Кривич (СИ) - Забусов Александр - Страница 148

   -Ну, чего примолк?

   -То водяник в гости захаживал, да с вами, балбесами, встречаться не стал, ушел. - Пояснил Некрас.

   -Нет тут никого, десятник, - оповестил один из поисковиков.

   -Добро! Идите на мельницу. Ежели там не сыщется, вернетесь.

   Веселко грузно опустился на лаву у стола, своим весом заставив заскрипеть дерево. Обозрел съестное, из кувшина неторопливо налил медовухи в глиняную кружку. Принюхавшись к запаху меда и разнотравья, в три глотка опорожнил посудину.

   -Ох, хороша зар-раза, забористая, умеешь настаивать!

   Повел глазами по захламленной выброшенным имуществом избе. Взгляд бездумно вперился в угол, где тихо как мышь сидел Удал. Во дворе к гвалту поиска добавились звуки встревоженных чем-то лошадей, жалобное ржанье. Животные расступились, подались в стороны, притискиваясь друг к другу, почти влипая к бревенчатым стенам построек. Из открытой двери избы освободился вид на настежь распахнутые ворота. В воротном проеме прорезалось новое действующее лицо, на тележке подкатившее к мельниковым угодьям. В легкую повозку прибывший впряг двух резвых лошадей вороной масти, которые почему-то шалыми глазами косили взгляд на сами ворота, при этом нетерпеливо били копытами по утоптанному летнику у самого въезда, заставляя возок с приехавшим человеком, елозиться вперед-назад.

   -О! - радостно встрепенулся Веселко. - Целый боярский тиун по твою душу пожаловал. Гармаш носом чует добычу.

   -Чего ж на двор не заходит?

   -Не твово ума дело, сами до него пошли. Руки-ноги, небось, не поотсыхают, коли уважение проявишь?

   -Было бы кого уважить!

   -Пшел, а то силой потащу!

   -Гм...

   Взглядом выпроводив обоих "собеседников" из избы, Удал сам, приподнявшись с табурета, выглянул из-за угла наружу. Смотрел, как мельник на пару с десятником встали на границе ворот, прислушался к словесной перепалке, в которой главные роли теперь играли Некрас и здоровый, откормленный как боров перед забоем мужик с глазами навыкате и полными, висевшими варениками среди растительности на лице губами.

   Что такое? Мельник задом скакнул подальше от ворот, приземлился на пятую точку, и громогласно понес такое, что у самого Удала от неожиданности и непредсказуемости момента, завяли уши, даже наверное разлилась краска на лице, если б он только мог рассмотреть себя со стороны. Мельник даже не кричал, он ревел во всю глотку:

   -Велесе гой есе, услышаси и подажди все. Ты же, сила нечистая, и мать твоя сука..., - Далее шла ненормативная лексика отдаленно похожая на привычный язык, что уши вяли, - отойди, сгинь, пропади, исчезни. Отсылаю тя на ...

   Заговор состоял из сплошной, не прикрытой ни чем матерщины, а закончился...

   -... тьфу, тьфу, тьфу! Всем гоям гой!

   Вот это был загиб! Вот это коленца в словесах! Откуда только почерпнул такое Некрас? Не водяной же такому безобразию его научил? Ё-ёо! А, что это с тиуном-то происходит? Вот это перемена, ну и рожа! Да это и рожей назвать - мягко сказать. И до того, не красавец был, а после "добрых слов" в свой адрес, и вовсе в свиное рыло оборотился! Не может быть!

   В коляске возвышалось существо серо-синего цвета кожи. Мохнатое, на пальцах рук - когти. Остроконечную голову, с прической "шишом", венчали рога. Если б не страхолюдность, ужимки на морде могли бы вызвать даже смех. Брр! Гадость какая по земле бродит. Нечистый погрозил пальцем, стегнул вожжами упряжку. Запряженные в тележку два непонятных по виду страшилища, еще недавно бывших лошадьми, дернули с места в карьер, унося основного чертяку от ворот. Десятник в процессе преображения слинял непонятно куда и как, забыв проститься с хозяином мельницы. Лошади, заметив открывшийся в воротах проход, выскочили не став дожидаться седоков, понеслись куда глаза глядят, оглашая округу ржанием, будто бежали от языков пламени на пожаре, по счастью не растоптав копытами Некраса.

   -Это что? Это как? Это почему? - отовсюду слышались голоса досмотровой команды, выбежавшей на растревоженный двор.

   Оклемавшийся мельник, уже стоя на ногах, только и смог, что перекричав общий шум, ответить:

   -Спасайтесь люди добрые! Нечистая сила округ усадьбы бродит, всех грешников хватает и в омут стаскивает. Вона, и десятника вашего утащила!

