Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина - Страница 49

… и из Реймса:

— Почему вы не вмешались, когда молодые люди начали раскуривать в соборе гашиш?

— Но что я мог поделать?

— Сразу же выгнать кощунников.

— Но их было человек десять.

— Тогда вы должны были вызвать полицию, а не допускать, чтобы святотатцы начали мочиться на стены и сношаться на полу. Это же Реймский собор, в нём принимали помазание французские короли, в нём причащалась Жанна д'Арк.

— Да, но ведь всё могло быть куда хуже…

Куда ещё хуже отец Матео расспрашивать не стал. Ему не хотелось знать.

Но самый дикий случай произошёл, что было крайне неожиданно для Мурсиа, в Мексике. В руки отца Матео попала кинопленка с записью служения мессы в храме Божьей Матери Гваделупской. На ней было запечатлено, как архиепископ Гомес на алтаре закалывает ножом черную козу. Цепким взглядом отец Матео сразу отметил, что распятие в храме перевернуто, что является главным атрибутом хорошо знакомой ему по старым временам чёрной мессы, на которой священник-отступник обыкновенно приносит животное в жертву демону Азазелю. Но вот неувязка: архиепископа Гомеса от Церкви никогда не отлучали. Более того, эту кинопленку прислал в Ватикан сам архиепископ в качестве демонстрации служения нового чина мессы в правильной, по его мнению, трактовке.

Этот фильм продемонстрировали совету кардиналов на очередном заседании конгрегации, и архиепископа Гомеса поспешили вызвать в Рим вовсе не для похвалы за новаторство. Беседу с ним поручили отцу Матео. Архиепископ был явно недоволен тем, что опрашивать его будет всего лишь священник, а не равный по сану, и потому с отцом Матео держался дерзко и высокомерно:

— Я вам ещё раз объясняю, месса служилась в День Искупления…

— А я ещё раз вам повторяю, — не сводя чёрных глаз с архиепископа твёрдо произнёс отец Матео, — что День Искупления, не христианский, а иудейский праздник.

— Величайший иудейский праздник, — не унимался тот. — В Израиле его соблюдают даже светские евреи.

— И много в Мехико евреев? Может в вашем городе им не хватает синагог?

— Левит, глава 16, - решительным тоном произнёс архиепископ Гомес, всем видом показывая, что тяжёлый взгляд отца Матео его не страшит.

— И что?

— Левит, глава 16. - снова повторил архиепископ, будто укоряя отца Матео в незнании Священного Писания.

— И возьмет двух козлов, — начал монотонно читать по памяти отец Матео, — и поставит их пред лицем Господним у входа скинии собрания; и бросит Аарон о обоих козлах жребий: один жребий для Господа, а другой жребий для отпущения. И приведёт Аарон козла, на котораго вышел жребий для Господа, и принесёт его в жертву за грех, а козла, на котораго вышел жребий для отпущения, поставит живаго пред Господом, чтобы совершить над ним очищение и отослать его в пустыню для отпущения.

На архиепископа Гомеса эта точная цитата впечатления не произвела, и потому отцу Матео пришлось задать ему самый животрепещущий вопрос:

— Ваше высокопреосвященство, мне надо полагать, что на пленку не попал второй козёл, на которого вы возложили все грехи паствы? Если не секрет, куда вы его отпустили? Вроде бы в окрестностях Мехико нет пустыни. Может вы кинули козла отпущения в жерло Попокатепетля? Достойное соединения мезоамериканской и древнееврейской традиций.

— Вы не понимаете о чём говорите, — затараторил на эту издёвку архиепископ. — Это древняя традиция, она упоминается в Библии, она служится по сей день…

— Иудеями, а не христианами.

— Вы умаляете значение Ветхого Завета? — пошел он в контратаку. — Да будет вам известно, что в декларации «Об отношении Церкви к нехристианским религиям» сказано, — и он начал медленно и степенно цитировать документ Второго Ватиканского Собора, — что католическая церковь никоим образом не отвергает того, что истинно и свято в этих религиях, и с уважением относится к этим нормам и доктринам, которые, хотя они во многом отличны от ее собственных установлений и предписаний, всё же несут в себе лучи той истины, которая просвещает всех людей.

— Тогда вам стоит снять архиепископское облачение, пройти гиюр и исправно ходить в синагогу.

