Пылающий мир (ЛП) - Марион Айзек - Страница 21

Она мчится к другому пациенту. Раньше помещение казалось невозможно большим для такого крохотного приёмного покоя, но сейчас каждый сантиметр пустого пространства заполнен ранеными. Их разместили на электрических больничных койках, грязных двойных матрасах и просто на шерстяных одеялах, брошенных на бетонный пол — в соответствии с усложняющейся отчаянной ситуацией. Мы скачем от медсестры к медсестре — в нынешнюю тяжёлую эпоху настоящих докторов не так уж много — и возвращаемся к Норе, наблюдая, как она бинтует живых и успокаивает мёртвых. Группа гражданских стоит в углу и ждёт сигнала, который будет значить, что настало время попрощаться и прострелить головы своим близким, но иногда они не в состоянии сделать это, и задача ложится на Нору. Из-за её пояса торчит кольт сорок пятого калибра — такая же необходимая для современной медицины вещь, как и скальпель.

Среди крови и криков никто не обращает внимания на ряд особенных пациентов, чьи кровати выстроились в линию вдоль стен. У многих из них травмы намного серьёзнее — оторванные конечности, зияющие дыры — но их раны не кровоточат. Эти пациенты сидят на кроватях и выпучив глаза наблюдают за хаосом

вокруг. Мёртвые думают о том, сколько жизни в каждом действии Живых. Их кровь хлещет как шампанское на вечеринке, плач и стоны звучат как церковный хор. Они прекрасны даже в агонии.

Пока Мёртвые наблюдают за смертью Живых, в боковую дверь входит группа мужчин в белых рубашках. Они окружают Мёртвых. Один из мужчин открывает карманный нож. Втыкает его в руку одного из пациентов. Тот даже не вздрагивает, но оскорблённо смотрит на мужчину. Ему обидно.

–Что вы такое? - требовательно спрашивает мужчина.

Я… человек, - отвечает пациент.

Нет, ты не человек, - говорит мужчина, и ведёт нож ниже по руке пациента, оставляя глубокий порез.

Эй! - кричит Нора с того конца помещения. Она передает своего пациента другой медсестре и несётся к забытому углу госпиталя. - Какого чёрта вы делаете? Вы кто?

Мы из Аксиомы. Что это за люди?

В смысле?

Они Живые или Мёртвые?

Они пытаются понять, кто они. Какого хрена ты тычешь ножом в моих пациентов?

У нас есть приказ изучить этих существ.

Это зомби. Но они пытаются стать людьми. Что-то еще?

Мёртвые не могут «пытаться». Они в режиме ожидания перед нападением. Нора закатывает глаза.

Госпожи боже, опять повсюду Гриджо. Слушай, мне некогда. У меня люди ждут операции.

Он тычет ножом в лицо пациента.

Они игнорируют наши приказы и мешают оказанию первой помощи, - пациент ударом выбивает из его руки нож. Кажется, мужчина шокирован. - Видите?

Пошли вон из моего Морга, - говорит Нора.

Нам нужно забрать нескольких в Купол Голдмэна для изучения. Наверное, для начала хватит троих.

Нора делает шаг в сторону мужчины.

Я сказала, пошли вон.

Мы замечаем в Норе Грин кое-что интересное. Множество мелких шрамов на

руках и лице, отсутствующий палец на левой руке — главы её жизни жирным шрифтом выцарапаны на её теле, они призывают нас прочесть их. Мужчина в белой рубашке тоже их замечает. Они интересуют его, но еще больше его интересует пистолет в правой руке Норы, которым она решительно постукивает по бедру.

Мужчина достаёт рацию.

–Командование? Запрашиваю подкрепление в здание госпиталя, - он смотрит на измазанную в крови униформу Норы и на её налитые кровью глаза. - Мы столкнулись с сопротивлением.

ЯПЛОХО СПЛЮ. У меня это не очень хорошо получается. Сон — это режим

прекращения огня, объявленный между мной и жизнью, но я не доверяю своему противнику. Я всю ночь не сплю, ожидая подставы. В те дни, когда я был Мёртвым, спать - означало лежать на полу, смотреть в потолок и пытаться вернуть свою разлагающуюся память. Я жил без сна много месяцев, но когда он приходил, это всегда было ужасно. Я не ложился на перину с книгой и чашечкой ромашкового чая, скорей это было похоже на неожиданный выстрел в ногу — и я, смущённый и испуганный, падал на пол.

