Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина - Страница 164

Папа стал заметно серьёзнее, но все же доброжелательно улыбнулся:

— Что же мы стоим в такой темноте? Пойдемте на свет, поговорим о ваших трудностях.

— Я право, не смею вас отвлекать своими мелкими проблемами.

— Нет-нет, если проблемы есть, их не надо замалчивать, а нужно решать. Пойдемте отец Матео, вместо мрачных подземелий поднимемся ввысь, поближе к небу.

На крыше Апостольского дворца было тихо и спокойно, а главное, безлюдно, только легкий ветерок теребил полы сутаны, не мешая своеобразной прогулке. Отец Матео старался припомнить, когда ему доводилось так близко видеть папу римского да ещё говорить с ним. Но кроме пары общих аудиенций и времён, когда Климент XII был ещё семинаристом, он припомнить не мог. Потому, что такого с отцом Матео не происходило никогда. И что-то подсказывало, что вряд ли повторится впредь.

— Так что там у вас случилось с епископом Марцинкусом? — поинтересовался папа.

Собравшись с мыслями, отец Матео произнес:

— Все началось в 1972 году, когда ИРД продал контрольный пакет акций Католического банка Венето Роберто Кальви.

Мурсиа намеренно произнёс именно этот набор названий и имен. Он хотел понять сейчас, какого мнение понтифика на сей счет, ведь официально он его так никогда и не озвучивал.

— Да, это было печальное событие, — без тени улыбки произнёс он, — Многие тогда в епархии были обмануты и понесли убытки. Тогда я приехал в Рим, чтобы рассказать о случившемся лично папе, но он попросил меня принять эту сделку как должно, потерпеть ради Церкви. Я не смел возразить ему, ведь я был всего лишь патриархом Венеция, и что я мог знать об истинных причинах той сделки? Если папа просил потерпеть, значит это действительно было необходимо во благо Церкви.

Какой чистый и наивный человек. А может просто дисциплинированный? Он просто не допускал мысли, что папа может сделать что-то во вред не только Церкви, но и веры. Для Альбино Лучани предательство папы было просто невозможным.

— В то же день, — продолжал Иоанн Павел, — я попытался поговорить о продаже банка с епископом Ортинским. Но он спросил, неужели сегодня у меня больше нет важных дел, а если есть, почему бы мне ими не заняться и дать ему заняться своими. Вот и все объяснение сложившейся ситуации вокруг банка. С ними я и вернулся в Венецию.

— Значит, вы все же говорили об этом, — понуро произнёс отец Матео. — Простите мне мое маловерие, я считал, что вы просто не интересовались этим вопросом.

— Как же я мог не интересоваться тем, что епархия лишилась льготных суд для больниц и приютов? Но епископ Марцинкус недвусмысленно указал, что это не моё дело.

— Да, — кивнул отец Матео. — вполне в его духе. Я лишь простой священник, со мной зачастую он вовсе отказывался говорить.

— А какой ваш интерес к епископу? — поинтересовался папа.

— Помимо вопросов дисциплины конгрегация занимается и имущественными вопросами, — пояснил Мурсиа. — Когда Католический банк Венето был продан, и духовенство епархии слало в Ватикан жалобы и протесты, их читал я. Мне же и поручили опросить епископа Марцинкуса в первый раз после того как его допрашивали следователи из ФБР.

— ФБР? — поразился папа. — Пресвятая Дева Мария, но почему они?

— Это была какая-то тёмная история с поддельными облигациями. В Штатах считали, что их приобрёл Ватикан, вернее ИРД, заранее зная, что эти бумаги фальшивые. Если честно, я не имею ни малейшего понятия, чем окончилось то дело. Я говорил с епископом Марцинкусом только о продаже Католического банка Венетто. Странно, но тогда он сказал мне, что не говорил с вами и вообще вас не знает.

Папа ничего не ответил, но было заметно, что это замечание задело его. А отец Матео продолжал.

— Та беседа состоялась по инициативе кардинала Бенелли, когда он был ещё архиепископом и занимал пост заместителя статс-секретаря. Но тот разговор с епископом Марцинкусом в сути ничего не дал. Даже его признание, что он состоит в совете директоров багамского филиала Банка Амвросия, ничего не изменило.

