«ЦАРСТВУЙ НА СЛАВУ» Освободитель из будущего (СИ) - Динец Петр - Страница 39

- В этом случае, гребной винт будет легче установить, чем гребные колеса, - подхватил мысль императора Берд. Надобно еще будет подумать, как выводить трубу, но я уверен, что это осуществимо.

- Вдобавок, раз уже мы планируем переделку фрегатов, требуется укрепить их палубу для установки новых 214 миллиметровых бомбических орудий. Двадцать таких орудий уже заказаны Александровскому заводу и должны быть готовы через год.

- Ваше величество, я думаю, что за месяц смогу представить вам первые чертежи. Но для этого нужны размеры фрегата, который предназначен для переделки. Могу я попросить господина Гринвальда предоставить их мне?

- Конечно, - ответил государь, - Михаил Николаевич должен прибыть в Петербург через месяц, вот вы с ним все и обсудите. Император встал, показывая, что его визит окончен. Пожав руку Карлу Николаевичу, он уехал, оставив последнего наедине с новыми планами, которые лишь предстояло воплотить, сначала на бумаге, ну а потом уж и в металле.

Глава 25

Николай стоял в строю и пот стекал с него ручьями. Голова кружилась, и казалось, еще немного, и он просто рухнет на землю без сознания. Остальные солдаты в шеренге выглядели не лучше. А ведь они прошли быстрым маршевым темпом всего десять километров. Андрей, его сосед по шеренге, потихоньку опирался об Николая, чтобы не упасть.

- Отделение, равняйсь, смирно, - скомандовал сержант Лопатин. - Всем вытащить фляги и пить. Вольно, - Среди всего отделения лишь сержант Лопатин выглядел довольно бодро. Что, впрочем, и понятно, ибо он служил уже три года, из них год сержантом-инструктором, и это был его третий курс. Некоторые утверждали, что он успел повоевать на Кавказе, но сам сержант никогда об этом не упоминал, так что этот слух так и остался домыслом.

Строй зашуршал ранцами, доставая фляги. На самом-то деле пить Николаю особенно не хотелось, но сержант всегда проверял, что все выпито, поэтому пришлось ее опустошить и держать горлышком вниз, показывая, что фляга пуста. Через минуту, выждав, пока все отделение опустошит свои фляги, Лопатин скомандовал:

- Рогожин в караул, через час тебя сменит Ковальский, всем остальным мыться и отдыхать. Построение в шесть на плацу. Всем разойтись.

Николай, медленно побрел в казарму. Мыться не хотелось. Зато, очень хотелось просто рухнуть на койку и лежать, глядя в потолок. Но дежурный по взводу уже загонял всех в барак, служивший и баней и просто местом помывки. Бани топили раз в две недели, а в остальное время новобранцы ополаскивали себя ведром воды, дабы смыть пот и копоть. За этим следили строго, и пытавшиеся увильнуть, в ту же ночь оказывались в карауле, в самые паршивые часы. Стоявший рядом с ним Андрей спросил:

- Ну как ты, Обухов? Почему-то ему удобнее было называть Николая по фамилии.

- Скорее бы уже помыться, - буркнул тот, - Ноги так натерты, что я еле дошел.

- Да уж, - согласился Андрей, - я думал, что вообще упаду по дороге. Хоть бы дали до утра отдохнуть, так нет же, в шесть построение.

- Ничего, зато вона ужо очередь подошла, - ответил Николай и зашел в барак.

Эти два месяца, прошедшие с момента призыва пролетели как один день. Семья новобранца жила в деревне Боголюбово, под Смоленском, и до реформы, числилась среди крепостных князя Щербатова. После реформы семье повезло, и она получила надел неподалеку от деревни, а посему им не пришлось переезжать, как его дяде, который получил земли в далекой Новороссии. Николай тогда еще под стол ходил, но это событие он помнил очень хорошо.

Помимо него в семье было еще пять детей: его старший брат Егор и двое младших - Васька и Никифор, а так же две сестренки - Агафья и Ольга. За десять лет отец смог поднять довольно крепкое хозяйство, хотя поначалу пришлось нелегко. После передела земли бывали и драки, и кражи инвентаря, и поджоги завистливых соседей. Но, со временем жизнь устаканилась. Тем тяжелее было отпускать сыновей в армию. Сначала ушел старший Егор, а потом, настал черед Николая.