   В один миг двор опустел. Усталый, выжатый как лимон Некрас, вошел в избу. Он в самом деле выглядел так, будто в одиночку разгрузил большой обоз, до отвалу загруженный мешками с зерном. На негнущихся ногах подошел к деревянному ведерку, обеими руками, трясущимися как осиновый лист, подняв, поднес к губам, стал пить из него воду прямо через край, роняя на рубаху не то, что капли, потоки воды.

   -Ф-фу-у!

   Вытер рукавом мокрые губы и бороду, обернулся к выпавшему в осадок Удалу.

   -Вот так-то! Ни кто иной, как "Сам" тебя разыскивает. Х-хы! Из омута выполз, поганка такая. Видать здорово ты боярышню допек.

   -Так, это...

   -Ноги тебе отсюда уносить нужно, и чем скорей, тем лучше. Нечисть на подворье не зашла, потому как забор заговоренный от сей напасти. Дак, ведь не ясно на сколько заговора хватит. Сильный чертяка, только обережным загибом и отвадил. Боюсь и мне какое-то время где-то отсидеться нужда пришла. Еду я тебе в котомку соберу, одежду дам, обувку, нож, дорогу укажу, и будь здоров, не кашляй.

   -Понял, и на том спасибо.

   -Чего спасибо, чего спасибо? Пошевеливайся, давай, время дорого.

   Экипированный в дорогу Удал, покинул гостеприимный дом мельника. Сам Некрас, указав, куда идти гостю, в свою очередь зашел за ближайший куст на опушке леса, в одночасье сгинул, будто и не было его рядом еще минуту назад.

   -15-

   Страшной приметой считается,

   если черный кот разобьет зеркало

   пустым ведром.

   (суеверия)

   Суета аэропорта, постоянное голосовое доведение информации до пассажиров рейсов и встречающих прилетевших, очереди в секциях отлета и у стоек кафе, оставляли в его душе непонятный осадок. Почему? Ведь он никогда ранее не испытывал неприятия таких мест. Он вышел покурить. Летний вечерний воздух еще обдавал жаром нагретого за день асфальта.

   -Андрюша!

   Возглас привел его в чувство. У открытой настежь двери в чрево аэропортовского здания, ему призывно махала рукой женщина.

   -Андрей, сколько можно? Бросай свою сигарету, объявили посадку на рейс!

   Он выбросил в пепельницу недокуренную сигарету.

   -Куда летим?

   -Совсем тебя твоя служба доконала. Ну, давай с нами, там узнаешь. Нам там будет хорошо! И мне и дочери без тебя тоскливо. Идем.

   Кто эта женщина? Куда она его тащит, и зачем куда-то лететь? Из сознания, словно метлой вымело воспоминание, за каким ляхом он в аэропорту.

   -Я не могу. - Взволнованно ответил, понимая, что что-то во всем происходившем с ним не так, что-то неправильно.

   Помимо воли стал оправдываться:

   - У меня тут работы полон рот! Опять-таки, люди доверили и жизнь и благополучие. Я потом, попозже прилечу.

   Насупившись, она яростно посмотрела на него, буркнула "Проводи", и удалилась вглубь вокзала. Он с толпой пассажиров прошел вслед за незнакомкой, судя по всему знавшей его непонаслышке. Странно, все шли в здание аэропорта, назад никто не выходил. В людском мелькании и мельтешении едва поспевал за ее пестрым легким платьем. У стойки регистрации заметил девочку лет пяти, издали помахавшей ему ладошкой, прокричавшей:

   - Мы с мамой летим без тебя. Ты остаешься.

   Развернувшись чуть назад, находу произнесла:

   -Летим?

   -Нет, - утвердившись в своем решении, ответил безапелляционно.

   -Как хочешь! Только смотри, предстоящая ночь для тебя будет тяжелой. Постарайся пережить ее. Прощай!

   Женщина прошла регистрацию и присоединилась к девочке. Он с удивлением, только теперь понял, что регистрируют пассажиров в грузовом терминале. Водитель электрокара подогнал прицепной состав, на платформах которого плотно друг к другу были установлены открытые гробы. Люди подходили к ним, как ни в чем не бывало, укладывались внутрь скорбных ящиков. Два тощих работника терминала, издали похожих скорей на тени, чем на людей, накрывали гробы крышками, сноровисто забивали их гвоздями с двух сторон. Женщина с девочкой, на прощанье махнув ладошками, заняли место в пристанище "Груза 200". Кто они? Он не вспомнил, но душа заболела, заныла.