Падение Света (ЛП) - Эриксон Стивен - Страница 119

Мужчины следили, как она неуверенно бредет к фургону с ножнами.

Рекруты за тонкой линией солдат сгущались в странно тихую толпу.

Варез попытался снова: — Сир…

— Не знаю ни одного подходящего решения, — тихо сказал Галар.

— Я всегда верил, что они живые. Но… как-то они казались… не знаю. Контролируемыми. Скованными. Теперь, сир, они поистине сумасшедшие. Что такое оружие, такие доспехи дадут нам?

Галар Барес колебался. — В день после Отравления, Варез, оружие выло — я был свидетелем. Те вопли до сих пор мучают меня. Те, что там были… думаю, все мы слегка свихнулись, а иные… ну, уже не слегка.

— Говорят, — пробормотал Варез, склоняясь к нему, — что мир ныне гниет от магии. Возможно, магия каким-то образом заразила железо?

— Не знаю.

Похоже, Ребл обрел самообладание, хотя лицо стало сердитым. Он уговаривал остальных офицеров идти к фургонам.

— Ребл был хорошим выбором, сир. Для такого вам нужен мужчина без воображения.

— А вы, Варез?

Тот потряс головой, опуская глаза к обнаженному клинку в руке. — Слишком много, сир. Слишком.

— Похоже, старому оружию почти нечего вам сказать.

— Пока что так, сир.

Сколько Ребл ни сыпал угрозами и уговорами, офицеры сопротивлялись. Квартирмейстер подозвал другого помощника и велел вкладывать клинки в ножны. Затем их понесли, один за другим, к тесной кучке офицеров. Галар следил, как Ренс принимает оружие, неловко хватает. Руки ее были такими красными, что ему подумалось: она мыла их в крови.

Ребл выругался, подойдя к ним. — Командир, не сработает.

— Должно сработать, — возразил Галар.

— Мы даже не трогали доспехи — это дерьмо в ножны не сунешь, верно? Мало кто из старых Хастов их носил. Разве их не привезли после Отравления?

— Идите назад к остальным. Покажите твердость.

— Твердость? — Внезапно расцветшая улыбка была ослепительно-опасной. — О, хребет у меня крепкий, сир. Может, даже слишком. Но его нельзя сгибать. Сломаете — станет бесполезен. Однако до тех пор он может принять немалый вес, сир, и знает, как его распределить.

— К чему это, Ребл?

— К тому, сир. Хотите, чтобы я вернулся. Но я не торговец. Если хотите, чтобы я что-то продавал… я умею убеждать, сир, но только кулаками.

— Просто привлеките на свою сторону Курла и Ренс. Раздайте всем новичкам оружие. Постройте их, Ребл.

Всё улыбаясь, Ребл отдал честь и вернулся в кучку офицеров.

— Могли бы заговорить, Варез. У вас есть доступ к Реблу.

Варез хмыкнул: — Едва ли. Я всего лишь забочусь отдавать такие приказы, которые он выполнит в любом случае. Он решил спасти мою жизнь в рудниках, но не знаю, по каким причинам. До сих пор из-за него плохо сплю по ночам. — Он покачал головой. — Вот как оно среди нас. Преступления держим, словно щиты. Иные прочны и сильны, а другие хрупки и ненадежны. А третьи — всего лишь иллюзии, шепотки. — Варез указал на офицеров: — Вот, например, Листар. Тайна защищает его, но трудно сказать, надолго ли ее хватит. Нет, сир, наши щиты не просто для обороны. Они помогают нам кое-что спрятать.

Ребл ухитрился выстроить офицеров неровной линией. Мечи были на поясах, но даже скрытые ножнами клинки, как и их собратья в повозках, кричали — какофония резкая, будто стая чаек кружит над полем брани. Масса рядовых рудокопов приближалась. Галар заметил, что некоторых стражников уже оттеснили. «Они не побросали оружия, но их не хватит».

— Хотят получить клинки, — сказал Варез. — Им интересно, что случится.

В этот момент двое всадников проехали сквозь щель за шеренгой охраны. Узнав их, Галар Барес ощутил трепет потрясения.

Мужчины вели беседу столь громко, что прорезали гомон оружия.

— Слышишь, старый друг, здесь что-то не так?

— Вороны разболтались. Ну, однажды я носил клинок, только и умевший что жаловаться. Рад был сечь, но жалко терялся в мирное время.

— Какова же судьба того оружия, Празек?

