Мэйфейрские ведьмы - Райс Энн - Страница 138

Из поколения в поколение лучшие представители мужского пола спаривались с ведьмами, развивая и усиливая таким образом определенные свойства и черты характера, в первую очередь, конечно, экстрасенсорные способности. Но ведь есть и другие особенности личности. Если я правильно понял то, что написано в этом чертовом досье, Кортланд был отцом не только Стеллы и Роуан. С таким же успехом он мог быть и отцом Анты, хотя все были уверены, что она дочь Лайонела.

Идем дальше. Если отцом Мэри-Бет был Джулиен… Черт! Нужно было разложить все это по полочкам на компьютере и составить нечто вроде схемы – именно с точки зрения инбридинга. А при наличии фотографий молото привлечь новейшие достижения в области генетики. Нужно рассказать об этом Роуан – она поймет лучше других. Кстати, когда мы с ней разговаривали, Роуан говорила что-то о непопулярности генетики. Людям не нравится думать, что кто-то может предопределять их судьбу, генетически программировать… То есть я опять прихожу к вопросу о свободе воли, а именно эта свобода и стала одной из причин того, что я едва не свихнулся.

Как бы то ни было, Роуан во всех отношениях можно считать высшим достижением генетики: высокая, стройная, сексуальная, обладающая отменным здоровьем и блестящим умом, сильная, способная добиться успеха во всем… Она обладает телекинетическим даром, способностью отнимать жизни на расстоянии, но вместо этого становится врачом, можно сказать гением медицины, и эти жизни спасает… И тут мы снова сталкиваемся со свободой человеческой воли… Свободой выбора.

Но о какой свободе выбора могу говорить я? И что имел в виду Таунсенд, сказав, что «все предопределено и спланировано»? Господи! Как разобраться во всем этом?

Быть может, я связан с этими людьми благодаря ирландским слугам, работавшим в особняке? Или члены этой семейки просто находят кого-то на стороне, когда для усиления жизнеспособности рода им требуется вливание новой крови? Но эту миссию с успехом способны выполнить герои-пожарные и копы, которых так любит Роуан. Зачем им я? Почему именно мне суждено было утонуть? Впрочем, я до сих пор не уверен в их причастности к моему приключению. И тем не менее только мне Лэшер позволял видеть его.

Боже милостивый! Я никогда не смогу найти объяснение всем этим странностям! А что, если я и не должен был утонуть, ибо изначально был предназначен судьбой для Роуан? Что, если причина моего спасения именно в этом? К тому же я не могу смириться с мыслью о предопределенности. Потому что, будь моя смерть в морских волнах предопределена, предопределено могло быть еще очень и очень многое. А это ужасно!

Я не в силах читать досье Мэйфейров и думать о том, что трагические события, произошедшие в их семье, были неизбежны, что Дейрдре суждено было вот так умереть…

Можно писать обо всем этом еще три дня, бесконечно размышлять, гадать, выдвигать одну версию за другой… Но я просто схожу с ума. И до сих пор не могу отыскать хоть одну зацепку, чтобы понять, в чем смысл портала, – или это был обычный дверной проем? Не знаю!!! Ни единого проблеска в понимании значения этого образа! Равно как и в поисках числа, которое может иметь хоть какое-то отношение к моему видению… Разве что это было число тринадцать? Тогда…

Далее. Если допустить, что дверной проем – это вход в особняк на Первой улице… Или сам особняк – своего рода портал… Нет, ерунда. По-моему я скоро дойду до ручки.

Что до психометрических способностей… Понятия не имею, зачем они мне и что с ними делать. Может, стоит рискнуть и дотронуться до Лэшера, когда он материализуется передо мной в следующий раз? Что, если удастся узнать, кто он на самом деле, откуда приходит и чего добивается от ведьм? Сомневаюсь, что он позволит коснуться себя.

Конечно, попав в особняк на Первой улице, я сниму перчатки и прикоснусь ко всем предметам, так или иначе связанным с историей Мэйфейрских ведьм. Надеюсь, что нынешняя хозяйка дома, Роуан, не станет возражать. Откровенно говоря, сама по себе такая перспектива приводит меня в ужас. Я не воспринимаю визит в особняк как шаг к завершению возложенной на меня миссии. Нет, это не более чем непосредственный контакт с бесчисленным множеством предметов, поверхностей, даже образов… и кроме того… впервые в жизни меня пугает мысль о том, что придется трогать вещи, принадлежавшие мертвым. И все же я должен попытаться… Я обязан использовать любую возможность.

