Арифмоман. Дилогия (СИ) - Рудазов Александр - Страница 48

Но в конце концов Эйхгорн отыскал нужную равнину. На самом юге Парибула простиралась большая проплешина. До самого горизонта — травянистая гладь, не омраченная деревьями, холмами или людским присутствием.

— Это маркиза Форенца земли, — сказал кучер. — Он свои земли распахивать не велит, селиться тоже не разрешает. Грит — неча всякому холопью мою травушку топтать-та. Во-она там, видите, замок евонный на отшибе. Живет там один, как барсук.

— На обратном пути заедем, проведем перепись, — сказал Эйхгорн. — А пока разводите костер.

— Ужинать будем, мэтр? — оживился Еонек.

— И ужинать тоже, конечно. Но главное — измерим кое-что. Так что костер разводите как можно больше, чтоб издалека виден был.

Костер был разведен на славу. Перекусив вяленым мясом и сухарями, Эйхгорн дождался заката, оставил пажа со стражником поддерживать огонь, а сам уселся в бричку и велел кучеру ехать.

— Куда ехать-то, мэтр? — степенно осведомился тот.

— Вперед. Я скажу, когда хватит.

На сей раз лошади бежали бодрой рысью, и совсем скоро огромный костер превратился в светящуюся искорку, а там и скрылся за горизонтом. После этого Эйхгорн велел развернуться и двигаться назад — очень-очень медленно, пока вдали снова не засветилась искорка.

Ее было отчетливо видно. Ночь выдалась лунная, светлая, но на земле пылал один-единственный огонек. В замке маркиза Форенца свет не горел, а больше в округе жилья не было. Так что Эйхгорн мог спокойно измерить то, что хотел — расстояние до горизонта.

Для этого дела он приспособил саму бричку. Нанес на колесо отметку белым фосфором, убедился, что та отчетливо видна в темноте, и велел кучеру медленно ехать прямо к костру.

Сам же Эйхгорн пошел рядом, исполняя роль живого счетчика оборотов. Он мог сделать механический, соорудив настоящий дорожный курвиметр, но это заняло бы слишком много времени. Так что Эйхгорн предпочел в кои-то веки приспособить свою арифмоманию к чему-то полезному.

Диаметр колеса составлял восемьсот шестьдесят три миллиметра. Периметр — две тысячи семьсот одиннадцать. Более двух часов Эйхгорн монотонно шагал, считая обороты, и когда бричка наконец подъехала к костру, он произнес в диктофон:

— Три тысячи шестьсот двенадцать.

Три тысячи шестьсот двенадцать оборотов сделало колесо. Следовательно, Эйхгорн прошел девять тысяч семьсот девяносто три метра.

Такова в этом мире дальность горизонта на ровной поверхности.

Правда, это число еще не годится для вычислений. Следует принять во внимание, что воздушная оболочка искривляет путь лучей, и горизонт отодвигается примерно на шесть процентов дальше, чем он лежит в реальности. Соответственно, дальность горизонта надо вначале разделить на одну целую и шесть сотых.

Если, конечно, состав атмосферы Парифата такой же, как на Земле… надо бы, кстати, это тоже выяснить при случае.

Разделив, Эйхгорн получил девять тысяч двести тридцать девять метров. И теперь у него были уже все данные. Дальность горизонта вычисляется по элементарной формуле — N = √2Rh, где R — радиус планеты, а h — возвышение глаза наблюдателя над поверхностью. Соответственно, R = (N/√2h)2.

N = 9,239 км.

h = 0,0017 км.

Таким образом, R = 25106 км.

Получив конечный результат, Эйхгорн дважды его перепроверил. Очень уж сомнительным он вышел. Но перепроверки дали все то же самое.

Конечно, следует учитывать неизбежные погрешности наблюдения и измерения. Реальный радиус планеты может отличаться от вычисленного на десятки, а то и сотни километров. Но даже приблизительного результата достаточно, чтобы поразиться.

Радиус вчетверо больше земного!

Теперь карта Парифата предстала перед Эйхгорном в другом свете. Он недооценил масштаб — и сильно недооценил. То, что он принимал за крупные острова — самые настоящие континенты.

