Воля богов (СИ) - Свердлов Леонид - Страница 16

   Менелай пошатнулся и не упал только благодаря поддержавшему его Одиссею. Он завертелся то в одну, то в другую сторону, беззвучно шевеля губами и разводя руками как рыбак, показывающий, какую рыбу он поймал. Строй женихов распался, и вскоре счастливый победитель остался один. Все остальные, недовольно ворча, отправились восвояси.

   Одиссей с удивлением заметил, что не чувствует к Менелаю зависти. То, что он испытал от взгляда Елены, было невероятно, ни с чем не сравнимо, но он не хотел бы когда-нибудь испытать это ещё раз. Одиссей слишком гордился своим умом, которого чуть было не лишился, постояв один миг под взглядом этих умных зелёных глаз.

   Неожиданно его кто-то схватил за локоть. Обернувшись, он увидел перед собой Тиндарея. Одиссей привык уже за последнее время к его несчастному извиняющемуся взгляду, но сейчас Тиндарей превзошёл в этом сам себя.

   -- Прости меня, Одиссей! - взмолился он.

   Одиссей спокойно пожал плечами.

   -- За что простить?

   -- Я говорил Елене, я говорил ей, чтобы она выбрала тебя, но у неё такой характер! Не сделает уже потому, что я об этом попросил. Вся в мать!

   Одиссей снова пожал плечами.

   -- Это не важно.

   -- Нет, важно! - упрямо настаивал Тиндарей. - Ты мне так помог, просто спас, лучшего зятя я и представить себе не мог, а теперь ты уйдёшь ни с чем. Я не допущу этого. Никто не назовёт меня неблагодарным.

   Одиссей хотел что-то возразить, но Тиндарей не дал ему ничего сказать.

   -- Мой брат выдаёт сейчас замуж свою дочь. Я поговорю с ним, и ты вернёшься домой с молодой невестой. Пенелопа прекрасная девушка, ты не пожалеешь.

   -- Хорошо, спасибо, - вежливо, но без энтузиазма ответил Одиссей. - Ладно, посмотрю, что это за Пенелопа.

   Гера и Афина сидели, прильнув к экрану ясновизора. "Что показывают?" - небрежным тоном спросила проходившая мимо Афродита.

   -- Потрясающие новости! - воскликнула Афина. - Ты слышала, красавица: Тиндарей выдал замуж свою дочку.

   Афродита замерла.

   -- Какую ещё дочку? - срывающимся голосом спросила она.

   -- Как какую? Ты разве не знаешь? Елену Прекрасную - самую красивую девушку в мире. После тебя, конечно.

   Лицо Афродиты покраснело от гнева.

   -- Как это выдал?! Кто ему позволил?! Что за своевольство такое?!

   Гера обернулась к ней с ироничной улыбкой.

   -- Да ты заговариваешься, красавица! Разве выдать замуж собственную дочку - своевольство? С каких пор на это надо у кого-то спрашивать разрешение? Он, правда, сперва не хотел, но Одиссей его уговорил.

   -- Какой ещё Одиссей?! - в бешенстве прокричала богиня любви. - Что он суётся не в своё дело?!

   Гера смотрела на неё с торжеством и наслаждением.

   -- А ты разве не знала, красавица, что смертные обожают влезать не в своё дело? И что это ты так разволновалась, милая? Аж вся пятнами покрылась! Или у тебя были какие-то свои планы на Елену Прекрасную? Ну, тогда извини!

   -- Идите вы все! Ничего я не разволновалась! - рявкнула в ответ Афродита и, сердито шмыгнув носом, под смех богинь побежала к себе во дворец.

   -- Она-то, дурочка, приберегала Елену для своего любимчика Париса! А невеста-то уже замужем! Вот незадача!

   -- Это я надоумила Одиссея поговорить с Тиндареем, - похвасталась Афина.

   -- Да я уже поняла. Здорово ты замаскировалась: Одиссей наверняка не догадался, что его позвал не Тиндарей.

   -- Одиссей мне нравится, - сказала Афина. - Очень умный. Для смертного, конечно - я гораздо умнее.

Филемон и Бавкида

   Между серым, затянутым тучами небом и вершиной Олимпа висела привязанная золотой цепью богиня Гера. Её муж громовержец Зевс мрачно смотрел на неё, сидя на троне. У ног Зевса, облокотившись на его колено, примостилась красавица Фетида.