Уже почти девять часов, а Эрона до сих пор нет. За окнами так темно и тихо, что жуть берет. Не хочу уподобляться герою Марлона Брандо из фильма «В порту», но пение сверчков тоже нагоняет на меня страх. Я вздрагиваю от каждого шороха и старательно обхожу взглядом развешанные по стенам картины и зеркала, боясь увидеть в них нечто ужасное…

Я ненавижу собственный страх!

И у меня больше нет сил томиться в ожидании. Конечно, было бы глупо рассчитывать на то, что Эрон появится сразу, как только я закончу читать досье. Но похоронная церемония давно закончилась, и Лайтнер не может не знать, что я жду его, что меня мучают мысли о Мэйфейрских ведьмах, от которых щемит сердце. Но я жду. Потому что обещал дождаться его, потому что он не позвонил и потому, что мне необходимо увидеться с Роуан.

Эрону придется поверить мне на слово, что я непременно вернусь и тогда мы все обсудим. Но это будет завтра, а если понадобится, то и послезавтра… А сегодня я должен встретиться с Роуан!

И последнее. Если я сейчас закрою глаза и попытаюсь воссоздать в памяти свое видение, – точнее, ощущения, ибо фактические подробности давно забылись, – уверен, что те люди, с которыми я тогда встретился, по-прежнему будут казаться мне хорошими и добрыми. Я вернулся ради какой-то высшей цели. И согласие выполнить эту миссию стало проявлением моей свободной воли.

Признаюсь, меня приводит в отчаяние собственная неспособность постичь смысл образа дверного проема – или портала? – и уловить значение числа тринадцать. И все же меня не покидает чувство, что люди там, наверху, были хорошими.

К Лэшеру это ни в коей мере не относится, ибо он, несомненно, разрушил жизнь нескольких женщин. Возможно, он уничтожил всех, кто когда-либо осмелился ему сопротивляться. И вопрос Эрона о том, каковы цели этого существа, остается актуальным. Это создание вытворяет что хочет. Но почему я назвал его созданием? Кто его создал? Тот же, кто создал и меня? Но кто именно? Кто – или что? – служит источником нашего бытия?

Источником служит зло.

Что означала его улыбка тогда, в церкви, когда мне было шесть лет? Позволит ли он коснуться себя и постичь его цели? А если позволит?

И вновь на память мне приходят слова «предназначено», «предопределено» и «спланировано». И эти слова сводят меня с ума. Все мое существо восстает против них. Такие понятия, как «миссия», «судьба» или «великая цель», связаны со смелостью, героизмом, со свободой выбора и свободой воли, в то время как «предназначение» и «предопределение» способны лишь наполнить душу отчаянием.

Как бы то ни было, в данный момент я весьма далек от отчаяния. Меня сводит с ума неизвестность, я не в силах больше оставаться в этой комнате, я страстно, всем существом своим рвусь к Роуан. А кроме того, я горю желанием собрать воедино все разрозненные сведения и факты и выполнить возложенную на меня миссию, ибо уверен, что принял ее на себя именно потому, что во мне самом еще осталось что-то хорошее.

Не знаю почему, но мне вдруг вспомнился Гандер и то, как он произнес: «Предположения, предположения и догадки…»

Как жаль, что Эрона сейчас нет рядом. Он мне нравится. Честно. Они все мне очень симпатичны. Я понимаю и высоко ценю то, что они здесь делают. Не каждому по душе сознавать, что за ним следят, фиксируют каждый его шаг, подсматривают и подслушивают… Но я понимаю, ради чего все это. И Роуан поймет. Не может не понять.

Их уникальное досье бесценно, это документ огромной важности. И стоит мне только задуматься, представить, как глубоко я сам увяз в этой истории, как причудливо объединила нас судьба с того далекого момента, когда это призрачное существо впервые взглянуло на меня из-за низкой ограды, я благодарю Бога за то, что эти люди есть, что они рядом и, по их собственному выражению, «наблюдают»…