Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина - Страница 139

Алекс понимала, что готовят её к чему-то качественно иному, чем она раньше не занималась. Но обучение всё продолжалось и продолжалось, а новых заданий от Родерика не поступало. За два года, что Алекс прожила в Швейцарии, он всё время проводил в соседнем Цюрихе, по нескольку раз в месяц приглашая её прошвырнуться по местным увеселительным заведениям или съездить по делам в Париж в «языковую школу». В одну из таких поездок, из прессы, услужливо подсунутой Родериком, Алекс узнала, что уже две недели как командир Туми арестован ирландскими властями.

— Вот чёрт, — выругалась она. — Опять? И что дальше? Кто теперь будет начальником штаба?

— Не твоя забота, — отвечал Родерик, — Если не хочешь отправиться вслед за Туми, сиди в своём Шлирене тихо и не высовывайся. Ты поняла меня? Никакого больше Дублина, я всё про тебя знаю.

Подобные увещевания на Алекс действовали слабо, только вызывали желание ещё больше поогрызаться.

— Хоть в Шлирен, хоть в Швехат. Хочешь, я перееду туда?

— Зачем? Где это вообще?

— В Австрии, в десяти километрах от Вены, как и Шлирен в десяти километрах от Цюриха. Буду жить, так сказать, поблизости от мест боевой славы, назло всем полицейским. Как тебе идея?

— Бредятина, — отмахнулся он.

— Да что ты? Между прочим, в Париж мне приходится ездить через Базель. Тебе никогда не приходило в голову, что меня могут легко вычислить, сопоставить с подвигами Карлоса и НФОП, а потом просто взять и арестовать?

— Ну, и что ты от меня хочешь? Между прочим, Швейцария тихая страна. Миллионы мечтают жить там. Чего ты выпендриваешься?

— А то, что я дважды здесь засветилась. В Базеле и Женеве с Халидом и тем покойным сионистом, а потом в Цюрихе с Карлосом. Так может мне вообще переехать в Вену для большей надежности?

Устав с ней спорить, Родерик только и сказал:

— Я тебя уверяю, в Шлирене ты в безопасности. Никто тебя не ищет, никто не знает, кто ты, потому что в последние два года ты грамотно не светилась. Ты профессионал, Алекс, нам за это платят достойные гонорары, на которые мы может позволить себе и Швейцарию, а если ещё хорошо поработаем, то и Монако.

Алекс его мечтания не разделяла.

— Лучше поеду я.

— Куда?

— От тебя подальше в Шлирен. Будет работа, скажешь, не будет — тогда не беспокой.

— Да ладно тебе, — ободряюще произнёс он. — Задержись немного. Это же Париж. Лучше отдохнём, сходим по девочкам, а?

Алекс смерила его хмурым взглядом и спросила о том, что её интересовало с тех самых пор, как он стал её блад-дилером:

— Я надеюсь, ты не пользуешь этих девочек, перед тем как прислать ко мне?

— За кого ты меня принимаешь? — изобразил Родерик самый невинный вид, какой мог принять, — разумеется, я делаю это после.

— Скотина ты, Рори. — беззлобно, скорее, со скукой в голосе заметила Алекс. — И пить тебе надо меньше.

— Я снимаю стресс. У нас с тобой очень нервная работа. Не хочешь больше девочек, сходим в более широкопрофильное заведение, снимем тебе мальчика. Что скажешь?

— Мальчика? — апатично повторила она. — И что мне с ним делать?

— Ну, ты даёшь. Тебе виднее, что делать с мальчиками.

Алекс только равнодушно вздохнула:

— Я давно похоронила второго мужа, уже и не помню, что с кем делать и для чего.

— Ну, если всё так запущено, — протянул Родерик, скабрезно улыбнувшись — я готов оказать свои услуги.

— Да иди ты.

— Тогда откуда эта хандра?

— Мне противопоказано безделье, если ты ещё не понял.

Родерик только раздражённо вздохнул.

— Вот что ты за человек? После Вены ты получила такие деньги. И что ты с ними сделала? Нет, ты мне скажи, что.

— Я плачу ими за квартиру.

— А ещё?

— Ещё купила машину, чтобы ездить в Париж.

— Развалюху ты купила, а не машину. Могла бы найти куда лучше. Квартиру тебе оплачивает управление, так что не надо прибедняться. Может, ты копишь на что-то?

