как стать арием, Эверон мог освоить меч. Конечно, так и было! Он даже с оружием архонта справился. А посох каждому арию делают такой, какой он захочет».

— Я — арий! — важно сказала Фиона то ли Ханлейту, то ли себе самой.

Похоже, одержимая нашла себе игрушку интереснее, чем эльф с испорченными картинками на спине.

— Как себя чувствует твой мэтр? — спросил Хан, не особо рассчитывая, что ему ответят, настолько резко одержимая изменила свое отношение.

— Мэтр не умирает, мэтр все исправит. Коган не нравится мэтру, поэтому мэтр отдаст тебя ему на растерзание, чтобы после наказать. Ни эльфа, ни Когана — и мэтр ни в чем не виноват. Мэтр очень умный.

— Да, действительно.

— Коган сделает с тобой такое, что я не буду смотреть.

— Почему, Фиона? Приходи полюбоваться.

— Фиона — арий, об этом знает только мэтр. Только мэтр все понимает. Мэтр не заслуживает строптивых эльфов, которые его расстраивают!

Одержимая заговорила о себе в третьем лице, чего Ханлейт прежде за ней не замечал, но поймав ее взгляд, он поразился, насколько он разумен. Фиона искренне возмущалась:

— Жалкие слова! Они вредят, когда сказаны и вредят, когда молчат! Ты ценишь их дороже, чем они стоят, а мэтр ждет их дольше, чем следует!

— Мэтр может отправить меня к Императору и не мучиться сам.

— Не может!

— Почему?

— У мэтра доброе сердце!

— Зато очень злая голова, — усмехнулся Хан.

Так или иначе, Эверон больше не станет тратить свое время на «строптивого эльфа». Но и в Аверну, видимо, Ханлейта не отправит. Своеобразный акт милосердия с его стороны — заменить встречу с Императором зверствами карателя, чтобы на последнего свалить вину. Еще и выгодный.

Мотылек и огонь

Моргват, наказав ждать, исчез до обеда, оставив Лето и Алиссен ругаться от скуки. У них не было карт, чтобы развлечься, и денег, чтобы напиться. Гулять по незнакомому городу с пустыми карманами не хотелось. С помощью утюга и пара над очагом Алиссен привела платье в почти новый вид, а Лето раздобыл приличную обувь себе по размеру, но одевать ее на постоялом дворе отчего-то стеснялся.

— Я вижу, ты во всеоружии, барышня, — одобрил архонт, вернувшись.