Бремя русских - Михайловский Александр Борисович - Страница 51

Командир задумчиво пожал плечами:

– Ну, вот вроде и все, Игорь. Все прочие детали операции – на твое усмотрение.

– Охрану ликвидировать обязательно? – спросил я. – Может быть, их просто связать и оставить на месте?

– А зачем нам свидетели? – покачал головой кап-раз Перов. – Тем более что эти ублюдки ничем не отличаются от охранников гитлеровских концлагерей. Ты бы стал брать в плен охранника из Освенцима или Саласпилса?

– Все понятно, товарищ капитан первого ранга, – сказал я, – я особо учту этот момент. Разрешите идти?

– Иди, – сказал командир, – и давай готовься к первому боевому заданию на американском континенте. Удачи.

– К черту, товарищ капитан первого ранга, – ответил я, – к черту!

Здесь все почти так, как у нас на Кубе: яркое солнце, белый песок, пальмы, и посреди всего этого буйного великолепия развалины и груды обломков некогда грозного форта Молтри, защищавшего вход в гавань Чарльстона.

Теперь этот форт решено отстроить заново. А потому неделю назад нас переправили сюда для разбора руин. Наша команда каторжников – это две дюжины заключенных, в основном южан, которые где-то перешли дорогу хозяйничавшим на Юге саквояжникам. Главный здесь у янки – сенатор Паттерсон.

Да-да, тот самый сенатор Паттерсон, который обманом лишил меня свободы, а мою семью – средств к существованию. Эх, как там они, мои Мария, Алисия, Исабель и Мануэль? Моему мальчугану теперь самому приходится быть главой семьи… Надеюсь, что о них кто-нибудь позаботился, или мои родственники, или родня моей покойной супруги.

Помню, как я прибыл в Чарльстон и попросил извозчика отвезти меня к Паттерсону. Там мне сказали, что сенатор (а я и не знал, что он сенатор) в отъезде и вернется через два дня. Когда я пришел туда во второй раз, тот принял меня внешне благосклонно, но когда я выложил документы по его заказу и указал на то, что мне еще ничего не заплатили, тот хлопнул в ладоши. Вошли два рослых негра, скрутили меня, потом зашли трое белых – как я потом узнал, солдат из одного из местных фортов, и уволокли в тюрьму, расположенную на территории этого форта, при этом сильно избив меня по дороге.

Через два дня состоялось заседание суда. Паттерсон на нем не присутствовал, а человек, представлявший его интересы, потрясая бумагами, кричал о подлоге и попытке шантажа почтенного сенатора. Мне даже не дали возможности найти адвоката (хотя, что уж душой кривить, денег на адвоката у меня все равно не было), а когда я попытался что-то сказать, меня попросту бросили в каталажку «за неуважение к суду».

На следующий день меня снова привели в суд, где староста коллегии присяжных, судя по акценту, янки с севера, то есть тоже «саквояжник», зачитал приговор. «Ручной» американский суд сенатора Паттерсона приговорил меня к пяти годам тюрьмы строгого режима.

С начала моего срока и до самого недавнего времени я находился в городской тюрьме Чарльстона. Каждый день меня приковывали цепью к нескольким заключенным и отводили на разные работы. То мы мели улицы, то строили дороги, то, как сейчас, разбирали оставшиеся со времен войны развалины, до которых у властей пока не доходили руки. Но, как ни странно, с товарищами по несчастью мне повезло. В нашей «chain gang» – «цепной команде» были только те люди, у которых Паттерсон и его дружки отобрали их бизнес или ферму, или те, кто посмел выступить против засилья «саквояжников». А еще было шестеро парней, попытавшихся создать «чарльстонскую милицию» по образу саваннской. Членов Клана среди нас не было – их боялись намного больше нас, и не выводили в город.

И вот нашу команду направили в форт Молтри, где мы жили в сырых казематах с плесенью на стенах и трудились по четырнадцать часов в день, разбирая завалы форта со славной историей, рассказанной мне Джоном Бакстоном, одним из «чарльстонских милиционеров».

