Ярость и рассвет - Ахдие Рене - Страница 4

– Сынок, ты…

– Дай мне письмо, – повторил Тарик.

С мрачным смирением эмир протянул сыну свиток.

Знакомые каракули Шарзад, написанные такой же, как и обычно, властной и тяжелой рукой, плыли по странице. Тарик прекратил чтение, когда она начала обращаться прямо к нему. Извинения. Слова сожаления о ее измене. Благодарность за его понимание.

Достаточно. Он не мог этого выдержать. Не от нее.

Он смял край свитка в кулаке.

– Ты ничего не можешь сделать, – повторил эмир. – Свадьба – она сегодня. Если у нее получится… если…

– Не говори так, отец, прошу тебя!

– Это должно быть сказано. Это правда, неважно, насколько жестокая, она должна прозвучать. Мы обязаны справиться с этим как семья. Твои тетя и дядя не смогли пережить утрату Шивы, и посмотри, что произошло после смерти их дочери.

Тарик закрыл глаза.

– Даже если Шарзад выживет, мы ничего не можем поделать. Все кончено. Мы должны принять это, какой бы сложной ни казалась ситуация. Я знаю, что ты к ней чувствуешь; я полностью это осознаю. Тебе понадобится время. Но потом ты поймешь: счастье можно найти и с кем-то другим, поймешь, что в мире есть и другие девушки. Со временем ты увидишь, – сказал эмир.

– В этом нет необходимости.

– Что ты имеешь в виду?

– Я уже все понял. Полностью.

Эмир удивленно взглянул на сына.

– Мне ясны твои доводы. Все. А сейчас я хочу, чтобы ты понял мои. Я знаю, что в мире есть и другие женщины. Я знаю, что, возможно, смогу найти своего рода счастье с другой девушкой. Со временем, думаю, многое может произойти.

Эмир кивнул:

– Хорошо, Тарик, это к лучшему.

Рахим ошарашенно смотрел на них.

Тарик продолжил, и серебро мерцало в его глазах.

– Но ты должен понять и это: не важно, сколько идеальных девушек я встречу на своем пути, для меня существует лишь Шарзад. – Сказав это, он бросил свиток на пол и, повернувшись на каблуках, распахнул двери ударом ладоней.

Рахим обменялся с эмиром задумчивым взглядом, прежде чем последовать за Тариком. Тем же путем они вернулись обратно во двор, и Тарик жестом показал, чтобы привели лошадей. Рахим молчал, пока к ним не подвели обоих коней.

– Какой у нас план? – мягко спросил он. – У тебя же есть хотя бы какой-то?

Тарик помедлил.

– Ты не обязан идти со мной.

– Ну и кто теперь глупец? Неужели ты единственный, кто любит Шази? Кто любил Шиву? Мы можем не быть одной крови, но они навсегда останутся моей семьей.

Тарик повернулся к другу:

– Спасибо тебе, Рахим-джан.

Более высокий долговязый парень улыбнулся Тарику.

– Меня еще рано благодарить. Нам по-прежнему нужен план. Скажи, как ты намерен действовать? – Рахим колебался. – Ты и вправду можешь что-то сделать?

Тарик поджал губы.

– До тех пор, пока правитель Хорасана дышит, всегда есть что-то, что я могу сделать… – Его левая рука опустилась на рукоять элегантно изогнутого меча, висящего на бедре. – И я уверен: лучшей линии поведения быть не может.

Разделенные вуалью

Шарзад сидела одна в своей комнате, в центре высокой кровати, заваленной подушками, покрытыми яркими тканями. Кровать окружал тонкий занавес из паутинного шелка, который необычайно свободно раздувался от малейшего дуновения воздуха. Она сидела, прижав колени к груди и обвив пальцами лодыжки.

Ее карие глаза неотрывно следили за дверью.

Девушка оставалась в таком положении бо́льшую часть ночи. Каждый раз, когда она хотела рискнуть и встать с места, нервы грозили выйти из-под контроля.

«Где же он?»

Она громко вздохнула и сжала ноги руками еще сильнее.

Вскоре паника, с которой она упорно боролась последний час, начала угрожающе надвигаться, стремясь к ней, как молот к наковальне кузнеца.

«Что, если он совсем не придет увидеть меня сегодня?»

– О господи, – прошептала она, нарушив полную тишину.

