Наследие белых богов - Сидоров Георгий Алексеевич - Страница 76

Услышав слова старика, я опрометью бросился в баню, и через десять минут в каменке полыхал огонь, а на плите стоял бак, полный свежего снега.

– Ну что? – заглянул ко мне в баню хранитель. – Идём встречать, едут!

Я вышел вслед за ним и, перейдя на другую сторону двора, стал вглядываться туда, куда показал дедушка.

– Что-то ничего я не вижу.

– А ты учись видеть предметы внутренним зрением, отрок. Оно намного надёжнее обычного. В настоящий момент гости спускаются с водораздела и скоро увидят следы твоих нарт.

– А сколько их?

– Трое. На первой нарте едет мужчина, на второй – две женщины. Мужчина, похоже, проводник. Держится он уверенно, значит, знает дорогу к озеру и наверняка когда-то здесь бывал.

– Так до них ещё километров пять, не меньше! – удивился я.

– Да, примерно так. Ну что, будем бороду облагораживать или нет? – внезапно повернулся ко мне дедушка, и в руке у него блеснули ножницы. – К нам едут дамы, а ты похож на беглого каторжника. Что-то среднее между орангутангом и неандертальцем.

– Действуй! – закрыл я глаза, повернувшись к новоиспечённому парикмахеру.

– Вот и хорошо, – улыбнулся брадобрей и отхватил своими ножницами половину моей бороды.

– Ты что делаешь! – закричал я. – Мне же теперь придётся бриться!

– Я этого и хочу. Сколько можно разводить вшей на своих щёчках?

И он легонько дёрнул меня за торчащую в сторону бакенбарду.

– Какие вши? Откуда они у меня?

– Вши всегда заводятся от тоски, мой друг. Ты ведь давно в тоске?

– С чего это?!

– Нет у нас здесь бабёнок, вот ты и мучаешься.

– Бабёнок? – удивился я. – Зачем они здесь? Чтобы отвлекать?

– Разве ты не знаешь, что в наше время это стало основным занятием всех женщин?

– Н-да! – посмотрел я на невозмутимого цирюльника. – Теперь я понимаю, зачем к тебе едут две красавицы.

– Это к тебе едут, а не ко мне. И ты должен выглядеть достойно. Бороду я твою остриг, усы, правда, оставил. Так что теперь твоя очередь. Иди побрейся, а то не успеешь.

– Может, ещё и фрак надеть? – огрызнулся я.

– Обойдёшься той зимней одеждой, которую я тебе приготовил. Свою на время куда-нибудь спрячь. Особенно опорки, без слёз на них смотреть невозможно. Днём я тебя терплю, но по ночам, вспоминая твою обувь, рыдаю. Ты же сшил себе вполне сносные лунтаи. Почему их не носишь?

– А эти куда девать? – показал я на свои импровизированные бурки.

– В музей экстремального выживания. Куда же ещё? Чтобы у людей сердца кровью обливались.

– Про такие музеи я что-то не слышал.

– После твоего отъезда я его в твоём балагане открою. Так что не переживай.

Осмеянный старым, я поплёлся бриться и переодеваться.

«Что-то дедушка задумал? Уж не сосватать ли он меня собирается?»

И тут перед глазами у меня встало утопающее в снегах тайное поселение мезенских поморов. Их добротные дома, скотные дворы, но самое главное – высокие крепкие светловолосые парни и необыкновенной красоты женщины. Перед глазами мелькнули милые, нежные лица и божественные фигуры дочерей Добрана Глебыча, и венец женского совершенства – Дашенька. Все они остались где-то там, очень далеко! Скорее бы закончить свои дела и снова их всех обнять. Сердце подсказывало, что девушки за время моего пребывания в их доме успели ко мне привязаться. Но больше всех потянулось ко мне сердце Дашеньки. Фактически мне тогда удалось невозможное: я вернул девушке веру в жизнь. И тут какое-то тяжёлое предчувствие сдавило солнечное сплетение, и я тут же покрылся холодным потом.

«Неужели там что-то произошло? – от подобной мысли мои руки оцепенели. – Нет-нет! – отогнал я от себя внезапно навалившуюся на меня тоску. – Что там может случиться? Добран человек дела, он сильный и умный. Такие, как Добран, беды не допустят. Но всё равно надо спросить старика, что там у поморов? Он наверняка должен быть в курсе».

