С мыслями о соблазнении - Гурк Лаура Ли - Страница 65

успеть объясниться.

– Дейзи, однажды ты спросила, почему люди ломают себе жизнь ради таких

вещей, но, несмотря на то что это случилось и со мной, я не могу дать тебе

ответа. Полагаю, просто наркотики притупляют нравственность. Это

единственное объяснение, которое я могу дать.

– Значит, в скандальных газетенках писали правду. – Она повернула к нему

лицо, желая использовать сие обстоятельство против него, уязвить Себастьяна

его прошлым, но не смогла.

Несмотря ни на что, она все еще любила его и не могла произнести жестокие

слова, чтобы его ранить.

– Да, – ответил он. – Безумные гулянки, выпивка, азартные игры – не было

порока, которого бы я не вкусил. Почти все, что ты слышала или читала обо

мне, – правда. Но кокаин… это было тайной. Об этом не знает никто. Никто,

кроме моего друга Сент-Сайреса, английского доктора, живущего в Италии, и

нескольких швейцарских монахов.

– Доктора? Так ты пытался вылечиться? – Дейзи еще только задавала этот

вопрос, а ей уже захотелось стукнуть себя по голове. Он зависим. Подобно

алкоголикам. Он никогда не вылечится.

– Мне пришлось, – признался Себастьян. – Однажды, я принял слишком много,

и это едва не убило меня. Когда я очнулся, доктор, за которым посылали, сказал, что если я продолжу принимать кокаин, он погубит меня, и только что будучи

на волосок от гибели, я понял, что должен остановиться. Для отвыкания доктор

порекомендовал подыскать уединенное местечко в швейцарских Альпах…

монастырь, на худой конец. – Себастьян попытался выдавить улыбку. – Я, и в

монастыре. Можешь себе представить?

Дейзи чуть было не улыбнулась в ответ, но вовремя одернула себя.

– Продолжай, – закрыв глаза, жестко отрезала она. – Закончи рассказ, чтобы я

могла уйти.

– Три года я провел, преодолевая свою зависимость. Я никому никогда об этом

не рассказывал, даже Матильде, но твой отец пил, и я подумал, ты имеешь

право знать, что и у меня есть подобная слабость.

Усилием воли Дейзи заставила себя взглянуть ему в глаза. И когда сделала это,

нежность, что она увидела в них повергла ее в смятение. В душе начала

подниматься надежда… глупая, глупая надежда. Она ощутила, как к ней

возвращается прежний оптимизм, круша недавно и с таким трудом возведенные

барьеры.

– Ты все еще принимаешь наркотики?

– Нет, Дейзи. Я не принимал их три года. Но будет честно признаться, что эта

жажда навсегда останется со мной. Когда нечто подобное случается с тобой,

обратного пути уже нет. Это как потерять невинность, – тихо проговорил он,

легонько проводя кончиками пальцев по ее щеке.

Дейзи напряглась и отпрянула от его прикосновения. Себастьян опустил руку.

– Единожды сделав этот шаг, – продолжил он, – ты меняешься навсегда. Но я

клянусь тебе, что никогда больше не прикоснусь к кокаину.

– Не уверена. – Вспомнив об отце, она попыталась погасить в себе надежду,

задавить ее прежде, чем она возьмет верх.

– У тебя есть полное право не доверять мне, Дейзи, но я уверен, как ни в чем

другом, что больше никогда не стану принимать кокаин. Понимаешь, в тот день

в Италии, когда я переборщил с дозой, я понял, что умираю… я чувствовал, как

это происходит со мной. – Поежившись, он прижал руку к груди. – Такое

чувство, словно две противоборствующие силы тянут меня в разные стороны,

одна вверх, другая вниз.

– Рай и ад?

– Мне показалось, что так. Я знал, не спрашивай, откуда, но знал, что мне

полагается выбрать, какой из них уступить. Но я отказывался выбирать. Я

сражался, Дейзи, сражался изо всех сил за жизнь, но когда очнулся, уже не мог

вспомнить почему.

Оказалось, что без кокаина я больше не могу писать. Я старался, но всякий раз,

лишь стоило сесть за печатную машинку, потребность в наркотике мучила меня

столь невыносимо, что писать становилось невозможно. В конце концов я

перестал даже пытаться. И считал, что больше никогда не возьмусь за перо. У

меня пропала жизненная цель. – Он замолчал. – А потом появилась ты.

