Кухня холостяка - Спичка Аркадий Матвеевич - Страница 36

Посмотрим внимательнее, что принесла стране эта дурацкая кампания (хочу верить — последняя конвульсия бесчеловечного режима), за инициацию которой никто не был ни отстранен от дел, ни посажен, ни поставлен к стенке. (Напомню, что человек, укравший что-либо на сумму более пятидесяти рублей, подлежит уголовному преследованию.)

Итак, через четыре года после начала сражения за трезвость размеры прямых потерь от снижения винно-водочного оборота достигли почти 50 миллиардов (!) рублей. Разумеется, ради здоровья общества, ради людей можно пойти и не на такие затраты. Но, увы, за эти годы беспощадной борьбы с собственным населением и беззащитной виноградной лозой люди наши не стали здоровее и благополучнее.

Шок и оцепенение, охватившие советских граждан после публикации указа, прошли весьма быстро, и граждане, лишенные пресловутых виноградных вин, легкого пива, благородного, коньяка и водки более или менее приличной очистки, стали заглатывать страшные, разрушительные для организма суррогаты — тормозную жидкость, средства для уничтожения тараканов, политуру, гнусную сивуху. Спросите у психиатров, у врачей-наркологов, к каким ужасным это привело последствиям.

Народу обещали взамен выпивки море соков, тонны фруктов и овощей. Но не уверен, что каждому десятому ленинградскому, казанскому или челябинскому пацану удавалось вдоволь полакомиться фруктами и ягодами.

Во имя светлейшей цели (благодаря усердию милиции) ежегодно подвергались разнообразным экзекуциям 10 миллионов человек, имевших несчастье попасть в руки очередному патрулю, — это штрафы, это аресты, принудительные работы, лишение свободы. За четыре года — это сорок миллионов взрослых людей, получивших заряд озлобления и ненависти. Куда будет направлен этот заряд?

Триста тысяч гектаров-виноградников, многие из которых культивировались едва ли не с времен фараонов, были пущены под нож бульдозера. Сегодня мы знаем имена людей, покончивших с собою при виде варварства, не имеющего прецедентов в истории. А вспомните знаменитый эпизод из фильма «Отец солдата», когда старый грузин лупит по физиономии танкиста, размоловшего траками своей машины виноградник…

Опомнившись, государство стало наращивать производство алкогольных иапитков, чтобы сбить вспыхнувшие самогоноварение и спекуляцию спиртным, чтобы хоть как-то укротить позорные винные очереди. Но восстановить выпуск хорошего, благородного вина куда сложнее, чем перепахать тысячелетние виноградники. Прилавки стали заполняться водкой, причем водкой далеко не лучшего качества.

Экономист Н. Шмелев писал: алкоголь надо делать как можно дешевле и доступнее — это один из факторов укрощения пьянства, феномен, известный всему миру. Во Франции много-много лет вино доступнее и дешевле минеральной воды, но что-то не доносится до нас сведений о деградации французского народа и крушении французского общества.

Кто лично ответит за то, что в нашей несчастной стране только в 1987 году было употреблено внутрь 900 тысяч литров жидкости для мытья стекол, 20 миллионов баллончиков дихлофоса, на многие миллионы рублей всякой дешевой спиртсодержащей парфюмерии, 44 тысячи человек отравились, каждый четвертый из них погиб.

Я горжусь тем, что в свое время первым в Ленинграде выступил в газете «Смена» против этого бесчеловечного указа. Помню, как потрясли меня некоторые письма, пришедшие в ответ на статью. «Да пусть алкаши передохнут все, — писали их авторы, очевидно, люди безупречные и высокоморальные, — а еще лучше взять да поставить их к стенке!» Бесчеловечный указ закономерно родился в стране, где десятилетиями бесчеловечность возводилась в норму.

Хватит, хватит уже бороться со своими! Давайте лучше друг другу помогать. Пьющих у нас от 130 до 150 миллионов (эту цифру приводит Л. Мирошниченко, старший научный сотрудник Всесоюзного научного центра наркологии). Если их всех побороть, то с кем, граждане, останемся, чтобы строить светлое будущее?