Бакстону было двадцать три года, до ареста он был студентом на факультете истории в Дэвидсонском университете и очень любил рассказывать про свой город, свой штат и про Конфедерацию, которую он видел ребенком.

Когда-то давно, еще в семнадцатом веке, город Чарльс Таун (именно так ранее назывался Чарльстон) был самым богатым городом Северной Америки. Это был единственный город под английским флагом, который был полностью обнесен крепостной стеной, и жители чувствовали себя в безопасности, пока пират по имени Эдвард Тич, известный так же, как Черная Борода, не захватил Чарльстон и не наложил на него огромную контрибуцию. После этого случая был построен форт Самтер, с другой стороны пролива, ведущего в гавань, и пиратские нападения прекратились.

А когда американские колонисты восстали против англичан, четыреста патриотов под командованием Уиллиама Молтри переправились на остров Салливана, построили форт из местных пальм и смогли его удержать против английского флота.

Потом, уже в годы американской независимости, форт Молтри был заново перестроен в камне и занял свое место в системе обороны Чарльстона со стороны моря.

В Гражданскую войну форт Молтри вместе с фортом Самтер был разрушен пушками с кораблей янки, но так и не были ими взят. Южане продолжали сражаться даже после того, как форт превратился в груду обломков. Во время обстрелов защитники прятали немногие уцелевшие пушки в казематы, чтобы потом, при приближении кораблей янки, вытащить их наверх и вести по врагу кинжальный огонь.

После того как война закончилась, руины форта продолжали разваливаться и дальше. Постепенно между камнями начали пробиваться пальметто, те самые местные пальмы, из которых был построен самый первый форт. Но год назад было решено восстановить форт Молтри и перестроить его по последнему слову фортификации. Почти год ушел на проектирование, и вот совсем недавно янки приступили к работам по разбору завалов.

Первым делом на входы в казематы навесили тяжелые дубовые двери, а потом сюда привезли «команду Паттерсона», как нас прозвали в тюрьме, и казематы форта превратились в наше новое узилище.

Вчера по распоряжению начальника тюрьмы здесь поменяли охрану. Теперь нас охраняли пять негров-надзирателей, известных в чарльстонской тюрьме своей жестокостью. Командовал ими Джон Финбар, единственный белый в новом составе охраны. В прошлом Финбар был сержантом армии янки и ненавидел всех южан, а особенно испаноязычных «дэго».

У большинства заключенных были рубцы от их плетей. Сам Финбар никого не бил, но любил смотреть, как его подручные негры хлещут кого-нибудь из арестантов.

Например, вчера негры до полусмерти избили двоих наших товарищей: моего друга Бакстона и Джона Филлипса, тоже студента университета Дэвидсона, но, в отличие от Бакстона, весьма далекого от политики. Его «преступление» перед американским законом заключалась в том, что у его отца была торговая фирма, которая приглянулась сенатору Паттерсону. Отец Филлипса умер в тюрьме, а сам он превратился из в общем-то аполитичного юноши в человека, всеми фибрами души ненавидевшего негров и янки. Как, впрочем, ненавидели их и все мы.

Но ни надсмотрщикам ни Паттерсону от этого было ни жарко ни холодно. Ведь самый короткий срок – пять лет был у меня. Другим же оставалось не менее девяти или десяти. А самый старый член нашей «команды», Джон Данстон, уже почти отсидел свои десять лет, но за неделю до освобождения его вновь потащили в суд, где он и получил еще двенадцать тюрьмы по совершенно абсурдному и идиотскому обвинению.

Если в тюрьме нам хотя бы давали хлеб, а изредка и по кусочку жесткого мяса, то тут, вдали от начальства, Финбар распорядился, чтобы нам выдавали только по несколько вареных початков гнилой кукурузы и в придачу к ним по небольшому ковшику воды утром и вечером. Вот и сейчас, когда лязгнули засовы и всех выпустили из казематов, нас ожидало такое же пиршество. Я был последним, кто вышел из каземата, и так получилось, что я случайно споткнулся, по пути к камням, на которых было свален наш «завтрак». Это увидел Джосайя, самый жестокий из наших черных надзирателей. Он поднял свой хлыст и замахнулся.