Атта Тролль - Гейне Генрих - Страница 2

ГЛАВА I

Убаюканный в долине

Песней бурных водопадов,

Среди гор лежит веселый,

Элегантный Котэре.

Все дома нарядно-белы,

Все с балконами большими,

А с балконов смотрят дамы

И смеются звонким смехом.

И, смеясь, глядят на площадь,

Запруженную народом,

Где медведица с медведем

Лихо пляшут под волынку.

Те танцоры -- знаменитый

Атта Тролль с его супругой,

Черной Муммой; и ликуют,

Восхищаясь ими, баски.

Величав, степенно-важен,

Пляшет славный Атта Тролль.

У косматой половины

Нет достоинства и меры.

Да, мне чудится, что Мумма

Канканирует порою!

Так бесстыдно крутит задом,-

Право, вспомнишь Grand '-Chaumiere.

И достойный медвежатник,

На цепи водящий Мумму,

Сам, как видно, понимает

Аморальность этой пляски.

И подчас он так усердно

Угощает Мумму плетью,

Что от воя черной дамы

Стон стоит меж гор окружных.

Этот храбрый медвежатник

Носит шесть мадонн на шляпе,

Чтобы голову вернее

Уберечь от пуль и вшей.

На плечо покров алтарный

Он накинул живописно,

Будто плащ. Под ним он прячет

Острый нож и пистолет.

Был он в юности монахом,

А потом он стал бандитом,

Оба дела позже слил он

У дон Карлоса на службе.

А когда бежал дон Карлос

Со своей застольной кликой

И пришлось за честный труд

Взяться прежним паладинам

(Пан Шнапганский стал поэтом),-

Тут наш славный рыцарь веры

В медвежатники пошел.

Взял он Мумму, Атта Тролля

И по всей стране их водит

Напоказ базарной черни,-

В Котэре на рынке пляшет

Злополучный Атта Тролль.

Атта Тролль -- когда-то гордый

Царь лесов и гор свободных! -

Он теперь в долине пляшет

Пред людской вульгарной чернью.

И притом -- какой позор! -

Пляшет ради гнусных денег -

Он, любивший грозным рыком

Наводить на смертных ужас!

Вспомнит он былые годы,

Вспомнит мощь и власть былую -

И глухие стоны рвутся

Из души смятенной Тролля.

Он угрюм и хмур, как черный

Фрейлигратовский царь мавров:

Царь так плохо барабанил,

А медведь так плохо пляшет!

Но лишь смех, не состраданье

Будит он. Сама Джульетта

Насмехается с балкона

Над прыжками лютой скорби.

У француженки Джульетты

Нет сердечности немецкой,

Вся -- во внешности, но внешность

Восхитительна, волшебна.

Взор ее лучистой сетью

Ловит нас, -- и наше сердце,

Точно пойманная рыбка,

Бьется и трепещет нежно.

ГЛАВА II

Черный царь у Фрейлиграта

Так жестоко барабанил,

Так лупил, что барабан

Застонал и с треском лопнул,-

Вот где пафос барабанный,

Вот где барабанный ужас!

Но представьте вид медведя,

Если он с цепи сорвался.

Сразу музыка и пенье

Смолкли. Люди с громким воем

Кинулись, давя друг друга.

Дамы в страхе побледнели.

Да, из рабьих уз на волю

Атта вырвался, прыжками

Полетел вдоль узких улиц

(Каждый был настолько вежлив,

Что поспешно сторонился),

И, вскарабкавшись на скалы,

Вниз презрительно взглянул он,

Рявкнул и пропал в горах.

Так без публики остался

Медвежатник с черной Муммой!

Бешено сорвал он шляпу,

Растоптал ее ногами,

Всех мадонн попрал -- и вдруг,

Сбросив плащ рукой бесстыдной,

В мерзкой наготе явился,-

И как стал честить медвежью

Черную неблагодарность!

Ибо он всегда как с другом

Обращался с Атта Троллем,

Обучил медведя танцам.

Всем ему медведь обязан,

Даже жизнью! Ведь недавно

Сотню талеров давали

За его дрянную шкуру.