Дейзи почувствовала, как его нежный голос пробил очередную брешь в ее

броне.

– Мне нужно идти.

Она ждала, что он станет спорить. Он не стал.

– Хорошо, – тихо согласился Себастьян и отступил.

Ее пронзило горькое разочарование, но Дейзи не могла допустить, чтобы

Себастьян это заметил. Развернувшись, она потянулась к дверной ручке, но его

голос вновь ее удержал.

– У меня есть еще кое-что для тебя.

Оглянувшись через плечо, Дейзи увидела, как он развернулся и подошел к софе.

Себастьян взял со стола рукопись. Когда с нею в руках он подошел к Дейзи, та

покачала головой.

– Не нужно. Я больше не помогаю тебе.

Он остановился прямо перед ней.

– Дейзи, для меня в жизни не было ничего важнее писательства. Прочее же:

кокаин, разгульная жизнь – все это существовало лишь потому, что я был

убежден – это нужно для творчества. Такое вот подспорье, уловки, я привык

убеждать себя в том, что пока они есть, я могу работать. Отказавшись от

кокаина, я бросил писать, уверенный, что никогда не смогу заниматься этим без

наркотика. Но потом, как я уже говорил, появилась ты. Ты заставила меня

писать. Ты докучала мне, принуждала и третировала.

Дейзи не удержалась, чтобы не возразить:

– Я не третировала тебя!

– О, еще как. И соблазняла, – с улыбкой добавил Себастьян, – и отказывалась

ставить на мне крест, когда сам я давно уже это сделал. Каким-то образом твой

оптимизм, упорство и сладостные поощрения, – он умолк ровно настолько,

чтобы, наклонившись, запечатлеть поцелуй на ее губах, – заставили меня

поверить, что я смогу писать вновь. Но до твоего отъезда я продолжал верить,

что не могу обойтись без помощи извне. Я считал тебя своим последним

наркотиком, своим подспорьем, своей уловкой. Когда Матильда узнала о нас и

настояла, чтобы я отослал тебя домой, это было все равно, что отказаться от

кокаина и вновь начать все с чистого листа. Я думал, что слишком нуждаюсь в

тебе, чтобы отпустить. Но когда ты назвала меня зависимым, я понял, что

обязан доказать себе, что смогу жить без каких бы то ни было наркотиков и

писать без всякой посторонней помощи. Когда ты уехала, я отыскал в себе

силы, о которых и не ведал, и закончил книгу. Мне пришлось наконец доказать

себе, что я могу писать без всякого подспорья.

– Разумеется, можешь, – прошептала Дейзи. – Это всегда было внутри тебя.

Тебе не нужен кокаин. Не нужно никакого подспорья. Тебе… – Голос ее

сорвался. – Тебе не нужна я.

– Вот тут ты ошибаешься. Ты нужна мне больше, чем можешь себе вообразить.

Вот почему я посвятил эту книгу тебе.

– Мне?

– Да, цветочек, тебе.

– Но… но ты же никому не посвящаешь своих книг. Ты сказал, это просто

сопливые сантименты.

– Да, пускай, но для этой книги я сделал исключение. – Себастьян перевернул

рукопись так, чтобы она смогла прочитать первую страницу.

«Посвящается Дейзи, моему вдохновению, моей любви,

моей причине, чтобы жить.»

Из ее горла вырвался всхлип.

– Знаю, – добродушно заявил он, кивая в знак согласия. – Это сопливо и

сентиментально. Но мне нравится. А кроме того, это правда. Впервые я рад, что

так отчаянно тогда боролся за жизнь. Потому что сейчас у меня появилась

причина жить. – Рукопись отлетела в сторону и с глухим стуком ударилась об

пол, а Себастьян поймал руки Дейзи в свои. – Я люблю тебя, цветочек.

Она услышала собственный голос:

– Но я помню, как ты говорил Матильде обратное.

– Я не понимал этого, пока ты не уехала. Черт, я так давно утратил веру в

любовь, что даже не мог вспомнить, на что она похожа. Я считал тебя лишь