— Да-да, я читал об этом в «Мире», — признался папа, что очень порадовало отца Матео — значит, Сарваш старался не зря. — И что же, епископ Марцинкус даже не отрицал этот факт?

— Как и то, что он дружен с Микеле Синдоной.

Папа зашептал молитву, настолько его поразило это известие.

— Если честно, — продолжал отец Матео, — я был уверен, что на той же неделе епископа Марцинкуса отправят в отставку. Но этого не случилось. Ещё до того как произошёл крах Синдоны, я был вынужден просить епископа Марцинкуса о приёме. Но встретился со мной его заместитель, который сейчас под следствием. От него я и узнал, что ИРД обладает шестнадцатью процентами акций Банка Амвросия, который, по моим данным, находится сейчас в очень шатком положении, а его владелец Роберто Кальви на грани ареста.

— Да-да, я уже слышал об этом.

— Правда? — удивился отец Матео и вовремя спохватился, чтобы не задавать лишних вопросов — папа не обязан ему на них отвечать.

— Кардинал Бенелли рассказал, что против Банка Амвросия работает комиссия Банка Италии, — честно признался папа. — Возможно, речь идёт о сговоре и манипуляции на бирже Кальви при посредничестве епископа Марцинкуса.

— Я бы добавил, что может встать вопрос не только о сговоре, но и о взятке.

— Вы сможете это доказать? — с надеждой вопросил папа.

— Я всего лишь простой священник из конгрегации по делам духовенства. Но это мог бы сделать любой финансовый инспектор, будь у него доступ к отчётности ИРД.

Папа призадумался. Не сложно было догадаться, о чём. Теперь он, Альбино Лучани, папа Иоанн Павел, вправе решать, какова будет политика ИРД, и кто ответит за преступления прошлого. Это даже не вопрос личной мести Марцинкусу и Кальви, скорее поиск справедливости.

— Я не хочу вдаваться в подробности и давать оценки, — произнёс отец Матео, — скажу только факты. Епископ Марцинкус пользовался безграничной поддержкой папы Павла VI, и потому воззвать к его совести было совершенно невозможно. Теперь папа вы. Ещё я хотел бы рассказать вам…

И он поведал историю об украденном, восстановленном и снова спрятанном докладе архиепископа Ганьона, о многих фактах злоупотреблений и коррупции, что выявил он сам и прочие служащие конгрегации. Не один епископ Марцинкус был грешен. По сути, вся курия прогнила изнутри, потому и некому было её очистить. Отец Матео надеялся лишь на одного человека.

— Но почему же восстановленный доклад так и не попал в Павлу VI? — недоумевал папа.

— Наверное, потому, что его ему просто не доставили.

— Как же такое может быть?

— Спросите у кардинала Вийо, доклад изначально был отдан ему. Хотя я сомневаюсь, что кардинал вам ответит. В Ватикане есть своя цензура, хотя вы, наверное, и так об этом знаете.

— В каком смысле цензура? — переспросил папа.

— Она наложена на вас, разве вы не в курсе? — Но понтифик не понимал, о чём говорит отец Матео и тот пояснил. — Ваши речи и обращения, по протоколу их должны стенографировать, но сейчас почему-то не делают этого. Их должны печатать в «Римском обозрении» и передавать по Радио Ватикана, но почему-то тоже не делают этого.

— Правда? — изумился папа. — Я право слово, но обращал на это внимания. Но почему так происходит?

Отец Матео пожал плечами:

— Наверное, ваши речи по-миссионерски близкие и понятные прихожанам, в Ватикане считают профанацией и упрощением.

— Но для кого нужнее слово Божие — десятку куриальным кардиналам или миллионам прихожан? Нет, я не понимаю, — было видно, что папа возмущен открывшимися фактами, и отец Матео решил подкинуть в топку дров.

— Я слышал от своих бывших сослуживцев по статистическому бюро, что сейчас конгрегация католического образования изымает все бумаги, связанные с вашим обучением — вашу диссертацию, ваши заметки о папских энцикликах. Сейчас все это свозят в Секретный архив.

— Но зачем?

— Я не могу знать это наверняка, но подозреваю, что вашу биографию постараются переписать в угоду курии. Здесь вас считают не просто необычным папой, какого ещё не было в Ватикане. Курия считает вас папой глубоко неправильным. Все что они хотят, так это переделать вас под канонический образ, который не будет противоречить собирательному образу пап в целом.