Галактический штрафбат. Смертники Звездных войн - Бахрошин Николай - Страница 65

Краем уха я прислушивался к тому, что болтали по внутренней взводной связи наши доблестные десантники. А что еще делать, когда третий час нет сигнала к атаке? Только трепаться, чесать языком о зубы, бессмысленно убивая время.

Возникает философский вопрос — сколько же времени человек бессмысленно убивает за свою жизнь, дожидаясь, в сущности, только того, чтобы умереть… Но я, пожалуй, не буду развивать эту тему.

— А что ты думаешь — вот придешь ты к своему Господу и скажешь, мол, так и так…

— К нашему Господу, — строго поправил Пастырь.

— Ну, нехай! Пусть — к нашему… Вот приходишь ты, значит, к нему, весь из себя ровнее параллельных прямых, и начинаешь излагать все свои заслуги в подробностях, как в наградном листе, — разглагольствовал мой помкомвзвода Кривой. — Так и так, Господи, жил я честно, молился тебе всю жизнь, сохранял руки чистыми, а совесть — без пятен. И даже погиб за тебя на войне, то есть не прямо за тебя, конечно, за демократию Соединенных Штатов, но — при убеждениях, из–за которых оказался в штрафбате. И, значит, Господи, хочу от тебя за это следующие блага: пункт первый — пристойное жилье в райских кущах, пункт второй — материальное обеспечение по нормам старшего офицерского состава, или, как там у вас, — на уровне ангельского корпуса. Пункт третий…

— У Господа, заблудший мой брат во Христе, блага не просят, — гулким басом перебил Пастырь. — Благо у него просят, а не блага! Это все ваши мирские меркантильные измышления, что у Господа можно выпросить богатства земные, словно из сумы достать загребущими лапами. Не видят людишки дальше своего носа, золотой телец им глаза застит безбожным сверканием, вот и равняют они, убогие, самого Господа по своему образу и подобию, прости мя грешного…

— Мне, например, телец ничего не застит, — вставила Лиса. — Мне, например, на этого самого золотого тельца — хоть бы одним глазком… А то — крутишься всю жизнь, крутишься, да так и сдохнешь с отрицательным балансом на всех счетах…

— А зачем тебе положительный баланс после смерти? В раю кредитки не принимают, — встрял Профессор.

Когда–то он преподавал физику в каком–то провинциальном университете, и в его голосе до сих пор проскальзывают назидательные учительские интонации. В армии он служил ракетчиком, пока не попал в штрафбат.

— Даже «magnym platinym»? — искренне удивилась Лиса, наша взводная нимфоманка, крепкая именно задним умом. Тем самым, что ниже талии.

— Ну, разве что «magnym platinym». Эти, говорят, везде… — съехидничал Профессор. — Слышь, Пастырь, ответь боевым товарищам, как специалист, — в раю «magnym platinym» принимают или тоже мимо?

— Да ему–то что беспокоиться о земных кредитках? — снова подал голос Кривой. — У него в божьем банке открытый счет, с его–то заслугами…

— Вот черти, бесы, истые бесы, прости, господи… — пробормотал Пастырь. — У Бога, чтоб вы знали, души грешные, просят справедливости и понимания, ибо ничего другого и не нужно человеку мирскому, — начал наставлять он. — Ничего другого глупые людишки и постичь не могут куцым своим умишком. Знаешь, как в старину говорили косоглазые язычники: «Если бегемот глядит на луну, он напрасно тратит цветы своей селезенки…» А я гляжу на тебя, брат мой Кривой, и сдается мне — какой–то ты не такой уж брат мне! От таких, как ты, смешливых, — все зло и скверна! Еще когда говорил Зельфер–пророк, царствие ему небесное: «Чем угрюмых и неверующих, бойтесь насмешливых, ибо насмешка точит веру, аки река — берег…»

— Аки–каки… Иже еси на небеси… — глубокомысленно изрек Кривой.

— А еще говорил Зельфер–пророк: «Слушающий крамольные речи — сам крамолу в себя допускает, ибо крамола просачивается внутрь, как яд невидимый, незаметный, но разъедающий!»

Во всеоружии теологической мудрости Зельфер–пророка нашего Пастыря, бывшего подпольного батюшку, получившего в штрафбате соответствующую кличку, голыми руками не взять. Но, судя по вибрирующим интонациям, проповедник уже начинал горячиться.

* * *

Тоже мне — теолог–схоластик, хранитель устоев веры… Совершенно не умеет спорить. Мужик огромный, лохматый, сильный, с виду страшный, как матерый медведь–шатун, а чуть тронешь его догмы, обижается и нервничает, как ребенок. Неужели неясно, что Кривой нарочно его подначивает? Скучно ему торчать в капсуле, вот он и развлекается подобным нехитрым способом.

Что удивительно, Пастырь — отличный солдат. Быстрота, решительность, сила — всего этого у него в избытке. Да и покалякать с ним интересно, он много путешествовал, много видел и много читал. Во всем, что касается обычной бытовухи, — вполне нормальный мужик. Но как только в разговоре появляется намек на религию — все, меняется человек, словно одномоментно мутирует. Сразу становится упертым, раздражительным и нетерпимым.

Все–таки фундаментальная идея — великая сила! Это я всегда знал. Как все великие силы, она без зазрения совести переворачивает окружающее с ног на голову, не обращая внимания на последствия…

Конечно, другой бы на месте Кривого поостерегся от религиозных дискуссий с Пастырем. Больно горяч бывший батюшка и в гневе неистов до хруста костей оппонентов. Но Вадик Кривой (такая фамилия, что и клички не надо!) — это Вадик. У него, по–моему, инстинкт самосохранения отсутствует от рождения. Ну, нравится ему дергать Пастыря, как тигра за усы…

Когда–то мы с Вадиком воевали в повстанческой армии на Усть–Ордынке, и он еще там прославился рискованными выходками на грани выживания. Настоящий «человек войны». Человек, созданный для войны, человек, который живет на войне и дышит полной грудью, только когда в воздухе есть примеси напалма и пироксилина… Так что я не удивился, увидев его среди очередного пополнения «Мстителя». Раз служит — штрафбат по нему наверняка все слезы проплакал и все глаза проглядел. Удивительно другое — как он, с его явным славянофильством, оказался в армии Штатов, а не в войсках Казачьего Круга, например, или в дивизии «Русские медведи», или в каком–нибудь «Славянском легионе».

Три с половиной года назад, в сортировочном лагере на планете Урал, наши пути разошлись и я долго не имел никаких известий о его судьбе. Но — встретились. Вот уж действительно, гора с горой…

«Если гора не идет куда велено, то есть, в принципе, и другие способы!» — как утверждал некий господин Магомет, древнейший специалист по тектоническим сдвигам.

На самом деле — эта галактическая война все на свете перемешала. Все нации и национальности воюют и с той, и с другой стороны, и уже не понять — кто за какую идею. Сдается мне, Штаты, подняв в качестве знамени лозунг объединения народов и наций в единое человечество, сами не ожидали подобного результата. Объединение в чем–то даже идет, просто объединяемое человечество мордует друг друга с прежним остервенением уже на почве объединения.

«Человек — гной еси и кал еси!» — как любит говорить Пастырь, цитируя кого–то из древних пророков. Может, того же Зельфера Неистового, что в конце прошлого века спровоцировал на планете Хатанга абсолютно не божескую резню…

* * *

— А нехай так! — азартно соглашался Кривой, продолжая докапываться до экс–батюшки. — Вот ты говоришь — скверна, крамола, бойся насмешников, что точат зубы о веру…

— По зубам можно и схлопотать!

— Это как раз понятно. Но неубедительно. Давай лучше разберемся в нюансах.

Сам–то ты что хочешь от Бога? На чем строишь взаимоотношения? Я так понимаю, благо свое ты получаешь в обмен на что–то, в конкретном случае — на сумму предъявляемой праведности в пересчете на ангельскую валюту по курсу. Что в итоге означает всю ту же торговую сделку, свободный товарообмен, который есть прямая основа неприкрытого капитализма. Вот я и говорю — на небе тот же самый капитализм, потому что по–другому ни человеки, ни ангелы жить не умеют. Нет других способов, не изобрели еще иные принципы коллективного существования, кроме как втюхивать ближнему своему все с себя, из себя или из–под себя, если шибко ловкий… А ты мне — вера, совесть, аз воздам, трали–вали! А сколько стоит эта самая совесть — молчок. Какой мне с нее доход, какой в будущем процент рентабельности?