Червонная Русь - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 66

– Я не пойду! – Прямислава вытерла слезы жестким расшитым рукавом и решительно тряхнула головой: – Никуда от тебя не пойду! От Каина и то жена не ушла, а ты не Каин, ты не убивал, я не верю! Если видели тебя там, значит, бес перекинулся, а я не поверю! Даже если бы сама тебя увидела с тем ножом, все равно не поверила бы!

Бояре вздыхали, а отец Ливерий молчал, грустно и нежно глядя на Прямиславу.

Дни осады шли медленно, и каждый казался целой неделей. Ни к той, ни к другой стороне не подходило подкрепления. Князь Владимирко со своими воеводами и с Юрием Ярославичем нередко проезжал вдоль города, но, несмотря на готовность белзцев, ни одного приступа не было. Не желая терять людей, Владимирко послал в Киев жалобу на братоубийцу и надеялся, что киевский князь встанет на его сторону. Тогда и Турова можно не опасаться, потому что не пойдет же Вячеслав Владимирович против родного отца! А уж если киевский князь потребует выдачи убийцы, все отцовское наследство соберется в руках Владимирка без единого сражения.

Ростислава посещала мысль сделать вылазку и разметать стан не ожидающих подобной дерзости звенигородцев, и его кмети с десятниками были на это готовы. Но трех десятков для такого дела было мало, а в том, что его поддержат жители Белза, Ростислав теперь не был уверен. В их умах всходили буйные ростки сомнения, и Ростислав не знал, как их оттуда выкорчевать. Да уж, одним ударом ножа неизвестный убийца избавил Владимирка от обоих братьев!

Но откуда у настоящего убийцы взялся этот нож? Да, чеканное изображение Михаила Архангела с краткой молитвой украшало шлем Ростислава, и хотя такого ножа у него не было, он вполне подошел бы к его снаряжению. И кто мог видеть князя там, где его не было, да еще и узнать в лицо? Без вмешательства дьявола тут не обошлось!

Многие расспрашивали Заваду и его двух товарищей, которые видели убийцу и говорили с ним, но те не могли дать толкового ответа.

– Темно же было! – отвечал Завада Наседке и Крушилу, которые пришли его допрашивать с целой толпой любопытных. – Я только и видел, что человек вроде.

– Xal Человек! Уж верно, не свинья была! А лицо-то, лицо?

– А лица не мог разглядеть.

– А росту он был какого? Высокого?

– Да нет вроде, чуть повыше меня.

Вопрошатели переглянулись: Ростислав был чуть повыше Завады.

– А голос?

– Да он не говорил, а шептал только. Где же тут разберешь?

– Ну ты скажи, мог это быть князь Ростислав? Мог или нет?

– Да хоть епископ Симон! – в отчаянии отвечал измученный Завада. – Отстаньте вы от меня, ради Христа! Ну не знаю я, не знаю!

Но этот ответ многим казался подтверждением. В городе начиналось подспудное брожение. Припасов еще хватало, никто пока не голодал, но ходили слухи, что кто-то уже разбирает на дрова старый амбар. Первая удаль утихла, вид осаждающего войска, обложившего город со всех сторон, давил на сердце и ослаблял дух. Уже у многих шевелились тревожные мысли, что князь Владимирко способен держать осаду хоть целый год и белзцы без приступов и пролития крови окажутся так ослаблены, что в конце концов их возьмут голыми руками. Воображению рисовалась участь поверженных городов: сожженные дома, дым над некогда оживленными улицами, вой собак над трупами и длинные вереницы пленных, которых уводят, чтобы продать за Греческое море… Уже все были уверены, что помощь ниоткуда не придет, что Белз брошен один на один со своей злой судьбой… И если князь, которого они выбрали, действительно братоубийца, то Бог не помилует их город!

Работать в осаде никто не мог и не хотел, народ целыми днями толкался под воротами, на маленьких площадях перед церквами. Торг был постоянно забит, хотя торговли не было, а тут и там какой-нибудь умник, взобравшись на телегу, держал речь то за князя Ростислава, то против.