К черту ханжество и ханжей! Пусть хоть в отдельно взятом Ленинграде городская дума вместо введения тысячу раз скомпрометировавших себя талонов, ограничений и поднятия цен откроет сотни мелких забегаловок. В той же Франции одно такое заведение приходится на 250 человек. Да что там Париж, тридцать лет назад в Питере всех чайных, пивных и закусочных было не меньше, чем в Париже. Человек не у мусорного контейнера, опасаючись милиционера с «демократизатором», а в приличной, человеческой обстановке мог выпить стопку водки без зверской наценки, спокойно закусить ее сарделькой и отправиться домой. И посмотрите статистику — во сколько раз мы выпивали тогда меньше, чем сегодня!

Наказание пьющих скотскими условиями выпивки не сработало. Напротив, берясь с «культурой пития», мы напрочь растеряли элементарную культуру поведения человека в общественном месте, которая вырабатывается в свободном, непринужденном общении людей между собой. Указ и последовавшая за ним кампания разобщили громадные массы простых людей, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Мирошниченко пишет: «И пока мы не нашли замены, пока не уговорили людей обходиться соком, пусть люди общаются хоть в этих трижды проклятых пивных, чтобы выпить вместе за разговором и не спеша, в условиях простейших удобств (фанерный стол, фанерный стул, стеклянная кружка, дешевая закуска), хотя бы те же самые 5,8 миллиарда литров пива, что продаются сейчас населению а год.

И, отбросив подозрительное ханжество, по-видимому, придется построить (идя, действительно, „навстречу пожеланиям трудящихся“) тысячи этих простеньких „шалманчиков“, которые можно возвести, как и снести, буквально за одну ночь. И пусть структура выпиваемого алкоголя сместится в сторону 50—60-процентной доли пива, как в благополучной Дании или Англии, вместо теперешней 60-процентной доли водки…»

Рост преступности в стране все привычнее сваливают на пьянство и не замечают, что при жутком росте числа преступлений и при еще большем росте продажи водки число правонарушений, совершенных людьми в нетрезвом состоянии, даже снизилось. Общество больно, больно хамством, бессердечием, жестокостью, тупой нетерпимостью — здесь первоисточник преступности.

Мы называем «помощью» преследование пьяниц и больных алкоголизмом, которые действительно нуждаются в помощи. Если мы, т. е. вольные или невольные радетели трезвости, повернемся к ним не трубкой Раппопорта для определения паров алкоголя, а сердцем, большинство их ответит тем же. И увидим, наконец, что одному нужен врач, другому — священник, а третьему — просто добросердечное отношение, и все это мы способны обеспечить.

Привычно считается, что борьба, с пьянством может одолеть экономический кризис. При этом забывают, что экономику из кризиса уже сейчас должны вытаскивать те 150 миллионов пьющих, а не штатные аппаратчики, борющиеся за трезвость. Грузины говорят, что их обычаи не запрещают пить, но запрещают позорить свой род. Поэтому пусть каждый решает сам, сколько он может позволить себе выпить и может ли он вообще пить, не нарушая этот закон предков, который превыше любого уголовного кодекса.

Наверное, здесь и лежит самый достойный путь к избавлению от теперешних алкогольных бед. Уходя от лжи и административного насилия, преодолев чуму бездушия, мы все обязательно придем к осознанию того, что для человека нет ничего дороже уважения со стороны людей. Оно дороже мыла, колбасы, видеоигрушек и любого количества французского коньяка. И что потеря этой ценности гораздо дороже потери печени.

Ну а теперь, поумерив полемический пыл, давайте попробуем спокойно разобраться в главном — в генезисе алкогольной болезни, апеллируя, естественно, к авторитетам. Я отвожу себе роль почти бесстрастного комментатора некоторых небезынтересных, на мой взгляд, суждений о предмете разговора.

Всем, естественно, понятно, что главный вирус алкогольной болезни — это сам алкоголь. Заметим при этом, что далеко не каждый, употребляющий спиртное, становится алкоголиком. Даже многолетнее систематическое пьянство вовсе не вызывает алкоголизма и сопутствующей ему деградации, распада личности. Умеренно пьющий человек сохраняет интеллект, чувство ответственности перед обществом, семьей, способность к творчеству и профессиональной деятельности. Такие люди не теряют самоконтроля, не становятся рабами спиртного, всегда могут отказаться от выпивки, они не испытывают мучительной потребности опохмелиться (один из главных признаков болезни).