«Пятая колонна» Советского Союза - Шамбаров Валерий Евгеньевич - Страница 16

Опорой Бухарина становилась и молодежь. Но, естественно, не вся молодежь. Он завоевывал симпатии среди комсомольских работников, учащихся столичных вузов — а это были в основном дети элиты. Те самые «дети Арбата», которых впоследствии воспел Рыбаков. Арбата, а не провинциальных городков и сел. Своими лозунгами «демократии», семенами критики, Бухарин приобрел большой авторитет в Академии красной профессуры (откуда потом вышли многие антисталинисты наподобие Автор-ханова), в коммунистическом университете им. Свердлова, в литературном институте.

В январе 1929 г. Николай Иванович выступил со статьей «Политическое завещание Ленина». В ней не говорилось о работах «завещания», которые троцкисты в свое время пытались использовать против Сталина. Но название было вполне понятным и знакомым для партийцев, звучало открытым вызовом генеральному секретарю. Хотя Бухарин хитрил. Он не рискнул напрямую обвинить Сталина в экономических ошибках. В статье и других публикациях, выступлениях он как будто критиковал Троцкого. Предостерегал от «сползания к троцкизму». Однако бил он по тем пунктам троцкистских программ, которые совпадали со сталинскими.

Кстати, в искренности его нападок на «левую» оппозицию позволительно усомниться — если вспомнить его помощь при выезде Троцкого за границу. А 11 июля 1928 г., когда отношения между Сталиным и Бухариным еще были совершенно безоблачными (трения начались в конце лета и осенью), Николай Иванович тайно встретился с Каменевым, предложив ему действовать сообща. Говорил: «Разногласия между нами и Сталиным во много раз серьезнее всех бывших разногласий с вами». В беседе он высказывал очень грязные характеристики и в адрес генерального секретаря, и в адрес других членов советского руководства, выражал уверенность, что «линия Сталина будет бита».

Однако при этом Бухарин… перехитрил сам себя. Каменев записал текст разговора и послал Зиновьеву. А секретарь Каменева Швальбе еще и снял копию, передал троцкистам — чтобы тоже были в курсе. Но когда Николай Иванович принялся изливать желчную критику якобы на троцкистов, они оскорбились — и решили расквитаться. Опубликовали текст беседы Бухарина с Каменевым в своей листовке. Разразился скандал. Члены Политбюро были ошеломлены теми эпитетами, которыми Николай Иванович честил их за глаза, да еще и перед оппозиционером! Бухарин пробовал отвертеться, называл публикацию «гнусной клеветой». Но обратились к Каменеву, и тот подтвердил подлинность разговора.

Бухарину пришлось сознаться. Тут уж против него ополчилось все партийное руководство. ЦК осудил переговоры с Каменевым как «фракционный акт». Был однозначно сформулирован и ответ на бухаринские требования «демократии» — резолюция констатировала, что отсутствие контроля со стороны ЦК ведет к превращению государства «в бесформенный конгломерат, состоящий из феодальных княжеств, в числе которых мы имели бы княжество «Правды», княжество ВЦСПС, княжество ИККИ, княжество НКПС, княжество ВСНХ…». Бухарин, Рыков и Томский не смирились с поражением, попробовали отстаивать свою точку зрения, но в апреле 1929 г. были осуждены пленумом ЦК.

Впрочем, прорабатывали их не так сильно, как «левых». Сперва их даже «уклонистами» не называли. Только отмечали, что их взгляды «совпадают в основном с позицией правого уклона». Лишь в ноябре 1929 г., после новых выступлений, Бухарина объявили «застрельщиком и руководителем правых уклонистов». Теперь и этих оппозиционеров стали наказывать. После каждой взбучки они послушно каялись, но продолжали исподволь гнуть критическую линию. Орджоникидзе писал о Бухарине: «Он, совершенно неожиданно для нас, оказался человеком довольно неприличным. Он будет делать все от него зависящее, чтобы создать впечатление, что его обижают и угнетают, и в то же время сам всех будет мазать г…».

