You raped my heart (СИ) - "salander." - Страница 70

Напряжение лишь нарастает. Давит. Кристина всей кожей ощущает, что афракционеры готовы к решительным действиям. Джонсон темнит, просиживая ночи напролет в своем кабинете. Кристина даже не хочет знать, что там творится. Она летит в пропасть. Чернота разевает пасть. От пасти несет смрадом, гнилью и разложением. Чувство, будто черви проедают кожу. Кристина устала. Она почти сдается.

Девушка пытается поймать Юрая. В большом зале он всегда окружен людьми, на тренировках спаррингует с какими-то парнями, обхватывает брата рукой за шею и тянет на ринг, вечерами он все со своей компанией. И Кристина с ужасом осознает, что никого не знает из этих людей. Юрай вне зоны ее доступа. Девушка хочется биться головой о стену. И она все же решается на отчаянный шаг.

Она выхватывает Педрада вечером из толпы. Просто ловит за запястье, окруженного толпой незнакомых лиц. Кристина замечает лишь Зика и Марлен. Другие отпускают какие-то смешки, кривят рты, вскидывают брови. Юрай смотрит на нее хмуро, дергает руку, и его горячая ладонь исчезает из ее пальцев.

— Можем поговорить? — практически одними губами, смотря ему в глаза.

Юноша мнется, чешет рукой затылок, кидает взгляд на своих друзей. Кристина все еще помнит, как на Празднике Пяти Фракций она так же попросила его, и он с легкостью согласился. А теперь вот стоит, думает. В глазах младшего Педрада мелькает что-то странное. Но юноша все же кивает.

— Только быстро, — цедит он сквозь зубы. — Я сейчас вернусь, — бросает своим друзьям таким привычным голосом, тем самым, которым говорил когда-то с ней. Да вот только это все прошло.

— Спасибо, — лишь тихо говорит Кристина.

Они отходят в сторону, туда, где меньше людей. Но девушка тянет юношу дальше, из большого зала, где слишком много лишних ушей и совершенно нет личного пространства. Юрай нехотя подчиняется. Они сворачивают за угол, и лишь тогда Кристина останавливается.

— Прости меня, — выдыхает девушка, едва развернувшись к Педраду лицом.

— За что?

Парень не настроен с ней говорить. Она понимает это сразу. Стоит, засунув руки в карманы, перекатывается с пятки на носок, смотрит на нее сверху вниз и едва ведет головой. Она сама виновата. Сама.

— За то, что так вела себя с тобой. Ты этого не заслуживаешь.

— Да что ты.

Ядовито-то как, непривычно. Кристина лишь со свистом втягивает носом воздух. Она понимает, что у нее дрожат пальцы, и сжимает руки в кулаки. Она слабая. Слишком слабая. Если Юрай ее оттолкнет, то это просто доломает. Наверное, тогда она разрыдается. Но Кристина держится, смотрит юноше в глаза.

— Юрай…

— Послушай меня, Кристина, — перебивает он ее. — Я не хочу быть вечной заменой кому-то. Особенно Эрику. Не вешайся на меня, когда тебе плохо, когда тебе больно, когда ты запуталась. — Он качает головой, как-то с сожалением, собирает волосы своей пятерней на затылке. — Ты — хорошая девушка, но я — не игрушка, понимаешь? Подумай, определись. Мне надоело быть вторым вариантом.

Он смотрит на нее еще секунду, а потом разворачивается на пятках, чтобы уйти размашистым шагом, оставить ее одну.

— Юрай, пожалуйста!

Но мужская фигура уже исчезает за поворотом. Кристина прислоняется к холодной стене. Ладони у нее дрожат неудержимо, по щекам — влага. Девушка закусывает губу. До боли. До крови. Но это не отрезвляет. Кристина сползает по стене в самый низ, скрючивается на полу, подтягивает колени к груди и ощущает, как на нее обрушиваются рыдания. Они душат и душат. Ее трясет, колотит. Это жестоко. Это так больно. Но она сама виновата. Каждым своим поступком, каждым своим выбором. Наивная девчонка, ничего не знающая о жизни. Вот кто она такая. Растоптанная, маленькая, потерявшаяся, лишившаяся любой поддержки и опоры. Она не хотела так. Она всего лишь запуталась. Разве за ошибки не прощают? Разве не дают второй шанс? Юрай не жесток. Он всего лишь ценит себя. А она — ничто. Пустота.

