Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 73

Падре Антонио внушал прихожанкам: всё, что они делают в жизни, приведёт их в ад. Надеть красивое платье — грех; объедаться сладостями — грех; не исполнять супружеский долг — грех; исполнять его слишком часто — тоже грех. С детства в Эстеллу вдалбливалось: женщина создана для послушания и прислуживания мужчинам, должна терпеть побои и оскорбления, помогать несчастным, исполнять волю мужа и родителей. В Эстелле всё росла уверенность: самое важное в жизни — это счастье. У каждого оно своё, вне зависимости от пола, возраста, веры и социального статуса. Для одних боготворить мужа, помогать обездоленным, быть матерью и душой семьи — действительно счастье. А для неё счастье — любить и быть любимой, найти в жизни своё предназначение, не переступать через себя и не делать то, чего не хочется. Эстелла не была религиозна. Её благочестие являлось следствием соблюдения общественной морали, на деле ей глубоко чуждой. Разбуженная лучами солнца, Эстелла привела себя в порядок и спустилась в кухню. Взяла корзинку, засыпала её доверху ароматными персиками, положив на дно записку: «Жди меня на мосту в 11.00. Эсте». Подозвала Дуду, сына кухарки Лупиты, — четырнадцатилетнего мальчишку, который при доме служил посыльным, и отправила его отнести фрукты в гостиницу «Маска». Эстелла не сомневалась — проделка удастся. После завтрака она всем скажет, что идёт на утреннюю мессу, а сама пойдёт на свидание с Данте. Завтрак прошёл спокойно. Эстелла витала в облаках. Эстебан с утра куда-то исчез. Хорхелина, по-прежнему обмотанная бинтами, завтракала у себя в комнате. Арсиеро, позёвывая, читал газету. Мисолина, пристально изучая Эстеллу, морщила лоб. Бабушка Берта, ни на кого не реагируя, читала книжку и была так увлечена, что положила тарталетку мимо рта. Зато лицо Роксаны выражало чуть ли не ненависть. При взгляде на Эстеллу карие глаза её метали молнии, но Эстелла ничего не замечала, с нетерпением дожидаясь конца трапезы. Однако, планы её были нарушены в одно мгновение. Когда она сказала, что сегодня идёт на утреннюю мессу, Роксана и Мисолина объявили, что пойдут с ней. — Но... но... вы же никогда туда не ходили утром, — пролепетала шокированная Эстелла. — Ты тоже, — визгнула Мисолина. — Почему же тебе можно идти, а нам нет? Чем мы хуже тебя? — Да, сто лет не ходила на мессу с утра, — довольным тоном вставила Роксана. — Я, как первая дама города, должна везде успевать, всё про всех знать и всё держать под контролем. Так что решено — мы идём втроём! Эстелла чуть не плакала от обиды, когда садилась в экипаж вместе с матерью и сестрой. Ну почему? Почему именно сегодня этим двум женщинам приспичило увязаться с ней? Они никогда не ходили на утреннюю мессу, уверяя: там собираются простолюдины, с которыми аристократки и в одной церкви не должны сидеть, дабы не запачкаться. И вдруг собрались. Да ещё и сразу вдвоём. А она как назло уже отправила Данте записку. Эстелла чувствовала себя, будто под конвоем. Роксана и Мисолина пасли её, как заключённую, едва ли за руки не держали. Прямо сторожевые псы!

Проповедь падре Антонио Эстелла не слушала. Все сорок минут она лихорадочно соображала как оповестить Данте об отмене свидания. Но ничего в голову не приходило, кроме желания настучать Мисолине по её наглой ухмыляющейся физиономии.

После мессы «конвой» доставил Эстеллу в особняк. В груди у девушки бурлил гейзер. Весело напевая, Роксана ушла, оставив дочерей в гостиной. — Что это с тобой? Почему у тебя такая кислая рожа, дорогая сестрёнка? — злорадствовала Мисолина. — Тебе не понравилась проповедь падре Антонио? По-моему, было чудесно. Мисолина чуть ли не смеялась сестре в лицо. Эстелла бросилась вверх по лестнице. Добежала до спальни. С силой захлопнув дверь, упала на кровать и разревелась.

