Ищу комиссара - Двоеглазов Владимир Петрович - Страница 71

— Прошу.

Шабалин распахнул дверь, шагнул в проем и застыл на пороге. Следом ринулась Ольга Николаевна, но тоже замерла, словно окаменела. Остолбенел отец. Протиснувшийся последним десятиклассник растерянно заморгал ресницами. Игорь, почуяв неладное, бросился, расталкивая всех, в комнату и не поверил своим глазам.

Ничего не изменилось в комнате. Так же лежали на тахте смятые простыни, стояли бокалы на журнальном столике, валялась на ковре бутылка из-под шампанского, так же ослепительно освещала остатки новогодней ночи люстра с хрустальными подвесками… но Геля… Геля-Ангелина… Беличья шубка небрежно лежала в кресле, кисы стояли под письменным столом, между тумбами, а Геля… Геля-Ангелина… в ярко-малиновом платье., с расстегнутой до талии молнией на спине… белоснежная комбинация… кружева… в парчовых шлепанцах… даже их успела надеть… с растрепанными волосами… пять часов в парикмахерской… с пучком шпилек, сжатых побелевшими губами… с мужской расческой в правой руке… она стояла перед небольшим зеркалом, пристроенным кое-как на книжном стеллаже…

…Однако даже и не этой бутафории подивился больше всего десятиклассник из железнодорожной школы; он-то хорошо знал, что Геля вошла сюда за пять минут до приезда родителей Игоря, — подивился больше тому, с каким неподдельным испугом смотрела Геля, обернувшись через плечо, на ворвавшегося лейтенанта из уголовного розыска и на всех остальных, появившихся перед нею. И когда позже внизу Шабалин спросил у него: «Но куда же он ездил на „Волге“? Ты-то должен знать!» — десятиклассник ответил:

— Да ну покатались просто! Гелька сказала: поехали — ну и поехали… У них же видите какая любовь? Тристан и Изольда!

— Ты тоже ездил?

— Ну и я поехал, а чего ж…

— На Безноскова были?

— На Безноскова-то?.. — Десятиклассник задумался. — Да кто его знает, вроде все переулки объехали, черт бы их побрал! Не поселок, а лабиринт!

— Нигде не застревали?

— В каком смысле?

— Я имею в виду: нигде не буксовали в снегу?

— Буксовать-то?.. — Десятиклассник вновь задумался. — Да как не буксовать! Не Москва, сами знаете… на трелевщике только и ездить!

…Вскоре «Икарус» тормозил уже на Безноскова у дома 49… Титов, заметив автобус, выбежал на дорогу. Шабалин приоткрыл дверцу. Титов вскинул рукавицу к ушанке:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий…

— Забери Марченко и поехали! — перебил Шабалин. — Да поживее!

— Марченко! — крикнул Титов. — К ноге!.. Титов такой, Титов сякой… — пробормотал он, забираясь в теплый салон, — А чуть что — Титов на выход! Титов вперед!..

В автобус заскочил Марченко. Водитель тронул машину.

— Куда хоть едем-то? — зевая, спросил Титов.

— На кудыкину гору… Должен же где-то быть этот Лидер!

— Еще бы, — сказал Титов. — Беспременно должон где-то обретаться…

24

Отогревая за пазухой холодный тяжелый сверток, добытый из тайника, Лидер шел по жилому микрорайону, принадлежащему передвижной механизированной колонне. Узкие длинные домики-балки — вагончики с полукруглыми кровлями — вид снаружи имели невзрачный, но внутри были сделаны со всеми удобствами, сдавались рабочим и инженерно-техническим работникам ПМК полностью меблированными — даже с холодильниками и телевизорами, и как временное жилье — да еще с чисто символической оплатой — не имели себе равных; по распоряжению поссовета жили здесь и работники непроизводственной сферы: учителя и врачи — одинокие и малосемейные.

Спать никто еще не ложился. Лидер шел мимо мерцавших в окнах елочных гирлянд и телеэкранов; через открытые форточки доносились смех, музыка и вопли певцов. Ярко светилось и окно последнего в этом ряду вагончика, занавешенное капроновой тканью. Лидер, волнуясь и прижимая к груди сверток, подобрался ближе и заглянул внутрь.