— Соблазнен ржавчиной, на манер отставных солдат, морщинистых проституток и старых бардов, у коих хрипнет голос. Всему приходит конец, Датенар.

— Но мечи, глупо ржущие в разгар жестокой битвы, Празек… разве так подобает?

— Угроза врагу, — ответствовал Празек, останавливая коня. Он оперся на луку седла и обозрел заключенных. — Я задумал взять такой же клинок и даже надеть доспехи, сулящие ужасное предназначение. Кто-то должен выразить безумие гражданской войны и, если она имеет право на голос, здешнее оружие отлично справляется.

Датенар натянул удила и спрыгнул с коня. Поправил плотные перчатки. — Злобное веселье сложится в песнь, посвященную грустному положению наших дел? Весьма уместно, ты прав. Эй, там! Приготовьте мне самое лучшее оружие! — Он резво рванул к фургону. — То, что возопит вместо приветствия. Пусть каркает на манер… э…

— Ворон, — подсказал Празек.

— Ворон! Тусклых и черных над недавними битвами, разъяренных изобилием, гневных от излишеств. Пойманных меж горем и радостью, пустым брюхом и спасением. Такое оружие наверняка умеет выживать, умеет заполнять небеса полночными точками. Угрозы, сказал ты, Празек? Воображаю дрожащие коленки врагов, трепещущий строй — ах, правота их дела (все они мнят себя правыми) съежилась, как мошонка в ледяной воде. А мы стоим перед ними, руки на вздыбленных рукоятях, клинки выползают из влажных ножен…

— Датенар! Ты вогнал в краску прекрасную половину здешних солдат! Как насчет круглолицых и сладкоглазых, пышных и округлых, изящных образчиков эстетического совершенства?

Датенар выбрал меч и ножны. Красуясь, вынул клинок. Тот завопил. — Что такое? Я так уродлив, что вызываю ужас?

— Точно не лицом, друг. Возможно, дыханием.

— Невероятно! Я говорю, набрав в рот розовые лепестки. Привычка оратора. Но, если я понял тебя, ты о женщинах.

— Моя слабость.

— Понимаю, их сила делает тебя слабым.

— Да, и еще лишающий мужества страх пред тайной.

— Тогда… вот женщина здесь, она держит такой меч, навершие блестит, железо полнится предвкушением. Неужели не окажется она бесстрашнее, нежели любой мужчина рядом? Не дрожит ли лезвие от оглушающего ужаса, видя готовность его испытать?

— Испытать и попробовать, затупить и утомить, сделать хромым, если такое возможно. Начинаю понимать твои намеки, Датенар.

— Намеки мои острее любого острия. Я уже готов к громовому доспеху, хотя бы ради столкновения мнений.

— Элегантность всегда тебе шла, Датенар. Славный покрой и верная рука швеца, тонкий подбор оттенков цвета и отличная полировка башмаков — ты всегда был завистью для всех.

— Грацию можно приобрести, Празек, хотя и требуется внимательное раздумье. Лишь практика сделала меня прирожденным мастером, столь же естественным, как уложенные и надушенные кудри надо лбом.

— А если шлем завоет, Датенар? Чем ответишь?

— Улыбкой, друг, как подобает, и полным доверием. Вы, квартирмейстер! Не пора ли открывать доспехи? Ваши офицеры нуждаются в достойном облачении, а клерки, не сомневаюсь, уже успели пометить именами каждый комплект, ровными рядами разложить в доказательство умелой организации, составить списки с разными оттенками воска печатей или еще чем. Смотрите на меня, сир! Разве не стою я тут, как голый?

Приблизившись к Галару, Варез непонимающе выругался. — Командир? Кто эти дураки?

Улыбнувшись, галар Барес покачал головой: — Нежданное благословение. И все же не верю я, что лорд Аномандер оказался столь… щедрым.

— Сир?

— Двое лучших офицеров из его домовых клинков, Варез. Лейтенанты Празек и Датенар.

Двое помощников Селтина вылезли, неся сверток. Положили у ног Датенара.

— Ну, не развернете ли его, добрые господа?

Рудокопы подошли еще ближе, но теперь что-то изменилось. От них уже не исходила угроза. Нет, их толкало любопытство и нечто вроде веселья, возникающего на представлении шутов и мимов.

Празек оставался в седле. Галар вдруг понял, что это неспроста — мужчина резко выпрямился. — Солдаты Легиона Хастов! Ваш мудрый командир позволил мне произнести речь в сей монументальный момент! О, я действительно сказал «монументальный»? Да, верно, этот момент так важен, что придется поставить ему монумент!