Корпус - Каплан Виталий Маркович - Страница 38

Ну ладно, были сны, которых он поначалу пугался. Это еще не доказательство. Сон пришел – и ушел, растворился в памяти, его уже не вернешь. Хотя недаром Серпет из-за его снов так встревожился. Он, Серпет, мужик серьезный, по мелочам дергаться не станет. Но, конечно, он врал. Врал, говоря, что нет на самом деле никакого Белого, что все это загадочная болезнь.

Другое дело – дверь. Это и в самом деле ни на что не спишешь. Потому что дверь – была. И был Белый в том последнем сне, когда он говорил: "Но выход есть. Когда вспомнишь об этом, сделай вот что. В уме считай до десяти, а после поверни руку вот так…" И показал, ввинтил свою ладонь в прозрачный воздух снежной равнины.

А после была ледяная камера, отчаянье, тоска… Тогда и вспомнился Белый. А после – звон невидимого колокола.

Что тогда случилось? Ведь и в самом деле ничего особенного. Гром не грянул, стены не рухнули. Но появилась дверь. Высветилась желтой рамкой в стальной темноте карцера. Он тогда ничего не соображал от удивления и радости. Толкнул ее изо всех сил, отчаянно. И дверь легко, бесшумно открылась. За ней оказался узкий коридор, который освещала тусклая, забранная в проволочный колпак лампочка, цементный пол покрывала давняя пыль, а вдоль стен тянулись какие-то переплетающиеся трубы, черные змеи кабеля, отовсюду неслось низкое гудение, точно урчал нажравшийся свежатинки хищник.

Откуда же взялась дверь? Ясно, что раньше ее не было. И не могло быть. Санитары – они не такие уж дураки, знают, куда запирать. Нет уж, хватит играть с самим собой в прятки. Дверь ему открыл Белый.

И кто же он тогда? Человек? Непохоже. Рука проходит сквозь него точно сквозь клубы дыма, но зато он двигался, разговаривал, даже зачем-то снежок слепить пытался. Правда, ничего у него тогда не вышло. И Костя понял, почему. Снег должен был чуток подтаять, а для этого нужны теплые руки, живые. А Белый? Живой ли он? Что за вопрос? Он же говорит, думает, что-то его огорчает, что-то радует… А руки у него мертвые. Нет, странно все это!

И все же при мыслях о Белом забрезжил у Кости в душе какой-то свет. Пускай еще не надежда, но что-то на нее похожее, слабый такой лучик, словно от потерянного фонаря. И сейчас именно этот лучик вел его дальше, в темноту и неизвестность.

6

Сергей пожал плечами. Ну что ж, принимать удар – дело понятное. И все-таки он был слегка удивлен. Не словами Старика, нет, он давно ждал от Сумматора каверзы, но собственное спокойствие как-то не вязалось с тем, что случилось. Почему нервы, эти перетянутые, готовые лопнуть струны, вдруг обвисли, точно бельевая веревка, когда с нее сняли простыню? Почему не нужно стало играть, притворяться хладнокровным суперменом, почему все выходит само собой? "Сабо сомой". Почему Старик показался вдруг смешным и жалким, куда делась его величавость? Странно все как-то…

– Не понимаю что-то я вас, Сумматор, – он удивленно посмотрел на Старика. – Что вы хотите этим сказать?

– Да вы же и сами знаете, Сергей Петрович, – Старик взглянул на него исподлобья, устало и расстроено. Глаза его оказались в красных прожилках, сизые веки набрякли. Давно не спал, бедняга.

– Неужели вы и в самом деле полагаете, что нам ничего не известно? – спросил он, явно не надеясь на ответ. – Похоже, временами вы забываете, где очутились. У нас имеются такие методы, о которых вы не только не подозреваете, но даже и не вместили бы умом. Но крутить не буду, прямо скажу – возможности наши не беспредельны. Иногда случаются и сбои. Только поэтому вам и удалось заварить кашу. От себя добавлю – весьма поганого вкуса.

– Сумматор, а давайте не будем говорить загадками, – хмыкнул Сергей, откинувшись на спинку кресла. – Мне, знаете, загадки надоели. И вообще спать хочется, – он зевнул.

Спать и в самом деле хотелось. И в этом было что-то смешное, это не вписывалось в мрачные стены Сумматорского кабинета, в паутину хитрых уловок, в грозящие ему неприятности. Но если разобраться, выходит, что и он, Сергей Латунин, не слишком сюда вписывается. Может, именно потому и влилось в душу спокойствие?

– Что ж, охотно пойду вам навстречу, – чуть помолчав, откликнулся Старик. – Мне, признаться, тоже неловко наблюдать, как вы выкручиваетесь. Знаете, как оно со стороны выглядит? Никак не подберу подходящих слов… Плоско, может быть. Приземленно как-то выходит. Ну ладно, к делу. А дело наше называется простым коротким словом: Прорыв. Так вот, той самой ночью, когда объект был изолирован, вы отправились на Центральный Пульт. Причем снарядились точно в шпионских боевиках. Стыдно, Сережа. Кому вы собирались совать в рот свои нестиранные носки? Неужто забыли, что всюду у нас следящая аппаратура. Автоматика, правда, временами барахлит, – добавил он со странным смешком.

– Итак, вы открыли (а точнее говоря, взломали) дверь, включили Большую Машину и вызвали программу РС-15. Короче, программу эту вы затерли. Да так, что не восстановишь. Было, Сергей Петрович? Вот так-то! У нас все зафиксировано. Беда лишь в том, что запись мы просмотрели с опозданием. Ну, а результаты таковы. Объект сам, без помощи Посланника, прорвал Первое Кольцо. Причем совершенно неясно, каким образом. В боксе он каждую секунду был под контролем, записывалось любое его движение, каждый вздох – и вдруг его не стало. Мгновенно. На мониторах вспышка – и чернота. Мы, конечно, подумали на аппаратуру. Но та оказалась в полном порядке. Это же вам не коммутатор в Жмеринке. Словом, пропал объект. Оно и понятно – после того, как вы стерли программу, он стал недоступен нашим методам. Блокировка-то снята. Одна надежда на Санитаров. Впрочем, – бросил он взгляд в сторону Ярцева, – слабенькая надежда. Как видите, ситуация перешла в иную плоскость. Конечно, ему не перейти Границу. Этого не может быть, потому что не может быть никогда. Но вы представляете себе, какую цену придется заплатить? Ах да, вы же не в курсе, – Старик махнул рукой. – И очень хорошо. Вам знать не стоит, уж поверьте мне.

Вот так, Сергей. Я не люблю громких слов, но очень уж назойливо на языке вертится термин "диверсия". Объективно получается так. Другое дело – зачем. Вот этого я понять не в силах. Загадка. Ваш случай уникальный, раньше ничего подобного у нас не было. Ладно, можно еще понять, если бы Посланник вышел на вас. Действительно, отчего бы им не заиметь здесь своего резидента? И внедриться с вашей помощью сюда, в здешний слой. Весьма разумная стратегия. Только вот не было у вас никаких таких контактов – мы проверяли. Тогда в чем дело? Захотелось приключений? Добро бы еще какой-нибудь сопливый Стажер. Бывает, знаете ли, взбунтуется младая кровь, тяга к романтике, то се… Кто из нас в детстве не играл в разведчиков? Но детство кончилось, Сергей, и вы это понимаете не хуже меня.

Поверьте, проще всего было бы поручить вас Ярцеву, а самому заняться делом. Но есть же и чисто человеческий момент. Вы, Сережа, наверное, давно уже почувствовали – вы для меня не только сотрудник, не только подчиненный. Ну вот. Я разобраться хочу. Не может быть, чтобы у вас не нашлось оправданий. Наверняка имеет место какое-то чудовищное недоразумение, все можно как-то объяснить. Поэтому давайте просто поговорим, как раньше. Что-то в последнее время редко это у нас получалось.

Конечно, Семену Васильевичу наш разговор покажется скучным. Вы уж извините, Семен Васильевич, – повернулся он к Ярцеву, – но вас ждут великие дела. Так что идите и действуйте. Если вдруг все же появятся какие-нибудь результаты – сразу ко мне. Ну ладно, ступайте.

Ярцев мгновенно вскочил с кресла, хмуро прошипел что-то себе под нос и выбежал из кабинета. Сергею почему-то пришло в голову, что Координатор хлопнет дверью, но нет, не хлопнул. Напротив, очень аккуратно затворил за собой.

Ну что, прогноз подтвердился. Да, черти, слаженно работают. Теперь уже на сто процентов ясно, что велась игра в злого опричника и доброго царя-батюшку. Точнее, дедушку. Но верить в доброго дедушку уж действительно как-то приземленно. Но интересно все-таки, что он дальше устроит.