   Это необычное зрелище могло бы привести в недоумение всякого. Где-то в глубине своей божественной души Гермес, возможно, отметил, что что-то тут не так, но виду не подал и поздоровался как ни в чём не бывало, вежливо кивая каждому, к кому обращался: "Привет, Кроныч! Здравствуй, Кроновна! И ты, Нереевна тоже здравствуй! Хорошего дня! Как поживаете?"

   Зевс повернул к нему тяжёлый усталый взгляд и, не отвечая на приветствие, буркнул: "С ним ещё поздороваться не забудь" и показал пальцем себе за спину.

   Только сейчас Гермес обратил внимание на тень, возвышавшуюся за спиной Зевса. Стоявший там был так огромен, что казался просто тёмным фоном, сливающимся с таким же тёмным небом, потому Гермес его и не заметил, когда вошёл, теперь же он медленно поднял глаза, потом запрокинул голову, чтобы разглядеть нового собеседника, и всё таким же спокойным, но немного дрожащим голосом сказал: "Здравствуйте, чудовищный сторукий пятидесятиголовый великан гекатонхейр!"

   Зевс поводил исподлобья сердитым взглядом, рассматривая продолжавшего казаться невозмутимым Гермеса, и вопросил, кивнув на Геру:

   -- Ну и что ты об этом думаешь?

   -- Дела семейные, - легкомысленно ответил Гермес. - Мне, холостому, эти радости не доступны.

   -- Заговор они против меня затеяли, - пояснил громовержец. - Эта, и с ней ещё пижон Феб. Связали, хотели кастрировать. Придурки! Хорошо, что Фетида предупредила...

   "Предательница! Уж и доберусь я до тебя!" - отчаянно завопила с небес Гера.

   -- А ну, заткнись! - рявкнул на неё Зевс, потрясая округу раскатом грома. - Не перебивай, когда я говорю, старая перечница! Фетида, в общем, помогла: привела гекатонхейра. Он-то этим путчистам мозги и вправил. Что озираешься?

   -- Ищу Феба нашего, Аполлона Зевсыча. Ты его, надо полагать, тоже где-то рядом подвесил.

   -- Нет, его не подвесил - он мне не жена пока ещё. Дружка твоего Аполлона я продал в рабство. Что-то не так?

   Гермес с удивлением развёл руками: "Скажешь тоже, Кроныч! Что же тут может быть не так!", и Зевс мрачным голосом уточнил вопрос:

   -- Может, ты тоже хочешь устроить заговор?

   -- Конечно хочу! Ведь ты продашь меня какому-нибудь доброму человеку, который будет со мной хорошо обращаться и не станет нещадно эксплуатировать как ты.

   -- Паяц! - буркнул Зевс, отворачиваясь. Лучик солнца прорвал облака. - Эй, Ганимед! Налей! И этому клоуну тоже - он поднимает мне настроение.

   Выпив залпом кубок нектара, громовержец подпёр голову ладонью и задумчиво сказал:

   -- Это ведь я ещё по-доброму с ними. Мог бы и в Тартар или приковать как Прометея. Только ведь то Прометей был. Титан. При всех недостатках уважения достоин, а эти... - громовержец сплюнул. - Вдвоём на одного смелые, а как увидели гекатонхейра, так сразу обделались. С ними и бороться стыдно. Ещё подумают, что я их боюсь! Кого боюсь? Аполлона?!

   Говоря это, он почему-то посмотрел на Фетиду, и та улыбнулась ему в ответ.

   "Нет, - подумала она, - не Аполлона тебе следует бояться. Бойся моего сына!"

   "Ну, это мы ещё посмотрим", - подумал Зевс.

   "Какая же ты дура, Фетида!" - не сдержавшись, подумал Гермес.

   "Да нет, не дура. Просто наивная и в наших олимпийских делах несведущая", - снисходительно подумал Зевс.

   Фетида не поняла случившегося обмена мыслями, но почувствовала смутное беспокойство от переглядок между богами и, взволнованно погладив бороду Зевса, попросила:

   -- Зевс Кронович, за всё, что я сделала для вас, обещайте позаботиться о моём сыне и защитить его в случае опасности.

   -- Конечно, Фетида, - рассеянно ответил Зевс. - Всё, что от меня зависит. Водами Стикса клянусь.

   Он расправился с очередным кубком нектара и продолжил свои рассуждения.

   -- Аполлон мне не враг. Я его быстро перевоспитаю. Если я кого и боюсь, то не богов.

   -- А смертных? - спросил Гермес.

   Зевс подозрительно на него посмотрел.

   -- Чего?

   -- Ну, если ты боишься не богов, то, значит, боишься смертных.