Самому Николаю в армию не хотелось. Несмотря на то, что Егор, вернувшись, говорил, что год службы пролетел быстро и, заодно, в армии он научился читать и писать, да и места иные, окромя деревни повидал. И хотя читал он медленно, по слогам, в семье Обуховых он был единственным, кто разумел грамоту. Но, к словам Егора, Николай относился с недоверием. Он почти ни разу не выезжал из деревни, разве что на ярмарку в Смоленск. Но полуразрушенный Смоленск[22] не произвел на паренька особенного впечатления. В деревне же все было знакомым, и потомственный крестьянин, он прекрасно осознавал, что означает для хозяйства потеря рабочих рук. Да и отец ворчал по поводу того, что, мол, отбирают у крестьянина рабочие руки. Как жить-то прикажите и хозяйство содержать? Правда, он так же ворчал когда призвали старшего сына.

Благо служба проходила недалеко от Смоленска, и среди призывников нашлись несколько односельчан, что делало службу веселее. Как-никак, а знакомые лица. До призыва, Николай считал себя довольно крепким парнем, привыкшим к нагрузкам. Ну а как иначе, если он с малолетства помогал отцу в поле и матери по хозяйству, а с двенадцати лет, работал наравне со всеми. Но, уже с первой недели оказалось, что он глубоко заблуждался. После первого же пробега на два километра он еле выдержал темп, а дальше упражнения стали еще тяжелее. Вдобавок, днем проводились обязательные занятия чтением и письмом, которые давались Николаю нелегко. Впрочем, и другие призывники чувствовали себя не лучше. Егор, провожая брата, успокаивал, что со временем тот привыкнет, но пока, Николай все еще с трудом мог преодолеть нагрузки, которые постоянно увеличивались. Помывшись, Обухов вышел из барака и направился в казарму, на долгожданный отдых. На соседней койке уже лежал Андрей, все еще немного мокрый после купания.

- Полегчало? - спросил он у Андрея.

- Ноги все еще болят, но может к ужину пройдет, - ответил товарищ.

- Хорошо, что завтра занятия на плацу, а там бегать много не надо. Вот и передохнем, - заметил Николай.

- А про утренний марш ты забыл? - спросил Андрей.

- Ну, так енто два километра всего, и без ранцев. Я ужо попривык, - ответил Обухов.

- Ну-ну, - покачал головой товарищ, - Я, пожалуй, посплю часок, и тебе советую, - сказал он и отвернулся от соседа, поудобнее устраиваясь на койке...

За последующие восемь месяцев Николай все же привык к нагрузкам и физически и ментально. Через полгода после призыва он уже довольно спокойно прошел завершающий тридцатикилометровый марш-бросок. А двадцать километров марша, вообще, стали привычными. Заодно он научился писать, читать и стрелять. Читал он плохо, по слогам, но все же читал. Стрелял он заметно лучше, чем читал, иногда успевая зарядить ружье по три раза за минуту. Жизнь вдали от дома и от привычной среды, сделала его более самостоятельным. Хотя он часто скучал по родным и по работе на земле. Благо, служить, зная, что осталось всего два месяца, было веселее.

За время службы он сдружился со многими ребятами, в том числе из дворян, знакомство с которыми казалось невозможным, ибо те, поначалу, держались особняком. Иногда чуть ли не до мордобоя доходило. Но, коли ешь кашу из одного котелка, то волей-неволей, а подружишься. Ближе к концу службы, вечером, после отбоя в казарме, друзья делились своими планами.

- Обухов, - шепотом позвал Андрей.

- Чего тебе? - ответил Николай, занятый чисткой сапог при свете керосиновой лампы, тускло освещавшей помещение.

- Ты уже думал, что будешь делать, после окончания службы?

- А чего тут думать. Вернусь домой в деревню. Вона брат пишет, что жениться скоро и будет отселяться. Так что отцу помогать надобно.

- А я решил в армии остаться. Для начала сержантом стану, а там глядишь, и в офицеры поддамся.

- Ишь ты, - ответил Николай, - Неужто по землице то не скучаешь?

- А чего скучать то, - ответил Андрей. - Пашешь целый день и света белого не видишь. Я ведь до армии никуда из деревни не выезжал. Да и ты тоже. Здесь я хоть человеком стал. Да и нравиться мне армейская жизнь. Отец то он, конечно, не обрадуется, но окромя меня еще трое младших подрастают. Так что справятся.