Я быстро побрился, почистил зубы, привёл в порядок свою шевелюру и переоделся во всё новое. Старую свою одежду я свернул в узел и положил на полку в кладовке Чердынцева.

«Явно старый хочет меня с кем-то познакомить, – думал я. – Наверное, с человеком интересным. Но с кем? И вопрос: зачем? Он же хорошо знает о моей поездке к поморам и о том, как мне было трудно от них уезжать. Неужели он хочет познакомить меня с девушками, которые ничем не уступают дочерям Добрана? Таких просто не может быть, тем более в Сибири».

Так рассуждая, я вышел во двор и направился к поджидающему меня Чердынцеву.

– Вот сейчас ты настоящий красавец! – сделал старик ударение на последнем слоге. – Любо-дорого посмотреть! Лет на двадцать стал моложе и даже ростом подтянулся! И одежда тебе как раз. Заметь, это не эвенкийская справа, а наша, сибирская, челдонская! А теперь посмотри сюда, – и хранитель показал на лысый склон горы в полутора километрах от озера. – Видишь две оленьи нарты? На снегу их сейчас хорошо видно.

Взглянув в ту сторону, куда указал хранитель, я увидел, как из лиственничного редколесья выкатилась на заснеженный спуск сначала одна нарта, за ней показалась другая. Оленьи упряжки бежали одна за другой на расстоянии около ста метров. Они быстро пересекли снежный прогал и снова исчезли в редколесье.

– Минут через пять будут здесь, – улыбнулся хозяин озера. – Пойдём выйдем за околицу, такова традиция. Дорогих гостей надо встречать не на пороге, а на дороге к дому.

– Интересно, где у тебя здесь околица? – пробурчал я.

– Она здесь! – показал старик на стоящую в десяти шагах от дома сушину. – Просто у тебя нет воображения.

Не успели мы подойти к дереву, как из соседнего лиственничника, подымая за собой комья снега, выкатилась первая оленья упряжка, а через несколько секунд – вторая.

– Вот мы и дождались, – обнял меня за плечо хранитель. – Иди, встречай! Это тебя касается, а не меня...

В недоумении я поплёлся навстречу подъезжающей первой нарте, но, взглянув на улыбающегося каюра, открыл от неожиданности рот.

На меня из-под мохнатого оленьего капора смотрели знакомые глаза моего друга, эвенка из Суринды – Юрия Гаюльского!

– Вот так встреча! – закричал я, стащив с остановившейся нарты каюра. – Какими судьбами?! Неужели это правда, и я снова тебя вижу?!

– Видишь, видишь! Только не задуши! Ты-то как здесь оказался?

– А ты что, не знал, к кому едешь?

– Я ехал к дедушке-старообрядцу, отвозил ему внучку. Она то ли из Москвы, то ли из Питера, откуда-то издалека...

– Вот оно что! Теперь всё понятно! А кто с тобой? – показал я на подъезжающую вторую нарту.

– Да ты её тоже хорошо знаешь, одна из твоих бывших учениц. Помнишь, в Суринде вы с ней на оленьих гонках заняли одно из первых мест? Суглан 1987 года помнишь?

– Так это Топочёнок Маша?!

– Да-да, она, а с ней внучка дедушки, с подарками...

Подбежав ко второй нарте, я обнял оторопевшую Машу и поцеловал её в красные от мороза щёки.

– Маша, неужели это ты?! Как видишь, вот мы и встретились. Сколько лет, сколько зим!

– Георгий Алексеевич, я тебя еле узнаю! Ты же был совсем другим... – улыбалась молодая эвенкийка.

– Все мы были другими! Годы делают своё дело. Я, грешным делом, думал, что никогда больше тебя не встречу. Но жизнь распорядилась иначе. Мы опять рядом, как в былые времена в Суринде. Помнишь?

– Помню! Только тогда я была вашей ученицей...

– Ну а сейчас мы с тобой на равных.

В этот момент я взглянул на внучку Чердынцева. Она соскочила с нарты и внимательно наблюдала за сценой встречи старых знакомых. Девушку хоть и одели в эвенкийскую одежду, но по всему было видно, что она из другого мира. Выше среднего роста, изящная и тонкокостная, она выглядела рядом с оленями иной, чем эвенки. Не вписывался её облик и в окружающую природу. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать, не больше. Её не по-детски умные глаза изучали всё, что вокруг неё происходило.

– Ну что, праправнучка?! – раздался за моей спиной голос волхва. – Подойди-ка поближе, дай-ка я тебя хорошенько рассмотрю!