— На что?

— Откуда я знаю, я просто хочу понять, что ты делаешь с деньгами.

— Храню на счёте.

— И все?

— И все.

Родерик только ухмыльнулся, как будто вёл беседу с блаженной:

— Это запущенный случай. Ты же не умеешь жить себе в удовольствие.

— Не умею, — охотно призналась Алекс.

— Может, хочешь переехать на историческую родину? Оттого все эти разговоры про Вену, Цюрих и прочее? Если хочешь, только скажи, управление тебе подыщет хорошую квартиру, где-нибудь в Штутгарте.

— Ты совсем дурак? — почти испуганно вопросила Алекс.

— А что не так? — не понял он.

— Два месяца назад в тамошней тюрьме убили троих красноармейцев, и ты мне предлагаешь ехать в страну, где царит полицейский террор?

— Ну, на счёт террора ты сильно загнула. Это Фракции Красной Армии были дикими неприкормленными террористами. За это и сели.

— А умерли тоже за это? Рори, я знаю, что те красноармейцы были фанатиками-революционерами по складу ума, а значит, не вполне душевноздоровыми и общественно опасными. Но это не повод без суда и следствия убивать людей ночью в тюрьме, а потом говорить, что один заключенный, чтобы подставить надзирателей, пару раз пальнул по стенам, чтобы изобразить следы борьбы, сам разбросал гильзы, а потом сам застрелил себя в затылок. Рори, ты как представляешь себе самоубийство стрельбой в затылок, да ещё с расстояния тридцать сантиметров? На кой чёрт такие выверты? Не бывает у людей таких длинных и гибких рук. Другая, говорят, ударила сама себя в грудь ножом четыре раза. Это что такое? Откуда в одиночных камерах, где каждый день обыск, может затесаться пистолет с ножом? На кого рассчитана такая наглая ложь?

— Слушай, — попытался успокоить её Родерик, — ты же умная девочка. Да Баадера, Энслил и Распе убили, но ты же должна понимать почему. Накануне палестинцы угнали самолет и в обмен на девяносто одного заложника потребовали освободить четырех красноармейцев. Заложников в Могадишо освободили, а красноармейцев убили, чтоб никому больше в голову не приходило угонять самолеты из-за уголовников.

Алекс не верила своим ушам:

— А я ведь, такой же уголовник, как и они, — сообщила она Родерику, — только с другой политической программой.

— Да брось обижаться. Я ведь сказал, как видят ситуацию власти ФРГ. А для них красноармейцы опасные уголовники, которые если выйдут на свободу, то начнут опять жечь супермаркеты и базы НАТО. Кому это надо? Правильно, никому.

— И поэтому власти решили не вести переговоров с угонщиками самолета?

— Тактика — развёл он руками.

— А если бы угонщики убили всех до одного, почти девяносто человек? А они ведь готовы были это сделать и убили-таки одного, когда поняли, что власти заговаривают им зубы и не собираются выполнять требований. А угонщики, между прочим, были куда гибче, потому что переносили срок ультиматума просто до не приличия много раз. На этом они и проиграли, раз дали понять, что не хотят убивать заложников и умирать сами. И нам говорят, что террористам плевать на жизни людей? А, по-моему, властям на них плевать не меньше, если не больше. Они ведь не ведут переговоров с террористами, они ведь не собираются терять лицо даже ценою почти сотни жизней. Рори, я видела тот репортаж по телевизору, когда капитан Махмуд вывел стюардессу к выходу, и она зачитала письмо канцлеру. Знаешь, что она написала? А я хорошо помню. «Мы знаем, что нам придется умереть. Но, может быть, лучше умереть, чем жить в мире, где важнее оставить в тюрьме девять человек, чем спасти девяносто одну жизнь. Я не думала, что существуют такие люди, как члены немецкого правительства, которые несут частичную ответственность за нашу смерть». Рори, и после этого ты предлагаешь мне ехать жить в эту фашистскую страну? Да там хуже, чем при Гитлере, потому что всё лицемерно донельзя. При нацистах хотя бы честно заявляли, что немецкая нация важнее отдельного человека.

— Ты не драматизируй так, все же пассажиры с того рейса остались живы, спасибо спецназу.

— Не все, а девяносто из девяносто одного. А могли бы полечь все, если бы угонщики успели взорвать бомбу. Это, по-твоему, оправданный риск?