Санкт-Петербург - Пукинский Болеслав Казимирович - Страница 46

46

И. Е. Репин видел в этом произведении «жестокий приговор самодержцу», обличительное символическое изображение царствования Александра III. Уже спустя три года после открытия монумента перед Городской думой ставился вопрос: не снести ли его вовсе? По словам Александра Бенуа, Николая II никогда не покидало желание «сослать памятник в Сибирь». История памятника на Знаменской площади имела свое продолжение. В 1927 году на гранитном пьедестале было высечено четверостишие Демьяна Бедного:

Мой сын и мой отец при жизни казнены, А я пожал удел посмертного бесславья: Торчу здесь пугалом чугунным для страны, Навеки сбросившей ярмо самодержавья.

В 1937 году памятник был снят и передан Государственному Русскому музею. В 1994 году он установлен в парадном дворе Мраморного дворца.

Кому принадлежат эти строки и из каких произведений они взяты? Прошло сто лет, и юный град, Полнощных стран краса и диво, Из тьмы лесов, из топи блат Вознесся пышно, горделиво… А. С. Пушкин (вступление к поэме «Медный всадник»). Рим создан человеческой рукою, Венеция богами создана; Но каждый согласился бы со мною, Что Петербург построил сатана. А. Мицкевич («Петербург»). …Ты дорог нам, — ты был всегда Ареной деятельной силы, Пытливой мысли и труда! Н. А. Некрасов (поэма «Несчастные»).

«Петербург — это всего лишь двор, хаотическое нагромождение дворцов и лачуг, это вельможи, окруженные поставщиками».

Д. Дидро («Записки», посвященные Петербургу).

«На пустынных берегах, откуда, казалось, жизнь изгнана самою природой, Петр основал свою столицу и сотворил себе подданных. Его страшная рука до сих пор простерта над их потомством, теснящимся вокруг августейшего памятника, и трудно сказать, защищает ли их эта бронзовая длань или грозит им».

Ж. де Местр («Санкт-Петербургские вечера»). Город пышный, город бедный, Дух неволи, стройный вид, Свод небес зелено-бледный, Скука, холод и гранит… А. С. Пушкин «Город пышный, город бедный…»

«Основание Петербурга является ярчайшим свидетельством русской силы духа, которая не знает ничего невозможного… нельзя не задуматься над чудом создания столь прекрасного города в такое малое время».

А. Л. Ж. де Сталь («Десять лет изгнания») Я Петербург люблю с его красою стройной, С блестящим поясом роскошных островов, С прозрачной ночью — дня соперницей беззнойной, И с свежей зеленью младых его садов. П. А. Вяземский («Разговор 7 апреля 1832 года») Увы! Как скучен этот город, С своим туманом и водой! Куда ни взглянешь, красный ворот Как шиш торчит перед тобой… М. Ю. Лермонтов (из письма к С. А. Бахметевой)

«Петербург вовсе не похож на прочие столицы европейские или на Москву. Каждая столица вообще характеризуется своим народом, набрасывающим на нее печать национальности; на Петербурге же нет никакого характера: иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские, в свою очередь, обыностранились и сделались ни тем, ни другим…»

Н. В. Гоголь (из письма к родным).

«Чтобы хорошо узнать Петербург, надобно посвятить ему всю жизнь свою, сродниться с ним, предаться ему душою и телом… Ни под небом Италии, ни средь развалин Греции, ни в платановых рощах Индии, ни на льяносах Южной Америки не бывает таких ночей, как в нашем красивом Петербурге. Бездна поэтов описывала и восхваляла наши северные ночи, но выразить красоту их словами так же невозможно, как описать запах розы и дрожание струны, замирающей в воздухе. Не передать никакому поэту того невыразимого, таинственного молчания, полного мысли и жизни, которое ложится на тяжело дышащую Неву после дневного зноя, при фосфорическом свете легких облаков и пурпурового запада».

А. А. Григорьев («Заметки петербургского зеваки»).

«Да, господа, жить безвыездно в Москве и потом приехать в Петербург — это значит из одного мира перелететь в другой, совершенно на первый не похожий… Я еще не осмотрелся в Петербурге, чему причиною и то, что общность его так сильно и мощно охватила мою душу, что она не в состоянии сосредоточиться ни на одной частности и рассмотреть ее. Хотя Петербург в осеннее и зимнее время не имеет и половины своего значения, являясь во всем своем поэтическом блеске только весною и летом, но я уже заколдован им. В самом деле, стоит только вскользь увидеть Неву, чтобы почесть себя перенесенным в какое-то волшебное царство…»

В. Г. Белинский (из статьи о Петербурге).

«Петербург любить нельзя, а я чувствую, что не стал бы жить ни в каком другом городе России… В Москве на каждой версте прекрасный вид; плоский Петербург можно исходить с конца в конец и не найти ни одного даже посредственного вида; но, исходивши, надо воротиться на набережную Невы и сказать, что все виды Москвы — ничего перед этим… Нигде я не предавался так часто, так много скорбным мыслям, как в Петербурге. Задавленный тяжкими сомнениями, бродил я, бывало, по граниту его и был близок к отчаянию. Этими минутами я обязан Петербургу, и за них я полюбил его так, как разлюбил Москву за то, что она даже мучить, терзать не умеет».

А. И. Герцен («Москва и Петербург»). О Север, Север-чародей, Иль я тобою околдован? Иль в самом деле я прикован К гранитной полосе твоей? Ф. И. Тютчев («Глядел я, стоя над Невой…»).

«Высокий золотой шпиль бросился мне в глаза: я узнал Петропавловскую крепость… Так вот Петербург! Да, это он, точно. Эти пустые, широкие, серые улицы; эти серо-беловатые, желто-серые, серо-лиловые, оштукатуренные и облупленные дома, с их впалыми окнами, яркими вывесками, железными навесами над крыльцами… эти фронтоны, надписи, будки, колоды; золотая шапка Исаакия; ненужная пестрая биржа; гранитные стены крепости и взломанная деревянная мостовая… эти окаменелые дворники в тулупах у ворот, эти скорченные мертвенным сном извозчики на продавленных дрожках… это она, наша Северная Пальмира».

И. С. Тургенев («Призраки»).

«Да, этот болотный, немецкий, чухонский, бюрократический, крамольнический, чужой город, этот „лишний административный центр“… этот город, прославленный будто бы бессердечностью своих жителей, формализмом и мертвечиной, а по моему скромному мнению — единственный русский город, способный быть настоящею духовною родиной».

В. М. Гаршин («Петербургские письма»).