Имена на поверке - Багрицкий Всеволод Эдуардович - Страница 29

29

30 января 1942 г.

Леонид Шершер

«Видишь, брызги на окне…»

Видишь, брызги на окне, Это очи светятся. Гулко бродят в тишине Звездные Медведицы. Я не знаю, сколько их, В этой звездной бездне я Лишь мечтаю про твои Теплые созвездья. И, возможно, как-нибудь Синелунным вечером Я по ним узнаю путь, Чтоб дойти до встречи нам.

Москва, 7 октября 1935 г.

Ты

(Из весенних стихов об осени)

Широколистые клены с ветвей осыпают лето, Первой хрупкостью льдинок утро встречает пруд, Над миром, маем умытым, над миром, июнем согретым, Августовские созвездья в ручьях, не дрожа, встают. Осень. В такое время хочется выйти к двери. И первому встречному ветру вылиться через край. Но он, не поняв, уходит, а может быть, не поверив И не сказав, расставаясь, ласкового «прощай». За эту весну и лето мы старше и выше стали, Но мы пронесли над солнцем солнечную мечту. В глазах твоих серых весны ни разу не отцветали, И лето в твоих улыбках и в первом еще цвету. Мы снова с тобою вместе, мы снова с тобою рядом. Долго или недолго не виделись мы с тобой, Ведь, кроме тебя, дорогая, мне очень немного надо: Работы, стихов и неба, не вянущего зимой.

Девушка плачет…

Девушка плачет, плачет сухими глазами, Непрошеный ветер играет ее волосами. И ветка не к часу шутливо касается шеи Мохнатой, недоброй, колючею лапой своею. Девушка плачет и держит конверт голубой, Надписанный чьей-то чужой, незнакомой рукой… И ветер все шутит, играет ее волосами, И девушка плачет, плачет сухими глазами.

Письмо о почтальоне

Он проходит грубоватый, В рыжеватых сапогах, Тихий, смуглый и горбатый, С бандеролями в руках. Он проходит, и из окон, Перевитых кисеей, Видит он кудрявый локон, Обесцвеченный весной. Недосказанные речи, Недопетые слова, Недорадостные встречи, Неземная синева, Голубые сны и ночи. Дни. Молчанье. Тополя. Васильки. Дороги. Впрочем, Вся огромная земля. Птицы, радости, закаты У него в больших руках… Он проходит грубоватый, В рыжеватых сапогах. Он проходит через села С непокрытой головой, По-весеннему веселый, По-весеннему хмельной. На него с тяжелым стоном Псы несутся на цепях… Вот таким вот почтальоном Я мечтаю быть в стихах И нести ветрам навстречу, Хоть дорога и крива, Недосказанные речи, Недопетые слова. И пройти с огромной ношей Через тучи и грома Мимо девушек хороших, Ожидающих письма. Постучать у дальних окон И, укрытый тишиной, Увидать кудрявый локон, Обесцвеченный весной.

Январь 1935 г.

Сны

Я не знаю, надо иль не надо Сны свои рассказывать в стихах. Только возле города Гренады Я сегодня ночевал в горах. Я видал, как проходили грозы, Слышал, топали издалека, Проплывали верхом бомбовозы, Низом проплывали облака. После снов тяжелых, после боя, После гулких вздохов батарей Небо над Испанией такое, Как весной над Родиной моей. Я хожу по улицам суровый, Сплю под дребезжанье гроз. В комнате моей шестиметровой Запах пороха мадридского и роз. Из садов распахнутых Гренады, Не увядших на крутых ветрах… Я не знаю, надо иль не надо Сны свои рассказывать в стихах. Если звездными ночами снится, Как расходятся во тьму пути, Значит, сердцу дома не сидится, Значит, сердцу хочется уйти. Но оно не скажет мне ни слова, Я пойму его по стуку сам — К опаленным подступам Кордовы, К астурийским рослым горнякам Рвется сердце. Сквозь дожди и ветры Путь его протянется, как нить… …На пространстве в шесть квадратных    метров Разве можно сердце уместить? Пусть выходит сердце, как победа, Как луна к раскрытому окну, К черноглазым девушкам Овьедо, Отстоявшим пулями весну. И они, уверенны и ловки, Проходя сквозь орудийный дым, Зарядят тяжелые винтовки Сердцем сокрушающим моим.

Валентин Шульчев

Дождь

Тишина, расстрелянная громом, Молния сквозь тучи — наугад. Небо ливнем гулким и весомым рухнуло на пашни и луга, На краю весны, в зеленом мае, дождь упал на рощи и сады, молодые травы приминая тяжестью стремительной воды. И казалось, он, широкий, мглистый, ни границ не знает, ни застав, Он ревел, бригаду трактористов вдалеке от табора застав. Молнией разя и угрожая, он прошел, неукротим и прям. Он гремел во славу урожая и ручьями прыгал по полям. И потом, дотла растратив ярость, напоив тугую землю всласть, вдруг иссяк. И тучи рваный парус медленно уходит накренясь. И уже дождя литые зерна тают в обсыхающей траве. Солнечный, проветренный, просторный, блещет мир зеленым, синим, черным — радостней, чем прежде, и новей. И тогда в распахнутую озимь сходит вечер, теплый и простой. И, почти не опираясь оземь, расцветает над моим колхозом радуга в оправе золотой.