Кристина не знает, сколько времени так сидит, глухо плачет, пряча опухшее лицо в ладонях. Она знает, что вся продрогла, а коридор поразительно пуст. Юрай не возвращается и не приходит. Так ведь не бывает. Жизнь — не сказки. Эрик оказался предателем, а Юрай не принимает ее с распростертыми объятиями. Ей пора стянуть с глаз розовые очки наивности. Пора стать жестче и сильнее. У Кристины все еще зудят костяшки от ударов о грушу, кости продрогли от долгого сидения на холодном бетонном полу, и лицо все расплылось солью и водой.

Девушка добредает до общей ванной, умывается, приводя себя в относительно божеский вид. Нос у нее распух, глаза красные, губы дрожат. Кристина вцепляется ломаными пальцами в раковину. Стоит, чуть наклонившись вперед, и сипло дышит. Только не реветь снова. Слезы ведь не помогут. Просто сделать вдох, а затем выдох. Дышать, дышать. Как бы херово не было, стоит дышать. И не плакать.

Кристина возвращается в спальню, когда стоит уже глубокая ночь. Она почти не раздевается, падая на кровать в одежде, пропитанной ее потом еще с утренней тренировки. Ее волосы все растрепались, короткие, торчащие ершом. Время от времени она все-таки шмыгает носом, потом переворачивается на спину и долго смотрит в серый потолок с трещинами, кое-где покрытый плесенью. Вот какова теперь ее жизнь.

Война идет.

Комментарий к Глава 31

Конец второй части. Осталась еще одна.

========== Часть III. Глава 32 ==========

— Ты изменилась.

Кристина поднимает голову, отрываясь от созерцания ножа, порхающего в ее пальцах. Сталь блестящая, хорошо заточенная, острая. Трис садится рядом, упирается руками в деревянную поверхность скамьи, чуть наклоняется вперед и смотрит на свою подругу.

— У тебя все хорошо?

Кристине почему-то становится тошно. Ее лучшая подруга сидит здесь, задает такие простые, человеческие вопросы. Нормальные, такие, как и положено. Волнуется, беспокоится. А она, Кристина, лишь чувствует раздражение. Девушка знает, что изменилась. И, кажется, эти изменения необратимы, столь чувствительны для окружающих. Кристина думает, что стала злой, негодной, какой-то гнилой. Она все больше тренируется, бьет и бьет грушу, сдирая себе кожу на костяшках пальцев. Стреляет в тире, ощущая отдачу в мышцах. Кажется, получается лучше. Кажется, пуля попадает ближе к центру. Но девушка понимает, что ее нарушенная координация движений все еще при ней, что как она ни старайся, пуля не летит в самое сердце мишени. Кристина чувствует себя бесполезной. Злится, остервенело бросает пистолет в сторону, слыша с каким грохотом холодный металл приземляется на бетонный пол, и отзвук разносится по всему помещению. Гулкий, громкий, отдающийся набатом в ушах.

— Да, — все же отвечает девушка, возвращаясь к ножу. Ручка у него красивая, рифленая, с выгравированной головой волка.

У Трис выбиваются светлые пряди из высокого хвоста. На щеке алеет полоска царапины, ногти обломаны, губы искусаны, одежда примята, а кое-где даже застывает грязь. Приор выглядит как солдат войны. Только оружия в руках не хватает. Тяжелого, большого, смертоносного. Кристина кривит губы. Нет больше тех двух девочек, что впервые столкнулись взглядами в поезде, везшим их в самое сердце фракции Бесстрашие. Нет больше той девочки в сером с пучком волос на голове и в растянутой одежде не по фигуре, приятной, слегка застенчивой. Нет больше той девочки в черно-белом с улыбкой на устах и правдой на языке. Трис умеет причинять боль ближнему своему. Кристина так много лжет. Поменялось все.

И самое ужасное, наверное, заключается в том, что Кристина больше не чувствует в Приор свою истинную подругу. Так, разговоры, какая-то информация, гуляющая по штабу, и больше ничего. Стоит задуматься, почему Тори Ву знает о ее связи с Эриком, а лучшая подруга – нет. Кристина думает, что Приор не поймет. Осудит. Доложит. Сдаст. Трис слишком правильная. У нее мир черный и белый, у Кристины он стал цветастым. И больше всего в нем красного, такого ярко-алого, что ей больно режет глаза.

— У вас с Юраем все хорошо? Вы не общаетесь.