С той ночи, когда я лежал рядом с Джули на заплесневелом матрасе и когда впервые по-настоящему заснул, мои взаимоотношения со сном улучшились, но всё же большую часть ночей я бодрствую. Слушаю её тихий храп ранним утром, по движениям, хныканью и неразборчивым словам пробую догадаться, какие кошмары приготовил ей мозг, и как успокоить её, когда она проснётся. Если удача мне улыбается, я на час-другой уплываю в неглубокую дремоту, но мой разум, натренированный за годы смерти, всегда настороже.

Так что получить прикладом по голове оказалось очень кстати. Я выспался, как никогда.

Глубоко-глубоко в тёмном переулке моего разума седой уличный прорицатель бормочет что-то о Судном дне и огне, но я не обращаю на него внимания и прохожу мимо, задрав подбородок. Я чувствую свет. Я на тропическом острове, плаваю в тёплой голубой воде. Надо мной летают чайки, подо мной проплывают дельфины. У меня каменный пресс, а кожа здорового бронзового цвета. Джули сидит на пляже в

бикини и солнечных очках. Она намазывает маслом своё тело, огромные груди и длинные ноги. Мы в отпуске, мы влюблены, мы...

Мы в ночном клубе. Музыка грохочет, я танцую с Джули. Я неплохо танцую — бедра, руки и ноги безупречно попадают в такт, изображая секс на глазах сотни незнакомцев, но мне нисколько не стыдно. У меня полные карманы денег и наркоты. Джули развязно улыбается мне, её длинные волосы свисают мне на лицо, красная юбка задирается выше и выше, все завистливо и похотливо смотрят на нас. Я самодовольно улыбаюсь им и увожу Джули домой, в нашу квартиру в небоскрёбе, и мы всю ночь без передышки занимаемся любовью. Мы не смотрим друг на друга, мы смотрим в окно на город, который расстилается под нами, как покорная шлюха, предлагающая нам всё...

Я в частном самолёте. Мне уютно на мягких кожаных сиденьях, я купаюсь в ярких красках тропиков, смотрю вниз на бесконечные просторы разрушенных городов и несчастных дурачков, которые их населяют. Джули сидит рядом со мной. Я смотрю на неё и хмурюсь, потому что я одет как серьёзный бизнесмен — серебристо-серая рубашка и красный галстук, а она не надела ни брючного костюма, ни юбку-карандаш, ни даже пиджак с подплечниками. Она сидит в джинсах и клетчатой фланелевой рубашке, на спутанных волосах — красная кепка. Я хочу её отругать, но замечаю, что и мой наряд далёк от идеала. Ткань рубашки грубая и жёсткая, вместо итальянских туфлей — тяжелые чёрные ботинки в засохшей грязи.

Я смотрю на Джули. У неё печальное и испуганное лицо, умоляющий взгляд.

Кепка промокла с краю, из-под неё по лбу струится кровь, заливая Джули глаза.

Я смотрю вправо и вижу двух мужчин и женщину, одетых так же, как и я. У одного из мужчин в руках серебристый чемодан. Он подмигивает мне. Когда самолёт начинает снижаться, направляясь к бесконечным просторам темно-зелёных деревьев, я вылетаю из сидения. Чем дольше мы падаем, тем громче играет музыка

музыкант яростно лупит по маримбе, ломая молотки.

– Пожалуйста, не оставляй меня, - шепчет Джули мне в ухо. - Пожалуйста, не уходи.

* * *

Я приоткрываю глаза, но не уверен, что проснулся. Музыка всё ещё звучит, хотя громкость теперь нормальная, тропический джаз растворяется в весёлом ритме кантри. Он тоже тихий и неразборчивый, но можно догадаться, что мы

переместились в другую культуру. Я нахожусь в какой-то тёмной камере, музыка вытекает из громкоговорителя на потолке, но мне трудно разобрать детали, поскольку перед глазами, как фейерверки в честь дня Независимости, скачут цветные пятна. В голове стучит.