Так прошло дней пять или шесть, и однажды Прямислава увидела из окна горницы, как мимо двора Яна Гремиславича идет целая толпа. Впереди шли Крушило и Наседка, и все были так возбуждены, что гул долетал даже до горницы. Прямислава бросилась вниз по лестнице, догнала толпу, пробралась через двор и первой влетела в гридницу. Ростислав, видимо, собрался куда-то идти, потому что она почти налетела на него на пороге; увидев ее встревоженное лицо, он схватил ее за плечи и хотел спросить, в чем дело, но тут и сам услышал шум во дворе.

Крушило и Наседка вошли первыми и держались так важно, что Прямиславе стало ясно: ничего хорошего они не скажут.

– Послушай, Ростислав Володаревич, что народ решил! – начал Крушило. – Помощи нам ждать неоткуда. Князь Владимирко осаду не снимет, пока убийц не получит. Народ решил: надо ему убийц выдать.

– Меня, значит? – сурово спросил Ростислав и положил руки на пояс. – Сами меня звали княжить, клялись почитать как отца, а теперь струсили?

– Нам, княже, о детях надо думать! – отчасти виновато добавил боярин Аким Желанович. – Неладно вышло, ты уж не взыщи. Народ решил послать к князю Владимирку: пусть крест поцелует, что возьмет убийц, а больше никого не тронет.

– Так ведь нет здесь убийц! Кто это? Завада с Будилой? Они только рядом стояли, что с них спрашивать? А меня и вовсе там не было!

– Не знаем, княже! – Немир Самсонович развел руками. – Видит Бог, я тебе верю, как самому себе. Но решаю-то не я здесь, а князь Владимирко!

– Пусть князь Владимирко судит, если говорит, что доказательства твоей вины у него есть, – добавил староста Осьмун. – Если нету их, то ничего он тебе не сделает. А нам в осаде век сидеть, пока все с голоду не передохнем, тоже не годится.

– А еще народ надумал княжну Юрию Ярославичу отдать, раз уж он ее муж! – прибавил отец Лукиан из маленькой Введенской церкви на посаде. – И пусть он за это поможет тебе у брата прощение выпросить.

Ростислав глянул на застывшую Прямиславу: «народ» додумался до того же самого, что и Юрий Ярославич, присылавший той ночью к нему своего конюха-половца.

– Так ведь когда звали вы меня княжить, обещали ни меня, ни ее не выдавать! – сдерживая гнев, напомнил Ростислав. – Уже забыли?

– Когда мы обещали, князь Ярослав жив был… – Аким Желанович развел руками. – А теперь…

– Так вы верите, что это я убил?

– Князь Владимирко верит и выдать тебя требует. Повинись, может, простит…

– Это он пусть у меня прощения просит! – зло ответил Ростислав. – За то, что брата в таком грехе заподозрил! Спасибо, люди добрые! Хорош город Белз!

– Ты город-то не трогай! – Яков Наседка попытался приосаниться. – Мы тебя добром звали княжить, а выходит, нет тебе счастья! Ты убил или не ты, а мы с тобой заодно погибать не хотим! Иди-ка к князю Владимирку и сам с ним объясняйся!

– И кто же тут такой смелый, что хочет князя Ростислава за ворота выставить? – подал голос Звонята. – Уж не ты ли? Ну, давай выходи, сейчас у меня сам с заборола вороной полетишь! Удалец! Нас в дружине тридцать человек, и пока хоть один жив, ни одно рыло посадское князя Ростислава не тронет!

Пришедшие загудели: они и сами понимали, что некрасиво выглядят, и рады были любой возможности представить дело так, будто их здесь обижают.

– Тише, чада, тише! – Отец Ливерий вышел вперед. – Не кидайтесь друг на друга, аки псы. Подите по домам, а с князем Ростиславом я сам поговорю.

– Поговори, отче! – поддержал Немир Самсонович и вытер потный лоб. На Ростислава он старался не смотреть: ему не хотелось выдавать князя, но устами бояр говорил город, к голосу которого он не мог не прислушиваться. – Что же, раз так вышло…

– Требует князь Владимирко четырех человек: Ростислава Володаревича, Заваду Гудимовича, Будилу и Доброшку! – кричал Яков Наседка, когда обозленные Ростиславовы кмети не слишком вежливо выпихивали всю толпу из гридницы. – И княжну Вячеславну! Тогда снимет осаду!

– А их всех вверх ногами повесит перед воротами и велит расстрелять![65] – бормотал злой Звонята. – Тебя бы так, пес подзаборный!

– Это кто тут пес?

65

В смысле из луков.