Но все равно, к «правым» отношение было гораздо мягче, чем к «левым». Их то выводили из Политбюро, то обратно вводили. Бухарина сняли с руководства «Правдой» и Коминтерном, но оставили за ним вторую по рангу газету, «Известия», назначили начальником отдела ВСНХ. Их не отправляли в ссылки, они по-прежнему входили в высшую советскую элиту, сохраняли кремлевские привилегии и значительное влияние. Бухарин даже каяться приучился весело, как бы с вызовом. Он, очевидно, чувствовал за собой какую-то силу, был почему-то уверен в своей безнаказанности. Порой позволял себе даже откровенно наглые выходки. Так, в 1932 г. он вместе со Сталиным был на встрече с молодыми литераторами. Перебрал лишку, и когда участники встречи попросили рассказать о Ленине, Бухарин дернул Сталина за нос и засмеялся: «Ну, соври им про Ленина». Иосиф Виссарионович очень рассердился, но смолчал — и обошлось без последствий.

Язва восьмая. ВРЕДИТЕЛЬСТВО МНИМОЕ И РЕАЛЬНОЕ

Коллективизация и раскулачивание вызвали новую, массовую волну крестьянских восстаний. Это вызвало оживление среди эмиграции, всколыхнулись надежды на падение коммунистического правительства. РОВС, БРП и другие белогвардейские организации принялись создавать небольшие отряды, посылая их через границу. Силились организовать партизанское движение в Белоруссии, Сибири, Приморье. Но у них снова ничего не получилось. Результаты ограничивались налетами на колхозы, убийствами мелких активистов. Крестьяне отнюдь не воспринимали пришельцев из-за рубежа «своими». Они выступали только за собственные права, но не против советской власти. Вооруженные группы и банды повстанцев, прятавшиеся по лесам, продержались недолго. Одних вылавливали, другие спасались поодиночке, разъезжаясь в отдаленные края, на большие стройки, где была надежда скрыть свое происхождение. А белогвардейцы, которым удалось уцелеть, пробирались обратно за кордон.

В данный период в СССР были обнаружены и подпольные структуры, связанные с заграничными центрами меньшевиков, эсеров, «Торгпромом». В 1928 г. прошел громкий процесс по Шахтинскому делу, в 1930 г. — по делу Промпартии, в 1931 г. — над «Союзным бюро меньшевиков», был раскрыт подпольный центр Трудовой крестьянской партии. В «демократической» литературе все эти дела были объявлены сфальсифицированными, основанными на «выбитых» признаниях. При этом факты, отраженные в материалах следствия и открывшиеся на судах, заведомо отбрасывались. Но, например, современный историк А.В. Шубин (причем ярый антисталинист), изучив эти факты, пришел к совершенно иным выводам. Возможно, следствие что-то «приплело» для большей убедительности, но подпольные группировки действительно существовали.

По Шахтинскому делу группу «спецов» (инженеров, мастеров, управляющих) обвинили в том, что они поддерживали связь с бывшими хозяевами предприятий, очутившимися в эмиграции, получали от них деньги, информировали о положении дел. Старались сдерживать разработку полезных ископаемых, чтобы не исчерпать хозяйские запасы, выполняли и другие заказы прежних владельцев… Но эта методика уже была отработана! В годы Мировой войны хозяева германских фирм тоже уехали за границу, а русские управляющие остались — и продолжали выполнять их указания, выезжали в нейтральные страны, где встречались с владельцами. Теперь, как уже отмечалось, Нобель, Денисов, Терещенко, Гукасов и другие российские банкиры и промышленники сохранили в эмиграции значительные капиталы, влияние. Многие из них даже вели дела с СССР — как Животовские, Шлезингер, Калашкин, Терновский, Цейтлин, Добрый, Лесин, Высоцкий, Златопольский. Да что уж говорить о возможностях бывших хозяев влиять на свой персонал, если их представители остались в советском руководстве! Бывший управляющий заводов Нобеля Серебровский возглавил Нефте-синдикат СССР, а потом Главное управление по цветным металлам, золоту и платине. Брат банкира Менжинского руководил ОГПУ. В экономическом управлении ВСНХ занимал высокую должность представитель банкирской семьи Гинзбургов…

Словом, ничего фантастического в обвинениях не было. Тем более что для «вредительства» не требовалось никаких диверсий, достаточно было выполнять свои обязанности спустя рукава. Недосмотреть за ворующими рабочими, согласиться на неправильную прокладку шурфа. «Выбивание» признаний не применялось — и 23 из 53 подсудимых вовсе не признали свою вину. Правительство шахтинский процесс не инициировало. Наоборот, проверяло. Ворошилов запрашивал у Томского, побывавшего в Донбассе, — не было ли допущено «перегибов» со стороны ОГПУ. Тот отвечал, что нет, все правильно. В результате пятерых расстреляли, большинство посадили, а четверых оправдали — доносы рабочих суд не счел достаточными доказательствами.