В комнате были три женщины. Две из них стояли одетые у порога, очевидно, прощаясь, а третья, та, что стояла спиной к окну, вдруг резко обернулась — глаза их встретились, и хотя Лидер знал, что увидеть его нельзя, невольно присел. Наконец хлопнула дверь. Лидер отошел к углу и, выглянув из-за него, увидел, что обе женщины удаляются по дороге между рядами домиков. Выждав минуту-полторы и не заботясь более о том, что скрипит под ботинками снег, Лидер вышел из-за угла, приблизился к двери и потянул на себя ручку. Дверь не поддалась. Лидер коротко стукнул в филенку. За дверью послышались шаркающие шаги, затем щелкнул запор, и яркая, не защищенная абажуром лампочка на мгновение осветила Лидера. Женщина вскрикнула и отшатнулась: открывая, она, видно, полагала, что вернулись, позабыв что-нибудь, подруги. Лидер заскочил внутрь и захлопнул за собой дверь. Он был теперь в тесной прихожей, оклеенной светлыми обоями. Слева висели на вешалке пальто и шапка из рыжей лисицы. Дверь направо вела, по-видимому, в кухню, а прямо — в комнату. И на пороге этой комнаты стояла, закрыв рот рукой, полная, постаревшая не по годам женщина в вязаном платье-костюме, с гладкой прической рано поседевших волос, с темными кругами под глазами.

Лидер стащил с головы шапку и сказал:

— Здравствуй, Кира.

25

— Прямо! — сказал следователь.

Они миновали дежурную часть, спустились в коридор КПЗ и остановились у следственной камеры. Сержант — помощник дежурного — распахнул окованную железом дверь. Девушка вошла первой, за нею следователь, сев за стол, лейтенант предложил:

— Садитесь. — Потом обратился к сержанту: — Юлию Георгиевну вызвали?

— Да, уже здесь.

— Позовите. И двух понятых. Женщин.

— Одну-то найду, — ответил сержант. — Фельдшерицу из вытрезвителя. А вторую-то… мелкую хулиганку взять, товарищ лейтенант?

Следователь подумал.

— Давайте, — сказал он, закладывая копировальную бумагу между бланками протокола. Вообще-то административно арестованных не рекомендовалось использовать в качестве понятых, но где сейчас, среди ночи, взять других?

Девушка сидела на табурете, поджав ноги в валенках и тщетно пытаясь натянуть полы пальто на голые коленки. Продолжалась новогодняя ночь — в следственной камере, где были только стол, стул и табуретка, с маленьким, похожим на амбразуру окошком, забранным толстой решеткой.

Вошли начальник паспортного стола капитан Филатова — моложавая женщина в зеленом платье с глубоким декольте, и понятые: фельдшерица из вытрезвителя в хрустящем белом халате и какая-то неопрятная, неделю, наверное, не умывавшаяся баба, арестованная на 15 суток за мелкое хулиганство.

Девушка сказала:

— Дай закурить, лейтенант.

Следователь отложил ручку, достал из бокового кармана пачку «Беломора» и, встряхнув, протянул девушке; затем щелкнул зажигалкой. Девушка жадно затянулась. Фельдшерица — стройная молодая женщина — презрительно поморщилась. Следователь снова взял ручку и, взглянув на часы, занес в протокол время задержания: 4 часа 47 минут нового года. Потом обратился к девушке:

— Я задерживаю вас в порядке статьи сто двадцать второй УПК республики по подозрению в покушении на кражу государственного имущества. Основания и мотивы задержания вам понятны?

— Да.

Следователь записал установочные данные: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, место жительства, место работы и должность… Она отвечала четко и быстро, продолжая курить. Дойдя до графы протокола «Задержанный одет», следователь, поглядывая на девушку, словно художник на натурщицу, записал: «Пальто бордового цвета с меховым воротником черно-бурой окраски, подпушь светлая; платье коричневое; валенки черные…» Затем, недоуменно уставившись на голые колени девушки, неуверенно спросил:

— Чулки?..

— Чулок нет, — ответила она.

— Капрон?.. — переспросил лейтенант, с трудом веря в то, что в такой мороз можно быть вообще без чулок.

— Чулок нет, — повторила она и швырнула окурок на бетонный пол. — Слепой, что ли? Так подойди пощупай.

Стройная фельдшерица в изящных югославских сапожках возмущенно фыркнула. Следователь строго посмотрел на фельдшерицу и продолжал, обращаясь к девушке: