Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Стихи остаются в строю - Алтаузен Джек - Страница 24


24
Изменить размер шрифта:

Парень двадцати двух лет

Там, в туманах, в тишине, в кустах, На краю земли, в таких местах, Где кругом огня родного нет, — Там стоит он, двадцати двух лет. Ночь идет — он не смыкает глаз, День идет — он думает о вас, Думает и ночи он и дни, Будто в мире только вы одни. Все дожди в Волынской стороне Побывали на его спине. И пески от треснувшей земли Ветры прямо на него вели, — Но стоит он, смуглый и прямой. Если выпадет стране родной Час тревоги, Вспомните: Никогда, нигде Никакой беде К вам, товарищи, проходу нет, Там, где парень двадцати двух лет.

Сергей Спирт

Абхазия

Если ты не видал рассвета, Отраженного горной рекой У извилистого парапета, Перевитого синевой; Если около звонкой Бзыби Ты опять посмотрел с высоты, Как блестят чешуею рыбьей Разноцветные брызги воды; Если вновь, проходя по ущелью, Ты забыл оглянуться назад И не видел скользкой форели, Проплывающей водопад, То тогда, чтоб не даром лазить, Прикрывая рукою глаза, По петляющим тропам Абхазии, Улетающим в небеса, — Не забудь на поляне открытой, У замшелой и древней стены Покоряющей пляски джигита В однозвучной оправе зурны. И над берегом дымной Мшовны На досуге припомни потом Эти горы с надвинутым словно До бровей снеговым башлыком; Где какой-то особенный воздух, Сквозь который навесом густым Виноградными гроздьями звезды Созревают над пляжем ночным; Где преданьями жив каждый камень, Только тронь — и начнется рассказ. И над морем закатное пламя Провожает рыбачий баркас.

Вадим Стрельченко

Человек

Мне этот человек знаком? Знаком. А как же! Часто сходимся вдвоем У радиотрубы, в дверях трамвая. Он часто молод, а порою сед. Порой в пальто, порой в шинель одет. Он все опешит, меня не замечая. Мы утром у киоска ждем газет: — Ну, как в Мадриде? Жертв сегодня нет? А что китайцы — подошли к Шанхаю? А как В Полтаве ясли для детей? — (О, этот семьянин и грамотей На всю планету смотрит… Я-то знаю!) Куда ни повернешься — всюду он! Его в Туркмению везет вагон, Его несет на Север в самолете. Пусть снизу океан ломает лед… Он соль достанет, примус разведет,— Как дома, приготовится, к работе. Он обживется всюду и всегда. Сожженный солнцем камень, глыба льда — Все для него квартира неплохая. Где б ни был он, там вспыхнет свет. Где бы ни был он, там Сталина портрет. И хлеб, и чертежи, и кружка чая. А как поет он песни! Все о том, Кто водит караваны, любит дом И в облаках плывет. Сидит в Советах. Так на рояле, в хоре, на трубе Он распевает песни о себе И улыбается, как на портретах. Он толст и тонок, холост и женат, Родился сорок, двадцать лет назад. Родился в Минске, в Харькове, в Тюмени. Вот он идет по улице, гляди: Порою орден на его груди, Порою только веточка сирени. Он любит толпы людных площадей, Стакан вина и голоса друзей, Такой уж он общительный мужчина… Над буквами газетного столбца И в зеркале моем — Черты лица Знакомого мне с детства гражданина.

1939

Дом в Тортосе

Сотня птиц на каждой сосне, Сотня маленьких крикунов… И на миг захотелось мне Сбросить груз моих башмаков, И когда б не люди кругом, Я бы обнял руками ствол, — Будто в детстве, ползком-ползком До вершины сосны дошел. Я качался бы налегке, Я вбирал бы солнечный свет… Если б я не держал в руке Исполинских листьев-газет: Вот на снимке испанский дом, Над которым шел бомбовоз.. Дом с проваленным потолком, Дом — для ветра, жилище гроз. Всё — на улице: стол, и стул, И кровать, подружка любви, И тележка… Но старый мул Не везет, а лежит в крови. … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … … Дом в Тортосе. Жилище гроз. Дом для ветра… А кто в нем рос, Стал мужчиной, женился там? Граждане! За этой стеной Пели женщины по утрам, Стекла мыли, мели метлой. Братья! Дым выходил из труб: Это двигали сковороду, Так любовно солили суп, Будто благословляли еду. Я свидетельствую, что тут, Где была этажерка, там, Где стояла кровать, — Ревут — Ветры мокрые по утрам. Разрушитель! Плати за дом Рыжей хитрою головой. Я настаиваю на том, Что жильцы не спят под землей, Что зажжется лампа в окне. …Я стою с газетным листом, И припоминается мне Дом в Одессе, Дом в голубом. (Голубой воды — не стакан! Море плещется широко. К шелковице прильнул платан… Южно-южно, легко-легко.) В доме комната есть одна. Ни мимоз, ни ландышей в ней. И коврами не убрана. И вином не манит гостей. Но когда бы звонок дверной Ни нажал я, Всегда в ответ Зашуршат шаги за стеной, Двери скрипнут, зажжется свет, Выйдет, женщина… Мать. Привет! Я горжусь, что сквозь жизнь пронес Сердце цепкое, что хребет Мне не выгнул туберкулез, Что и пальцы мои крепки, Что в ответ на обиду, мать, Я сумею их в кулаки — Как и все — на винтовке сжать.
Перейти на страницу: