You raped my heart (СИ) - "salander." - Страница 68

Мужчина лишь отпускает ее, упирается рукой в стену, где только что была спина девчонки. Камень хранит тепло ее тела, и оно импульсами ударяет в его ладонь. Он сцепляет зубы. Ему противно слушать, что она тут поет о Педраде. Сжать бы ее шею руками, выбить весь дух. Из нее. Из этого пацана. Эрик вдруг со злостью вгоняет кулак в камень. Раздается хруст костей. Кристина вздрагивает. И поворачивает голову. Слез больше нет. Глаза сухие, лишь ресницы слиплись. Нос все еще красный, но это скоро пройдет. Она опухшая, но уже успокоившаяся. Так быстро. Эрик знает, что поломал ее. Знает, что она сейчас стоит и просто храбрится. Ведь все кончено. Игра закончилась. Пора возвращаться к своим.

— Доложишь Четыре?

— Непременно.

Ей хочется спросить, зачем он все это рассказал ей. Отвечал на вопросы, не послал куда подальше, зачем раскурочивал нанесенную ей рану, зачем так верно и ладно бил. Зачем все это? Но Кристина поджимает губы. В ней вдруг просыпается поразительное спокойствие. Она владеет информацией. И эту информацию она обязана донести наверх. В их стане предатель. Они подставлялись каждую секунду. И война была заранее проиграна. Теперь же шансы равны.

— У тебя есть час, чтобы уйти.

Эрик усмехается, трет ладонью шею. Костяшки руки зудят, но мужчина не обращает на боль никакого внимания. Какая хорошая, правильная девочка. Даже дает ему фору. Он улыбается. Дура она. Тотальная и непроходимая идиотка. Его надо вязать сразу, а она отпускает. Женщина. Он фыркает. Стоит и ждет, когда раздастся стук закрываемой двери. Но секунды тянутся в тишине и ничего не происходит. Он уже готов повернуть голову и посмотреть, чем девка занята. Но вдруг слышит ее голос. Тонкий, хриплый, разбитый. Сломал. Совершенно точно.

— И ты ничего не чувствовал? Совсем ничего? — и интонация болезненная, почти детская, на грани чего-то такого хрупкого. Если бы Эрик умел жалеть, ему бы было ее жаль.

Мужчина поворачивает голову, выхватывает взглядом женскую фигуру, застывшую у двери. У нее напряжены плечи и опущена голова. Эрик не видит, но убежден, что пальцами она теребит ручку двери. В воздухе повисает гнетущая тишина. Она, кажется, осколками пробивает кожу, забирается куда-то в самое горло. Даже мужчине становится неуютно. А Кристина все дрожит, да так, что руки ходуном ходят.

— А ты что-то чувствовала? — наконец, отвечает он вопросом на вопрос. И она вздрагивает как от удара.

Да, друг, кажется, ты перестарался.

Эрик кривится. Если девка в него влюблена, это плохо. А она, похоже, умудрилась втюриться. Тупая сука. У мужчины сводит челюсть. Он снова смотрит на стену. Конечно, это можно использовать. Но проблема в том, что он не хочет. Если она в него влюблена, он не хочет ее использовать. Сука. Лучше бы этой дуры не было.

========== Глава 31 ==========

Медальон болтается на шее, бьется о кожу, вызывает легкий зуд. Металл нагревается от соприкосновения с телом, вспыхивает приглушенным цветом в полутемном помещении, освещаемом лишь куцыми электрическими лампами. Кристине несколько раз приходит в голову мысль сдернуть его. Взяться за бляшку, изображающую языки пламени в круге, схватить ее пальцами и рвануть изо всей силы. Так, что маленькие звенья цепочки посыплются на пол, раздастся звон. Сталь полетит к ее ногам, отзовется осколками. Претенциозно звучит. Зато похоже на ее сердце. Такая дура.

Кристина находится в тренировочном зале. Он чем-то похож на тот, что был в Бесстрашии. Окон также нет. Единственное, стены серые, а не черные. А так — голое помещение, куча матов, сваленных в углу, мишени для стрельбы из огнестрельного оружия, груши, прицепленные к потолку. Совершенно обычный тренировочный зал. Электронное табло часов над дверью показывает два ночи. Но девушка не обращает на это внимания.

У Кристины зудят локти, запястья и костяшки. Мослы ноют особенно сильно, обжигаемые огнем ударов. Грушу перед девушкой шатает то в одну сторону, то в другую. Но Кристина не останавливается. Бьет и бьет. Остервенело, зло, отчаянно. Вкладывает в каждый удар огромную силу, словно желает искромсать тренажер перед собой. Удар и удар, и снова. Удар и удар, и снова. Удар и удар, и снова. Воздух вылетает из ее легких со свистом. Девушка приоткрывает рот, чтобы было легче дышать. Грудь ее поднимается и опадает, руки начинают дрожать. Вибрация мышц под кожей высокая и частая. Кристина осознает, что напряжена. Девушка знает причину. Это все эмоции. Ядовитые, дегтярные, черные, отравляющие все ее существо. Те самые эмоции, с которыми она не в силах справиться.

Его имя она старается не упоминать даже мысленно. Ей больно. Кристина себе не лжет. Никогда этого не умела, хотя иногда старалась. Но родившись во фракции Искренности, проведшая там всю свою жизнь до знакового шестнадцатилетия — вряд ли для нее могло быть иначе. Этот человек унизил и растоптал ее, с таким самодовольством, с таким бездушием. Ей не хватает бранных слов на саму себя, чтобы описать все разочарование, которое заполняет ей грудь. Конечно, разочарование на себя. Кристина всегда считала себя умной девушкой. И так глупо попалась. Эрик использовал ее. При воспоминаниях за грудиной режет. Кристина лишь морщится и снова бьет грушу.

Девушка упирается ладонями в колени, шумно дышит, широко раскрывая рот. Делая вдох за вдохом, так, что кожа ее четко очерчивает ключицы, капли пота стекают по лбу, черные волосы липнут к шее. Дыхание из горла рвется надсадно. Кристина устала, выбилась из сил. У нее саднят руки. Она знает, что на ее матовой коже расцветут синяки. Такие фиолетовые кровоподтеки, которые, кажется, стали постоянными спутниками ее жизни. Только на сей раз она сама в них виновата.

Кристине хочется себя загнать. Физическими нагрузками, треском мышц под кожей, физической болью, точными ударами и слабостью во всем теле, когда настолько вымотан, что у тебя дрожат колени, подгибаются ноги, и ты грудой падаешь вниз. Ей хочется стоять на четвереньках и кашлять, кашлять и кашлять. Выплевать свои легкие, свое сердце, все эти ненужные органы. Странно, что глаза у нее сухие. Как девчонки обычно реагируют на такие вещи? Плачут, истерят, рыдают. У Кристины этого нет. Даже горло не опухло. То ли вся соленая вода ушла из ее организма, то ли она сама поменялась. У нее бесстрастное выражение лица, ничего не обозначающее, и монотонные дни, сводящиеся к бесчисленной веренице ударов. Трис беспокоится. Трогает иногда ее за плечо, в глаза заглядывает. Кристина пытается улыбнуться. Выходит оскал. И лишь тогда, самую-самую кромку глаза касается что-то, похожее на влажную соль.

Кристина ломается. Играет в сильную, но ломается. И все держит в себе. Она ведь не может рассказать, выложить как на духу. Подруга ее не поймет. Да никто не поймет. Ей и так хватает всех этих подозрительных взглядов, которые на нее бросают раз за разом. Она до сих пор помнит реакцию каждого, когда стало известно об истинной личине Эрика.

- Я же говорил.

Золотые слова Четыре. Кристине даже хочется огрызнуться, ударить Тобиаса со всей силы. Потому что он не был слеп, потому что его неприязнь имеет не только личностные корни. Потому что он умен и внимателен. Потому что он видит. А она такая слепая. Девушка самой себе кажется мелкой и малодушной. Итон может праздновать победу. Но вместо этого молодой человек сжимает рот в одну линию, сводит брови, думает о чем-то, часто говорит с матерью, которая теперь внимательнее прислушивается к сыну. Тобиас был самым правым из всех. И за это Кристина его почему-то ненавидит. Эта ненависть приходящая и уходящая, просто стылые эмоции, которые рассеются, стоит лишь дать срок. Но пока они есть. Четыре не виноват. Виновата она.

- Я не удивлена.

Подруга говорит это как-то тихо и почему-то смотрит в пол. Кристине на миг кажется, что Трис Приор думает о Питере Хэйесе. Абсурдная, конечно, мысль, дикая, но и реакция на его смерть у девушки была странной. Кристина все еще помнит. Трис не спрашивает ее, откуда она знает, не берется в чем-то обвинять Эрика. Она лишь внимательно смотрит на подругу, и под кожу брюнетки заползает странное и пугающее ощущение, что Приор ведает истину. Может она не имеет никаких вещественных доказательств, тех самых пресловутых фактов, но она понимает, нутром чует, женской интуицией, что между ее лучшей подругой и тем отвратительным человеком не было все так просто, как того желали оба. Может, Трис знакомо это все, потому что в ее душе шевелились неправильные чувства. Кристине странно находиться рядом с подругой. Неуютно. Она чувствует себя обнаженной. Душой, не телом. Хотя она, скорее, выбрала бы тело. Трис лишь хмыкает да проводит пальцами по конскому хвосту. Трис — умная девочка. И Отречения в ней много больше, чем она сама думает.