Каратели - Головачев Петр Николаевич - Страница 11

Тихон Васильевич Оньков и я выехали в Жданов для негласного опознания Москвы. Собрались под благовидным предлогом провести беседу с ним и женой. Опознавательница заявила: «Похож, но прошло почти тридцать лет, уверенно сказать я не могу».

Женщина участвовала в опознании преступников не раз и среди наших сотрудников пользовалась доверием. Тупик? Ничего не оставалось, как вызывать на беседу супругов. Тот, кто занимался розыском, поймет, как не хотелось идти на этот последний шаг: нет уверенности в том, что опрашиваемый не сбежит…

Решили беседовать параллельно в разных кабинетах. Тихон Васильевич опрашивал Москву, я беседовал с его женой. Время от времени выходили в коридор и обменивались впечатлениями. И пришли к выводу: Федот оказался не тот. Зато была исключена ложная версия.

После этой поездки настроение у нас было «на нуле». Помог воспрянуть духом Знакомый. Как-то позвонил и сообщил, что наконец вспомнил подлинную фамилию «Москвы» — Панкратов. До войны он якобы работал в Москве на автозаводе «ЗиС» стекольщиком.

Срочно выехал в столицу для работы с документами фильтрационного фонда. Обнаружилось почти двести Панкратовых.

В немецкой трофейной карточке на военнопленного Панкратова Виктора значилось, что до войны он жил в Рязанской области, а работал в Москве стекольщиком. В лагерь прибыл в 1944 году из 617-го ост-батальона. Педантичные немцы к карточке приложили фотографию. В Информационном центре СССР Панкратов фигурировал как ранее судимый. Наконец удача поворачивалась к нам лицом!

Однако в адресном бюро этот человек прописанным не значился. Почему? Умер или жил без прописки? Началась переписка с коллегами из областей, которые граничили с Москвой. И вот из Рязани пришел ответ, что Панкратов В.И. проживает в совхозе «Мишино», работает молоковозом. На присланной фотокарточке Знакомый узнал бывшего сослуживца, хотя тот очень изменился. А ведь ранее он уверенно опознал «Москву» по фотографии, сделанной немцами в 1944 году…

Для личного негласного опознания в Рязань выехала опергруппа Брянского управления вместе со Знакомым.

Поселок, где жил Панкратов, был в 140 километрах от областного центра. Туда мы и направились с местными сотрудниками лично познакомиться с особо опасным государственным преступником. Нашли предлог, чтобы привезти его в Рязанское УКГБ. Впервые в моей практике проводилось опознание преступника по голосу.

В комнате, где находился Панкратов, сидели еще трое мужчин, которых Знакомый никогда не видел. Дверь в комнату была приоткрыта. Знакомый уверенно опознал Панкратова по голосу. Именно человек с этим голосом принимал личное участие в казни девушек-партизанок. Позже он опознал преступника и визуально в городской толпе, у киоска.

Панкратов рассказал, что находился в плену в Брянском лагере. Мы поинтересовались, не встречал ли он там некоего Жирова и показали его фотографию. Опознав Жирова, он сказал: «Когда вы его забратаете, я вам помогу». Панкратову выдали повестку с отметкой для отчета, деньги на обратную дорогу. Видно было, что он остался доволен результатом поездки: вопросы о Жирове его успокоили. Выйдя из здания управления, он выпил пива и отправился на вокзал. На этом розыскная работа была закончена.

Следователи по особо важным делам Г.И. Чистихин, Е.В. Корякин, А.Г. Чистихин со своей задачей справились успешно. Панкратов был арестован, а затем и осужден военным трибуналом к 15 годам лишения свободы.

Конец коменданта

Документальный очерк

В 1941-42 гг. в Трубчевске свирепствовала целая группа палачей, о преступлениях которых я уже рассказал в предыдущей части. В этом очерке рассказ пойдет о разоблачении лишь одного из них — «коменданта». Корниченко Михаил Егорович, он же — Коренченков Михаил Григорьевич, Суслов, Юдин, в поле зрения органов госбезопасности попал вскоре после освобождения города. Почти каждый свидетель по уголовным делам на карателей и пособников назвал этого палача.