Тихой грусти воплощеньем

На державный гнев глядела,

Пал державный гнев: владыка

Бьет ее и обзывает

Королевою Христиной,

Доньей Муньос, проституткой.

Эта драма разыгралась

В чудный теплый день, в июле,

И была великолепна

Ночь, пришедшая на смену.

Половину этой ночи

Простоял я на балконе,

Где стояла и Джульетта,

Созерцая звезды в небе.

И она вздохнула: "Звезды!

Как горят они в Париже,

Отражаясь ночью зимней

В черной уличной грязи!"

ГЛАВА III

Летней ночи сон! Бесцельна

Эта песнь и фантастична -

Как любовь, как жизнь, бесцельна,

Как творец и мирозданье!

Повинуясь лишь капризу,

То галопом, то на крыльях

Мчится в сказочное царство

Мой возлюбленный Пегас.

Это -- не битюг мещанства,

Добродетельно-полезный,

И не конь партийной страсти,

Ржущий с пафосом трибуна.

Конь мой белый и крылатый,

Чистым золотом подкован,

Нити жемчуга -- поводья, -

Мчись куда захочешь, конь!

В горы мчись тропой воздушной,

На хребты, где воплем страха

Водопад остерегает

От паденья в бездну вздора!

Мчись в укромные долины,

В тихий сумрак чащ дубовых,

Где источник древних былей

Звонко плещет меж корнями!

Дай испить его и влагой

Омочить глаза, -- я жажду

Струй живой воды, дарящей

Нам познанье и прозренье.

Я прозрел! Я вижу ясно

Дно пещеры глубочайшей -

То берлога Атта Тролля.

Я медвежью речь постиг!

Что за чудеса! Как странно!

Мне знаком язык медвежий!

Не такие ль звуки слышал

Я в отечестве любезном?

ГЛАВА IV

Ронсеваль! Долина славы!

Лишь твое услышу имя,

В сердце вновь, благоухая,

Голубой цветок трепещет.

Предо мной встает, сияя,

Мир сказаний отзвеневших,

Смотрят призраки в глаза мне,-

Сердцу сладостно и жутко.

Что за гром и звон! То франки

Бьются с полчищем неверных.

Там, в ущелье Ронсевальсжом,

У зазубрины Роланда,

Получившей это имя

Оттого, что в гневе яром

Рыцарь добрым Дюрандалем,

Прорубая франкам путь,

Так ударил по утесу,

Что в граните шрам остался,-

Там, в расселине глубокой,

Меж кустов и диких елей,

В вековой угрюмой чаще

Скрыл берлогу Атта Тролль.

Там, в родном семейном лоне,

Он обрел желанный отдых

От своих трудов, спектаклей,

Путешествий и побега.

Что за счастье! Всех детей

Он нашел в родной берлоге,

Где воспитывал их с Муммой,

Четырех сынов, двух дочек.

Косолапые красотки

Белокуры и дородны.

Словно пасторские дочки;

Три юнца -- шатены. Младший

Одноухий и брюнет.

Это Мумма у любимца

Из любви отгрызла ухо

И на завтрак сожрала.

Мальчик просто гениален!

Он в гимнастике -- маэстро.

Стойку делает не хуже,

Чем гимнаст великий Массман.

Цвет отечественной школы,

Лишь родной язык он любит,

Не обучен он жаргону

Древних греков или римлян.

Свеж и бодр, и быстр, и кроток,

Ненавидит мыться мылом,

Презирает эту роскошь,

Как гимнаст великий Массман.

В чем он гений высшей марки -

Это в лазанье по соснам,

Что растут из темной бездны

Вдоль гранитных ребер скал,

Достигая той вершины,

Где обычно все семейство,

Вкруг отца усевшись дружно,

Коротает ночь в беседах.

А старик не прочь о людях

Поболтать в ночной прохладе,

Вспомнить земли и народы,

Все, что видел, претерпел он.

С благородным Лаэртидом

Лишь в одном старик не сходен:

В том, что странствовал с супругой,

С этой черной Пенелопой.

Повествует Атта Тролль,

Как завоевал он славу,

Как своим искусством танца

Приводил людей в восторг.