Культура, стремящаяся в никуда: критический анализ потребительских тенденций - Ильин Алексей Николаевич - Страница 39

Вспоминается фраза Б. Березовского: «капитал нанимает на работу правительство». Если правительство той или иной страны зависит финансово от банкиров, именно последние осуществляют контроль над государством, приватизируют политику; рука, дающая деньги, сильнее руки, их принимающей. Финансы конвертируются во власть. Приведем знаменитые слова М. Ротшильда, кочующие сегодня из одного источника в другой: «дайте мне контроль над денежным запасом страны, и мне не важно, кто создает ее законы». Как экономика получает приоритет над политикой, так геоэкономика вершит геополитику. «…Можно даже говорить о своего рода ренессансе экономического детерминизма — когда исключительно или преимущественно экономическими обстоятельствами объясняются все мыслимые и немыслимые последствия для взаимоотношений на мировой арене»[95]. Политические решения сегодня принимают финансовые элиты и тем самым оттесняют в сторону главенство государства, которое было влиятельным актором при традиционном капитализме. В политике становится все меньше политики, она истощается, и на ее место приходит политически завуалированная власть финансов. Капитал, гипермобильный и свободный от территориальности, диктует правила для политиков, а не политики отдают приказы капиталу. Как национальные правительства, так и народы утрачивают способность оказывать влияние на капитал и сопротивляться ему. Номадичность, кочевнический характер капитала одерживает реванш над привычной оседлостью, а также теряет всякие обязательства перед огромной армией рабочих.

В середине XVIII века только из Индии, удушаемой налогами, Англия извлекала ежегодно огромнейшие доходы. Экономику Индии, прославившейся высоким качеством производимых тканей, просто уничтожили на корню, и тем самым вызвали в стране страшный голод. Англия хотела облегчить конкуренцию для своих хлопчатобумажных товаров, которые по своему качеству значительно уступали индийским, и ей это удалось. Ей, помимо этого, хотелось выжать все соки из поверженной Индии, и это тоже удалось ценою миллионных человеческих жертв. До разграбления Индии Англия подчинила себе некогда процветающую Ирландию, которая стала всего лишь источником дешевого сырья для Англии. В ней была разрушена вся промышленность, в первую очередь текстильная, вследствие чего голод сократил население страны в разы. Но английская паразитическая экономика на этом только крепла. «Чтобы создать современную относительно сытую Великобританию, нужно было столетиями грабить и грабить колонии, вывозя их них материальные ценности в огромных размерах»[96]. Когда-то англичане покупали у китайцев чай, но по требованию жителей Поднебесной расплачивались не деньгами, а серебром. В конце концов серебро стало заканчиваться, а потребность в чае только возрастать. При этом Китай не нуждался ни в каких товарах, произведенных в Англии. Тогда англичане «предложили» свой вариант «взаимовыгодного торгового обмена». Они создали наркотраффик в Китай и, поставляя выращенный в Индии опиум, смогли извлечь выгоду из раскачки китайской экономики, а также серьезно наркоманизировать китайское население. Стороны поменялись местами; теперь уже Англия выигрывала от взаимодействия, а не Китай. Китай из сильной автономной державы превратился в зависимую страну, а его народ — чуть ли не в нацию наркоманов. И это выгодное для Царицы Морей положение сохранялось очень долго, несмотря на противодействие со стороны китайских властей. После опиумной войны Китай проиграл и попал в еще более кабальное положение, так как ему пришлось снять запрет на ввоз опиума, выплатить огромную контрибуцию, отдать Гонконг под британскую юрисдикцию. За счет колоний и экономических удавок поддерживался уровень жизни англичан. За счет финансового колониализма поддерживается уровень жизни американцев. Не либерализм приводит к повышению потребительских благ в этих странах, а эксплуатация других стран.

Да, Россия в целях обеспечения экономического роста изымала народную собственность, как это было при Сталине, но она никогда не опускалась до колониализма, как страны «золотого миллиарда», обеспечивающие себе благосостояние за счет дикой эксплуатации и грабежа других этносов. Так, в Гаити транснациональные корпорации платят рабочим 11 центов в час, а в Индонезии в 1990 г. на обувном предприятии дети за 13 центов в час шили туфли, себестоимость которых составляла 2,6 доллара и которые продавали за 100 долларов. При этом США отказалась подписать международную конвенцию, запрещающую детский и принудительный труд[97].