С утра Данте пребывал в мрачном настроении, хоть накануне и поймал редкую масть лошади — кремовую, с голубыми глазами — и выручил за неё крупную сумму денег. В груди юноши скреблась тоска. Сколько ещё ждать встречи с Эстеллой? День, два, неделю, месяц? Нет, он не выдержит. Как же хочется, чтобы она пришла и осталась с ним навсегда! Янгус что-то игриво тарахтела, прыгая по жёрдочке туда-сюда. Данте нарезал круги по комнате, не зная чем себя занять. Да и из головы не выходили мысли о Гаспаре, Каролине и Клементе. Как бы Данте не обижался, а он скучал по уютному маленькому домику, по людям, которых привык считать семьёй. Никого у него нет. Вечно он один. Они уже, наверное, и думать про него забыли, а он всё вспоминает свою жизнь в «Лас Бестиас»; курочек, уточек, бегающих по двору; запах поджаренного на углях мяса; безбашенные развлечения гаучо: дрессировку диких лошадей или соревнования лучших наездников посёлка, где он частенько побеждал. От горестных дум Данте отвлёк стук в дверь. Это оказался сеньор Нестор, хозяин «Маски», — приятный, улыбчивый мужчина с седыми бакенбардами. Он держал в руках корзинку с персиками. — Тут вам подарочек принесли, — услужливо сообщил он. — Кто? — удивился Данте. — Мальчишка-посыльный. Фамилию вашу не назвал, сказал для сеньора Данте. А вы тут один с таким именем. Да это, небось, тайное послание от дамы, — хихикнул сеньор Нестор, вручая Данте фруктовый подарок. — Знаем мы их штучки. Пойду я, у меня ещё дел куча. Хозяин ретировался. Данте, водрузив корзинку на комод, глянул на фрукты. Персики как персики. Один к одному, красивые, ароматные. Но кто их принёс и зачем? Тут Янгус, спорхнув с жёрдочки, села прямо на ручку корзинки. От тяжести птицы корзинка опрокинулась. Персики раскатились по ковру. — Янгус, — недовольно проворчал Данте, — ну и зачем ты хулиганишь? Птица что-то побулькала, усаживаясь на комоде. Данте, ползая по полу, сложил все персики обратно в корзинку. Свистнул, подзывая птицу: — Иди сюда! Я понял, ты хочешь есть. Поэтому перевернула корзину, да? Янгус взгромоздилась юноше на плечо. Данте протянул ей персик. Птица подхватила его лапой и, держа фрукт когтями, воткнула клюв в сочную мякоть. В этот миг взгляд Данте упал на розоватый клочок пергамента, что валялся на полу.

Данте так быстро подполз к записке, что Янгус чуть не навернулась с его плеча вместе с персиком. Она недовольно вскрикнула, устраиваясь поудобнее и снова принимаясь за еду.

Данте развернул пергамент и несколько минут жадно вчитывался в содержание. Эстелла приглашает его на свидание! Он её увидит!!! Часы показывали четверть одиннадцатого. Юноша резко поднялся с пола, стряхнув Янгус с плеча. Та обиженно заорала и улетела к жёрдочке. — Янгус, прости, но я тороплюсь. Я возьму тебя с собой, не дуйся. Данте молниеносно ополоснулся водой из таза, переоделся и причесал растрёпанную гриву. Затем, усадив Янгус обратно на плечо, он скатился с крутой лестницы, отделанной деревянными перилами. — До свидания, сеньор Нестор! Когда приду, не знаю! — крикнул он хозяину и бегом припустил по улице.

Сердце колотилось, и Данте не заметил, как добежал до моста, будто долетел на невидимых крыльях. Но по мере того, как шло время, радость сменилась волнением, потом нетерпением и, наконец, отчаяньем. Эстелла не пришла. Сама назначила встречу и не явилась. Шарахаясь по мосту, Данте смотрел на реку, на повозки, проезжающие туда и обратно, но Эстеллы так и не было. Неужели с ней что-то случилось по дороге? Или она забыла? Нет, невозможно. Не смогла сбежать из дома? Тогда для чего присылала записку?

Прождав до трёх часов дня, Данте уныло поплёлся обратно. Возвращаться в «Маску» ему не хотелось, но хотелось завыть. Данте и не заметил, как добрёл до Бульвара Конституции, по центру которого высился белоснежный дом алькальда. Юноша долго крутился возле особняка, сквозь ограду глядя на эстеллины окна. Шторы были задернуты, и никаких признаков жизни в её спальне не обнаруживалось. Спустя время, прохожие стали на Данте коситься. Когда совсем стемнело, Данте ушёл. На глазах его сверкали слёзы — эйфория от ожидания была столь велика, что разочарование оказалось чересчур болезненным. Он шёл вперёд, не разбирая дороги, а Янгус носилась рядом, касаясь крыльями его головы. Данте добрался до улицы «Ла Фортуна», где располагалось сверкающее многочисленными огнями казино «Червонная дама». Через два квартала отсюда начинался пресловутый район Красных фонарей. Туда Данте идти не хотел и уже повернул обратно, как ВДРУГ... налетел на что-то. Или кого-то. — Ой, простите, я вас не видел, — извинился Данте. Поднял голову и оторопел. Перед ним стоял Клементе.