В 1947 г. Корниченко был объявлен в розыск. Первоначально было известно, что до оккупации Трубчевска под именем Костя он служил в саперной части, строившей мост через Десну. С частью отступил на восток. В ноябре 1941 г. Костя вновь появился в оккупированном Трубчевске уже как Коренченков Михаил. Документы, как выяснилось позже, он приобрел в д. Тарасовка Брасовского района.

Вскоре он поступил в полицию, где зарекомендовал себя как активный каратель. Технология расстрелов у Корниченко была простая. Надзиратели выводили узников из камер, подводили к подвалу. На ступеньках «комендант» стрелял из нагана в затылок обреченному. Каждый расстрел «обмывался». Для снятия стресса карателям выдавали спирт. Кстати, этот подонок был большой любитель спиртного и постоянно ходил «под мухой».

Розыск преступника был трудным. Большая работа была проведена среди родственников жены Корниченко — Зименковой (сама она умерла в Германии от побоев мужа). В сборе информации о «коменданте», в установлении связей разыскиваемого участвовали опытные оперработники: С.М. Стариков, И.С. Тигин и др.

Ценные сведения дал сослуживец Корниченко по полиции, сотрудничавший с органами госбезопасности, Земляк. Они были хорошо знакомы по трубчевской полиции, вместе отступали. В Белоруссии в г. Кировске продолжили служить в полиции. В Германии были захвачены наступающими советскими войсками, вместе проходили проверку в фильтрационном лагере в г. Кансберге.

Земляк рассказал, что при фильтрационной проверке «комендант» назвался своей подлинной фамилией. При этом доверительно сказал ему: «Пусть теперь ищут». Точно вспомнить названную фамилию Земляк не смог, но предположительно назвал фамилии Суслов и Юдин. Позже уточнил, что фамилия, скорее всего, начинается с буквы «С». Земляк также вспомнил, что разыскиваемый жил недалеко от г. Вышний Волочек, работал кузнецом, был женат, имел сына и дочь. В лагере был вторично призван в Советскую армию и зачислен в медсанбат как водитель.

Полученные данные подлежали тщательной проверке. Были проверены лагеря по г. Кансбергу, медицинско-санаторные батальоны, воинские части в этом районе, но все безрезультатно. Позже Земляк дополнительно сообщил, что как-то Корниченко упоминал деревню Спирово, а также назвал еще одного их общего сослуживца по полиции и земляка — Березина.

Последний был установлен в Калининской области и вызван в Брянск как свидетель по другому делу. Узнав, что его вызывает КГБ, он скрылся и перешел на нелегальное положение, боясь ответственности за службу у врага. Скованный страхом, он периодически направлял в различные органы власти письма с угрозой сжечь себя в Москве на Красной площади. В тетради на 24 листах он описал свою жизнь, приводил оправдательные доводы, а в конце приложил кровавый отпечаток ладони.

Березин долго не являлся в органы безопасности, хотя знал, что попадает под указ «Об амнистии». Вытянуть его из «подполья» составило большого труда, и это заслуживает отдельного повествования. Коротко скажем, что был проведен ряд сложных мероприятий, прежде чем удалось установить с ним контакт. Он очень нам помог, но, к сожалению, это было позже.

А пока работа продолжалась. Изучались документы из архива Министерства обороны СССР, а также трофейные документы бургомистра Трубчевского района Павлова.

Надо отметить, что последние сохранил для истории негласный сотрудник органов госбезопасности Столяров, внедренный в канцелярию бургомистра. При отступлении немцев он получил приказ подготовить архив к эвакуации. Отобрав ценное, погрузил документы на телегу. Воспользовавшись суматохой, уговорил сопровождающего, и они сбросили мешки в овраг, а сами скрылись. Встретив советские войска, Столяров передал ценный архив властям — более шести мешков.

В этих документах Корниченко упоминался несколько раз: в записи ЗАГС о браке с Зименковой М.И.; неоднократно в раздаточных ведомостях полиции; приказе Павлова о награждении его сапогами, как особо отличившегося при обороне Трубчевска 02.02.1942. Забегая вперед, скажем, что эти немые свидетели очень помогли в изобличении предателей.