Опыт Октября 1917 года. Как делают революцию - Сахнин Алексей - Страница 1

Алексей Сахнин

Опыт Октября 1917 года

Как делают революцию

Серия «Революция и мы»

© Сахнин А. В., 2016

© ООО «ТД Алгоритм», 2016

Предисловие

Русская революция никогда не страдала от недостатка внимания. Ее масштабы и влияние на российскую и мировую историю мало кем подвергались сомнению. Более того, она так потрясла сознание современников и потомков, что все столетие, минувшее с момента ее начала, неизменно оставалась одной из центральных тем в общественной дискуссии – как в области политики, так и в академической историографии, почти одинаково занимая публицистов, художников, писателей, философов, ученых и политиков.

Но если революция 1917 года вообще стала «чувствительной» темой для общественной дискуссии, то ее главные герои – большевики – испытали на себе это пристрастие вдвойне и втройне. Фантастический прорыв леворадикальной партии к власти, беспрецедентный по своей стремительности и по масштабам своих последствий социальный эксперимент большевиков приковывал к себе внимание и заставлял вновь и вновь возвращаться к его авторам. Бесчисленные эпигоны ленинской партии стремились разгадать «секрет» ее успеха, а не менее многочисленные противники искали разгадку «катастрофы» в злом гении партийных лидеров, в специфике оргструктуры и «дискурсивных технологий» РСДРП(б). В итоге большевизм стал рассматриваться не просто как центральный сюжет в истории русской революции, но как само ее существо, как главное содержание охвативших Россию перемен.

Сегодня, наше общество по-прежнему расколото на сторонников и противников социалистических ценностей. А градус идеологической и политической борьбы и общественной дискуссии вновь повышается. Столетний юбилей Октября становится поводом для переосмысления исторического опыта, а подчас и для сознательного искажения исторической истины. Теперь, когда страна вновь стоит на пороге исторической развилки, научный анализ тех реальных механизмов и общественных отношений, институтов и идей, которые определили судьбу страны в том судьбоносном 1917 г. становится не просто актуальным, но – необходимым.

Вероятно, изучение большевизма никогда (в обозримом будущем) нельзя будет полностью вывести за рамки общественно-политической дискуссии в спокойную гавань академизма. Эта тема останется весьма болезненной и актуальной не только для науки, но и для политики. Российская революция и большевизм, как ее часть, надолго останутся одним из краеугольных камней политики, без самоопределения по отношению к ним она еще долго будет попросту невозможна.

Но историческая истина и объективность не должны стать жертвой идеологических спекуляций. Историю нельзя ангажировать. И потому дальнейшие исследования и дискуссии вокруг феномена большевизма могут строиться только на прочном фундаменте скрупулезного внимания к фактам. Общество не может развиваться, не приняв собственное прошлое, не «присвоив» его себе, не превратив его в собственную творческую силу. В этом смысле не только идейно-теоретическое наследие большевиков, но и их институциональный опыт, диалектика субъективных и объективных факторов развития партии являются для нашего обществом предметом «освоения» и анализа. А сделать это в обход строгой науки невозможно. Будем надеяться, что предложенный вниманию читателя текст внесет свой скромный вклад в это большое дело.

Февральская революция

Правительственные репрессии, вынужденная эмиграция многих видных деятелей большевистской партии и условия работы в подполье привели к тому, что к февралю 1917 г. большевики оказались в весьма тяжелом, с организационной точки зрения, положении. По словам известного немецкого историка Х. Альтрихтера, большевикам в февральские дни «не доставало именно того, что должно было отличать их от других социалистических партий: ясной концепции, сильной организации и единого руководства». Многие партийные организации (включая петроградскую) были разгромлены, ощущался кадровый голод, не было единого руководящего органа. Его роль накануне революции, а также в ходе событий февраля-марта 1917 г., играли три инстанции: Заграничная часть и Русское бюро ЦК партии (в Цюрихе и в Петрограде, соответственно), а также Петроградский комитет.

Заграничная часть ЦК, во главе с Лениным, находившаяся заграницей, испытывала постоянный дефицит сведений из России и была ограничена в возможности влиять на происходящее в стране. Как и в прежние годы, она, главным образом, сосредоточивалась на литературной и теоретической работе, а также прикладывала усилия к переправке в Россию литературы, поддержания контактов с большевистским подпольем посредством переписки и отправки специальных уполномоченных, поиске материальных ресурсов и т. д. Вся эта работа осуществлялась через Комитет заграничной организации РСДРП(б) (КЗО РСДРП(б); в него входили Н. А. Семашко, М. Ф. Владимирский, И. Ф. Арманд и другие), работой которого руководил лично Ленин.

В Русское бюро ЦК (далее – РБЦК) входили накануне революции всего три человека: А. Г. Шляпников (игравший роль неформального лидера), П. А. Залуцкий и В. М. Молотов.

Молотов вспоминал в 1971 г., что он познакомился со Шляпниковым еще в конце 1915 г., характеризовал его как «человека способного, пишущего, … активного». Молотов признавался, что «мы его считали лидером». Так дело и обстояло на самом деле: Шляпников был неформальным, но бесспорным лидером первоначального состава РБ ЦК (кстати говоря, в отличие от своих товарищей, Шляпников был полноправным членом ЦК еще с 1912 г.). Молотова и Залуцкого связывали дружеские отношения, но оба, по всей видимости, находились под политическим влиянием старшего и более опытного Шляпникова. С другой стороны, при всех своих организационных талантах и влиянии на молодых товарищей, Шляпников не совсем подходил на роль политического лидера и публичного политика. Вот, например, как его характеризовал один из самых проницательных летописцев революции Н. Н. Суханов: «опытный конспиратор, отличный техник-организатор и хороший практик профсоюзного движения… совсем не был политик… ни самостоятельной мысли, ни способности, ни желания разобраться в конкретной сущности момента не было у этого ответственного руководителя влиятельнейшей рабочей организации». В целом, можно согласиться с оценкой Суханова: Шляпников гораздо больше подходил на роль организатора подпольной организации, чем на место публичного лидера легальной массовой партии.

Фактически, именно Шляпников, Молотов и Залуцкий отвечали за координацию деятельности всей партии, во всяком случае, той ее части, которая оставалась в России. Через них осуществлялись контакты с зарубежной частью ЦК, они отвечали за организацию партийной печати и за состояние кассы партии. Численность партии на рубеже февраля-марта 1917 г. составляла, по оценкам организаторов партийной переписи 1922 г., около 23 600 человек (из них около 2000 человек в Петрограде). Но только часть этого актива находилась в распоряжении Шляпникова и РБ ЦК. Большинство были либо в заключении, либо не имели связи с руководящими инстанциями партии. Связь с партийными организациями в провинции часто была нерегулярной или даже эпизодической.

Архивные источники позволяют сделать вывод о достаточно сильных трениях между РБ ЦК во главе со Шляпниковым и руководством крупнейшей организации партии – Петроградским комитетом – уже зимой 1916–1917 гг. Не перерастая в открытый конфликт, их отношения все же оставляли желать лучшего, о чем свидетельствует как переписка РБ и заграничной части ЦК, так и внутренние документы РБ. Шляпников считал, что ПК должен подчиняться ЦК, которое представлял в Петрограде он сам и его товарищи по РБ. Руководство ПК, со своей стороны, игнорировало указания Русского бюро и даже жаловалось в заграничный партийный центр на попытки Шляпникова диктовать свою волю петроградскому пролетариату.