Потребительской культуре трудно возникнуть и воплотиться в реальную практику в стране, где недостает производства, поскольку потребление следует за производством, а не наоборот. Этот тезис работает при условии, что данная страна не эксплуатирует никакие другие. При обостренном товарном дефиците потребительству просто не на чем сформироваться, так как именно товарный профицит способен стать твердой основой для формирования данного типа культуры. Однако потребительство, сформированное на товарном многообразии, неся в себе высокомерное отношение к производительному труду, бьет по национальной экономике нежеланием легиона консьюмеров быть вовлеченными в сферу производительного труда. Соответственно, используя производство, потребление борется с ним. Такая ситуация приводит не к ликвидации производства вследствие реализации принципа «если никто не хочет производить, то производить некому», а перенаправляет национальную ориентацию на иностранную продукцию; то есть сами предпочитают покупать, делегирую обязанность производить кому-то другому (самый яркий пример — США). Отсюда следует сделать вывод, что потребление паразитирует на производстве и на производящих субъектах.

Если раньше основной проблемой было производство, то сейчас — сбыт произведенного товара. Недопроизводство сменилось перепроизводством. Причем относительно действительно необходимых для человека качественных товаров о перепроизводстве говорить не приходится, так как перепроизводство наблюдается в основном в сфере низкокачественных товаров или просто гаджетов, польза и необходимость которых стоит под вопросом. Дефицит широко предлагаемого товара сменился дефицитом покупателя, и поэтому возникла необходимость в рекламе, пиаре и маркетинге как средствах стимуляции желаний. Эпоха недопроизводства потребительских благ практически не нуждалась в рекламе, поскольку рекламировать было нечего; почти все производимые товары были известны. Сейчас, во время конкуренции товаров и услуг, реклама является одним из двигателей потребительской культуры. Контроль над факторами производства уступает место контролю над покупательским спросом. Производительность труда многократно усилилась вследствие индустриализации, выраженной в массовой замене ручного труда машинным, что позволило значительно увеличить объемы выпускаемой продукции. Индустриальный принцип машинности стал работать настолько эффективно, что обогнал спрос. Спрос и предложение поменялись местами. Классическая формула «спрос рождает предложение» перевернулась. Массовое производство вкупе с засильем рекламы создало массовое потребление. В налаживании серийного производства проявила себя тенденция стирания границы между элитными и массовыми продуктами, равно как и культура в целом утратила свою прежнюю раз-деленность на массовую и элитарную.

Жители стран, отличающихся высоким производством потребительских гаджетов, гордо заявляют, что у них наблюдается рост ВВП, что улучшается экономика и т. д.; мол, потребление, постоянно стимулируемое у людей желание покупать вкупе с огромным массивом производимых товаров, дает экономике возможность развиваться. Соответственно, бесконечная и бессмысленная стратегия покупок не нужного, а рекламируемого, сопряженная с высокой покупательной способностью, заставляет экономику двигаться вперед. Но не является ли это движение, основанное на увеличении объемов производства и количества потребностей, таким же бессмысленным? Экономический рост трудно назвать самой главной ценностью, ради которой следует использовать любые средства. В эпоху, когда благодаря перепроизводству потребительская культура стала доминирующей культурной тенденцией, когда возросла актуальность экологического кризиса, связанного с перепроизводством и потреблением, едва ли стоит закрывать глаза на явные негативные факторы (нравственно-экологические) и акцентировать внимание на позитивные (экономические). Все-таки экономика, нравственность и экология развиваются за счет друг друга, а не параллельно. Поэтому при наблюдении позитивных подвижек в одной сфере вовсе необязательно возникнут такие же позитивные изменения в другой. Изобилие достигается дорогой ценой, и цель не оправдывает средства. ВВП растет за счет создания не только нужных товаров, но и фиктивных, за счет растущих свалок вследствие моды на смену товаров, за счет вырубки лесов, выкачивания нефти, ухудшения почвы и прочих экологически вредных антропогенных факторов. Поэтому растущий ВВП — не показатель здоровья нации. Экономический рост, устремленный в бесконечность, для планеты враждебен. К тому же он удовлетворяет те потребности, которые сам создает, и процесс удовлетворения не успевает за процессом создания. Поэтому он не делает людей более счастливыми.