Тут страсти начали только накаляться, и архиепископ заносчиво произнёс:

— Вы что, не слышали о комитете по связи между католической церковью и международным иудейским комитетом по межрелигиозным консультациям? Да будет вам известно, что комиссия призывает обогатить христианское мышление с помощью лучшего понимания той или иной реальности в иудаизме.

— Да будет вам известно, — так же отвечал ему отец Матео, — что новым чином мессы забивание козла в церкви не предусмотрено. Никогда ранее в христианской церкви не лилась жертвенная кровь, потому как слишком много её было на языческих капищах. Господь уже принёс жертву на кресте за грехи всего рода человеческого. Мы прощены в Иисусе Христе. Почему бы вам не отпустить грехи каждого, как и положено, на исповеди? Зачем вам ещё и козел?

Отец Матео понимал беспомощность своих слов. Что такое новый чин мессы? Это разрешение делать что хочешь. Потому прихожане отныне и причащаются кока-колой, потому и архиепископ режет козла. Отец Матео уже успел узнать о немалом количестве случаев, когда мессу исказили до неузнаваемости в угоду новому чину. Вином из чаши причащались через соломинку — так гигиеничнее, так разрешил сам папа. В африканских церквях больше не пел григорианский хор, вместо него играли местную музыку — отбивали ритм на там-тамах, тот самый ритм, каким местные колдуны обычно призывают к себе демонов. В Европе вместо органа уже играла электрогитара на манер популярных эстрадных песенок — так понятнее и современнее.

Церковь сделала слишком широкий шаг в сторону общества, но общество не пошло навстречу Церкви. Говоря с бывшими коллегами по статистическому бюро, отец Матео узнал, что число прихожан повсеместно начало сокращаться. Люди не хотели идти в обмирщенную церковь, в ней они больше не видели спасения.

Многие священники, с кем проводил беседы отец Матео, позже предстали перед конгрегацией, где их пожурили, наказали больше не своевольничать и отпустили домой. Но самый неожиданный жест сделал папа. В его заявлении было сказано, что отныне женщины в Римско-Католических церквах могут раздавать причастие, независимо от того, монахини они или нет. Вот так глава Церкви непогрешимый в вопросах веры за год сменил одно своё мнение на прямо ему противоположное.

Что до архиепископа Гомеса, то отец Матео с удивлением узнал, что его, как и многих, не лишили сана, не наложили временный запрет на службу, не сослали для покаяния в монастырь. Его лишь пожурили и наказали больше не резать козлов на святом месте, где Дева Мария явилась крестьянину Хуану Диего в 1531 году и явила чудеса, после которых даже язычники-ацтеки без всяких увещеваний миссионеров начали массово креститься. И на этом месте архиепископ Гомес сам того не осознавая, перестав различать добро и зло, предал смерти живое существо в угоду тёмным силам.

Отец Матео настаивал, что храм Божьей Матери Гваделупской необходимо заново освятить после поругания. Но его не слушали.

— Вы слишком остро реагируете на подобные вещи, — мягко успокаивал его монсеньор Ройбер.

— А как я должен реагировать на поругание христианской веры его же служителями? Как должен реагировать на святотатства, если нет греха страшней, чем хула на Господа?

— Я понимаю вас, понимаю… Но, отец Матео, подходите к этому проще, без эмоций, иначе вы рискуете перегореть на этой работе.

Но Мурсиа, будучи христианином, не мог заставить своё сердце стать каменным. От порыва уйти обратно в монастырь его удерживало только обязательство перед Фортвудсом оставаться при Ватикане единственным стражем врат Гипогеи.

От полного разочарования отца Матео спасали лишь беседы с кардиналом Оттавиани, которому он некогда помог с написанием критического рассмотрения нового чина и разоблачением секретаря-фальсификатора Агустони. Восьмидесятиоднолетний слепой старец, отстраненный от всех важных постов после ссоры с папой, любил приглашать на чай, как ему казалось, молодого священника, чтоб за чашечкой, которую Мурсиа всегда бесшумно выливал в горшок с фикусом, обсудить последние новости и обменяться мнениями. Что удивительно, кардинал Оттавиани больше слушал Мурсиа, чем наставлял его, видимо, подсознательно чувствуя у кого из них за плечами больший жизненный опыт. Но в этот раз, видимо, ощутив отчаяние собеседника, кардинал решился на долгие поучительные рассуждения: