Живые и мёртвые - Уорнер Уильям Ллойд - Страница 10

Но не эта грубая экскреторная тема, сама по себе важная и достигающая, по сравнению с другими, более глубинных пластов человеческой психики, была в действительности самой могущественной и действенной темой, затронутой этим эпизодом. Ночные горшки были анахроничным пережитком былых времен. Они были «художественными» намеками на прошлое, которое технические усовершенствования сделали для большинства жителей города безнадежно устаревшим. Согласно легенде, наиболее утонченным согражданам Бигги заявил по случаю устроенной им выставки: «Некоторые из вас не нуждаются ни в электрическом освещении, ни в бензине, ни в аэропланах, ни в каких бы то ни было других усовершенствованиях и новшествах, изобретенных в двадцатом веке. Точно так же некоторым из вас не нужен и я...». Не было лучшего способа показать сопротивление новым техническим изобретениям, нежели намекнув на известную отсталость некоторых членов правящей группы в вопросах оснащения дома канализацией.

В домах и офисах тысяч американцев висел портрет Линдберга «Одинокий орел», атлетическим обликом напоминавший Руперта Брука[20]; по всей стране потоками лилась восторженная поэзия и проза газетных передовиц, воспевавшая «неукротимую молодежь», отвага и бесстрашие которой символизировали прогресс человечества. Перелет через грозную Атлантику репрезентировал потребность человека в преодолении великих препятствий; кроме того, он символизировал освобождение от старых разочарований и прежних ограничений. Тысячи передовиц наперебой рассказывали о тех перспективах, которые он открывает для будущего, и пробуждали ощущение человеческого прогресса и безграничных способностей человека. Сам самолет — «Дух Сент-Луиса» — был олицетворением успеха и технического прогресса Америки; он стал символом надежды на лучший мир, которая в оптимистичные двадцатые годы идентифицировалась с «Духом Америки». Для каждого гражданина Линдберг и его самолет были могущественными символами того, к чему должен стремиться любой американец. Старомодные ночные горшки и традиции старых семей, с которыми они были соотнесены в язвительной сатирической выходке Бигги, никак не соответствовали этому идеалу, возбуждавшему столько человеческих эмоций.

Этот эпизод выявляет также другую важную тему американской культуры. Линдберг, Одинокий орел, летающий далеко и высоко, воспринимался всеми как некогда никому не известный механик и авиатор из маленького городка, который, преодолев массу препятствий, научился летать и в конце концов накопил достаточно денег, чтобы осуществить свой полет в Париж. Тема страны, в которой каждый имеет шанс чего-то достичь, воплотилась в этом безвестном пареньке, который успешно воспользовался своим неотъемлемым правом американца совершить что-то хорошее, достиг вершин славы и снискал шумные рукоплескания президентов и королей.

Линдберг воспользовался своим шансом. На пути Бигги стоял анахроничный дух Хилл-стрит. Нет возможности доказать, что Бигги вообразил себя этаким Линдбергом. Тем не менее разыгранное им представление символически отождествило его с величайшим современным героем Америки. Как он сказал непосредственно перед своим первым избранием, «мне нужен лишь шанс продемонстрировать, на что я способен». «Мертвецы» же, символически изображенные лежащими в своих могилах, которые тормозили прогресс и мешали ему построить бензоколонку, олицетворяли собою ценности, наглядно представленные старинными ночными горшками. Возможно, не будет большим преувеличением сказать, что содержимое этих двух типов символических вместилищ слилось воедино в нелогическом мире бессознательного.

Вдобавок к тому, эмблема «Бигги Малдун Разрушение К°» говорит сама за себя. Развевающийся над особняком американский флаг не только шокировал, но и напоминал о том, что этот символ выше всех других американских символов; он рассказывал собственную историю о силе простого народа и его победе над силой и престижем богатых и власть имущих. В каждом акте спектакля на Хилл-стрит из раза в раз повторялись и подчеркивались фундаментальные темы враждебности к высшим слоям общества и та основополагающая заповедь, что все люди сотворены равными.

Неудивительно, что для многих в Янки-Сити Бигги и сам вскоре стал воплощением тех ценностей и представлений, которые были неотъемлемыми элементами разыгранного им спектакля: противостояния Ривербрук и Хилл-стрит, конфликта между правами простых людей и привилегиями власть имущих, конфликта между равенством возможностей и рождения и неравенством унаследованного богатства и аристократического статуса. Ни одну из этих социальных тем в Янки-Сити невозможно было бы ни почувствовать, ни обсудить без фигуры Бигги Малдуна, появление которого на публике всегда подливало масла в огонь. Бигги был теперь не просто еще одним человеком из прибрежных лачуг, но «человеком из народа» — либо героем, либо злодеем, соответственно той роли, которую приписывал ему тот или иной очевидец спектакля как составляющую его новой символической значимости.

Как сообщение, внушаемое звуками военного марша, бывает порой красноречивее доводов рассудка, так и триумфальные выступления народного героя из плоти и крови на подмостках реальной жизни имеют окончательную и убедительную силу нокаутирующего удара. Через фигуру Бигги и драму, которую он поставил, простой народ и низший класс Янки-Сити велели могущественным обитателям Хилл-стрит катиться ко всем чертям и заставили их это проглотить. Позднее некоторые из них сделали то же самое в относительной безопасности избирательных кабинок, проголосовав за Бигги и тем самым одобрив его сокрушительные атаки на политическую власть высших классов и символы их высокого престижа. То, что он как герой делал открыто, простые люди могли сделать косвенным образом; когда он «врезал» власти и респектабельности, сбивал с ног мэра, наносил безобразную рану благочестивой красоте Хилл-стрит и лишал высокого статуса старинный особняк, они, отождествив себя с ним, могли испытать глубокое удовлетворение, редко доступное тем, кто чувствует себя беспомощным и постоянно испытывает разочарования из-за своего скромного положения. Когда Бигги оскорблял достоинство степенной Хилл-стрит, они могли смеяться. Позднее, голосуя за него и его сторонников, они имели возможность захватить в свои руки инструмент политической власти. Представление, организованное Бигги, было чем-то большим, нежели просто буффонадой для увеселения масс.

Некоторые группы символов и содержащиеся в них темы

Не нужно быть тонким психологом, чтобы понять кое-что из того, что двигало Бигги Малдуном, и узнать, почему он отказался или не сумел подчиниться некоторым из противоречивых влияний, которые на него оказывались. Очевидна глубокая любовь единственного сына к своей матери. Ее любовь и требовательность, живо ощущаемые Бигги, стали составной частью его «я». Характер матери, работавшей не покладая рук, агрессивной, враждебно настроенной по отношению к властям и вышестоящим, нетрудно разглядеть и в ее сыне. Невзгоды, которые матери пришлось претерпеть в Янки-Сити от власть имущих, воспринимались им болезненно, как свои собственные.

Воинственность и прямое насилие, нападки на полицию, которыми он гордится, — не только проявления индивидуальной психики, но и выражение социальных традиций, привитых ему его этнической и классовой культурами. Неугомонная энергия, побудившая его мать в семнадцатилетнем возрасте бросить семью и дом в Ирландии и уехать в Америку, передалась и сыну. Желание Бигги не подчиняться, а господствовать и очевидная сосредоточенность на самом себе неизменно проявляются во всем, что он говорит и делает. Его герои — Юлий Цезарь, завоеватель и диктатор, написавший «произведение о самом себе», и Уильям Ллойд Гаррисон, поднявшийся на борьбу с могущественными рабовладельцами и отстаивавший идеалы человеческой свободы и равенства, — репрезентируют логически несовместимые идеи, но эмоционально совместимые добродетели. Эти два набора ценностей, несмотря на рациональное противоречие между ними, в равной степени восхищали и притягивали Бигги. Можно заметить, кстати, что в обоих его кумирах присутствуют некоторые черты мучеников.