«Тогда получится, будто я всем соврала. Я нарушила все до единого обещания».

Шарзад покачала головой. Стук сердца нарастал у нее в ушах, и каждый вдох давался ей все с бо́льшим трудом.

«Я не хочу умирать».

Эти жуткие мысли подтачивали хладнокровие, толкая ее вниз, в бездонную пропасть ужаса – кошмара, с которым она могла до сих пор справиться.

«Как баба переживет, если меня убьют? А Ирза?

Тарик».

– Прекрати! – Ее слова отразились эхом в зияющей пустоте. Конечно, это было глупо, но ей просто необходимо что-то, да что угодно, чтобы хоть на мгновение заполнить мучительную тишину звуком.

Она прижала руки к вискам и усилием воли загнала нарастающий ужас назад…

Назад, в огороженное сталью место в ее сердце.

И тогда дверь с тихим скрипом отворилась.

Шарзад уперлась ладонями в мягкую подушку.

Слуга шагнул в комнату, сжимая в руках тонкие восковые свечи с алоэ и амброй, которые источали слабый аромат и мягкий свет; секундой позже за ним последовала девушка с подносом еды и вином. Слуги, разложив то, что принесли, покинули комнату, даже не взглянув в сторону Шарзад.

Через мгновение на пороге появился халиф Хорасана.

Прежде чем войти в комнату и закрыть дверь, он помедлил, как будто раздумывая над чем-то.

В бледном сиянии свечей его тигровые глаза казались еще более задумчивыми и отстраненными. Когда он отвернулся от света, контуры его лица скрылись в тени, заостряя черты.

Неподвижное выражение лица. Холодное и грозное.

Шарзад запустила руки под колени.

– Мне сказали, твой отец служил моему, будучи одним из его визирей. – Его голос был тихим и сдержанным. Практически… добрым.

– Да, сеид. Он был советником вашего отца.

– А сейчас он работает хранителем.

– Да, сеид. Хранителем древних текстов.

Он повернулся к ней лицом.

– Весьма значительное изменение статуса.

Шарзад подавила признаки зарождавшегося раздражения.

– Возможно. Он не был визирем очень высокого ранга.

– Понятно.

«Ничего тебе не понятно».

Она ответила на его взгляд, надеясь, что мозаика оттенков ее глаз скроет мысли, носившиеся у нее в голове.

– Почему ты вызвалась добровольно, Шарзад аль-Хайзуран?

Она не ответила.

Он продолжил:

– Что заставило тебя сделать такую несусветную глупость?

– О чем вы?

– Возможно, это был соблазн выйти замуж за короля. Или тщетная надежда стать той единственной, которая разрушит проклятие и покорит сердце монстра. – Он говорил без эмоций, пристально наблюдая за ней.

Сердце Шарзад застучало боевыми ударами.

– Я не страдаю такими заблуждениями, сеид.

– Так отчего же ты вызвалась? Отчего готова лишиться жизни всего в семнадцать?

– Мне шестнадцать, – бросила она на него косой взгляд. – И я не понимаю, почему это имеет значение.

– Ответь мне.

– Нет.

Он помедлил.

– Ты понимаешь, что могла бы умереть из-за этого.

Хватка ее пальцев стала почти болезненной.

– Меня не удивили ваши слова, сеид. Но если вы действительно хотите ответов, моя смерть не поможет вам в этом.

Какая-то искра промелькнула по его лицу, задержавшись в уголках губ. Она исчезла слишком быстро, не дав ответа о том, что это было.

– Я полагаю, нет. – Он замолчал и, казалось, снова задумался.

Она видела, как он отодвигается и вуаль тени ниспадает с резких углов его профиля.

«Нет».

Шарзад, встав с кровати, шагнула к нему.

Когда он оглянулся, она подошла ближе.

– Я сказал тебе. Не думай, что станешь той, кто разорвет порочный круг.

Шарзад стиснула зубы.

– И я вам сказала. Я не страдаю какими бы то ни было заблуждениями.

Она все приближалась, пока не застыла на расстоянии вытянутой руки от него, ее решимость была непоколебима.

Он остановил взгляд на ее лице.

– Ты уже утратила право на жизнь. Я не ожидаю… чего-то большего.

В ответ Шарзад потянулась к украшенному драгоценностями ожерелью, все еще висящему на шее, и начала его расстегивать.