Но как же так? Планета размером с Нептун, причем не газовый гигант, а сверхземля. И при этом сила тяжести, если верить ощущениям, ничуть не больше земной. Возможно, даже чуточку меньше. Как такое возможно?

На самом Нептуне сила тяжести отличается от земной незначительно — всего-то 1.14 g. Но это из-за относительно малой массы Нептуна — все-таки он газовый гигант. А здесь твердотельная планета — но с вчетверо большим, чем у Земли, радиусом. Если ее средняя плотность соответствует земной, то масса должна быть больше в шестьдесят четыре раза.

Ускорение свободного падения, которое еще называют силой тяжести, рассчитывается по элементарной формуле: g = G(M/R2), где G — гравитационная постоянная, M — масса планеты, а R — ее радиус. Если масса планеты превосходит земную в шестьдесят четыре раза, а радиус — вчетверо, то местное g должно быть равно около 40 м/с2, или четыре стандартных земных g.

Но этого явно не наблюдается.

Пока что Эйхгорну пришло на ум только одно возможное объяснение. Масса Парифата превышает земную не в шестьдесят четыре раза, а всего в шестнадцать плюс-минус немного.

Надо это проверить.

Глава 24

День шел за днем, неделя за неделей. Эйхгорн колесил на своей бричке по Парибулу, скрупулезно проводя замеры и переписывая жителей.

Ему нравилась такая жизнь. Можно никуда не торопиться, все время на свежем воздухе и много-много расчетов. Со спутниками тоже повезло — кучер оказался степенным мужичком, склонным к созерцательной философии, а стражник вообще практически не раскрывал рта. Спустя неделю Эйхгорн все еще не знал их имен — и его это полностью устраивало.

Вот еще бы пажа отослать домой — и совсем ладно. Еонек постоянно докучал со всякой ерундой, отвлекал по пустякам, задавал глупые вопросы.

Эйхгорн не любил, когда его дергали без дела.

А дело спорилось. Карта Парибула становилась все подробнее, население было переписано уже на две трети. Остался в основном Альбруин — в нем Эйхгорн решил закончить перепись.

Но он не спешил возвращаться. Работая в конструкторском бюро, Эйхгорн усвоил нехитрую истину — выполнив задание, ты будешь вознагражден новым. И неизвестно, что в следующий раз придет в голову королю Флексигласу. Хорошо, если снова что-то пересчитать — а ну как потребует настоящего волшебства?

И вообще Эйхгорн стал подумывать о том, чтобы покинуть Парибул. Здесь, конечно, тепло, светло и мухи не кусают, но его терзал исследовательский зуд. Вокруг целый громадный неизвестный мир — причем действительно громадный, во много раз больше Земли! — а он прозябает в крохотном провинциальном королевстве. Единственная достопримечательность Парибула — злополучные дома поэзии… интересно, как в конце концов с ними поступили?

Надо будет разузнать на досуге.

Но это еще успеется. Вначале нужно определиться с направлением, с транспортом, подкопить деньжат. В Парибуле над Эйхгорном не каплет, а остальная география для него пока что темный лес. По возвращении стоит наведаться в книжную лавку и купить Озирскую энциклопедию — день Малахитового Медведя давно прошел, и у казначея ждет месячная зарплата.

Двадцать шесть золотых регентеров, не хухры-мухры.

Сегодня Эйхгорн проснулся раньше всех. Обычно он старался встать на ночлег в какой-нибудь деревне или на хуторе — придворного волшебника везде принимали охотно. Детвора, правда, неизменно досаждала — требовала чудес или хотя бы сказок. Роль массовика-затейника Эйхгорну удавалась плохо, бенгальских огней и других спецэффектов он в дорогу не взял, а математические фокусы крестьянских детей не впечатляли.

Но вчера вечером до жилья не доехали — на западе Парибула крестьянских хозяйств мало. Когда-то тут были серебряные рудники, но они давно истощились. Самый последний закрылся больше века назад, и с тех пор никто не пытался здесь поселиться.

Благо места в Парибуле хватает — королевство действительно оказалось маленьким, но не таким маленьким, как раньше казалось Эйхгорну. Он еще не закончил расчеты, но по предварительным измерениям площадь Парибула — тридцать тысяч пашен. Это около четырехсот тысяч гектаров или четырех тысяч квадратных километров. Вполне себе страна — раза в полтора больше Люксембурга.