Край без Короля или Могу копать, могу не копать - Барановский Вадим - Страница 58

— Нет, — покачал головой Фонси, чувствуя, как снова начинают ныть суставы, — взломщиком — это не для хоббитов ремесло. Но спасибо. А мне в Гундабад надо, клещовица у меня, сам знаешь.

— Пойду, — чуть грустно произнёс Сосрыква, — до ночи хочу эти холмы оставить.

— Мы тоже, — кивнул Кзаг, — пора дальше двигаться. Нам ещё еду добывать.

— Прощай, Фонси, — сказал Сосрыква. — Возвращайся.

— Прощай, Сосрыква, — ответил Фонси. — Я постараюсь.

— ...Что это он за чушь нёс про обычай гостей искать? — спросил Кзаг у Кончага, когда орки и Фонси прошли несколько дюжин шагов.

— Не знаю, — пожал плечами Кончаг, — отродясь такого глупого обычая в Кардуне не водилось.

Фонси оглянулся, Сосрыква уже пропал из вида. Только привычная тяжесть заплечного мешка, где лежали и нож, и топорик, и пенал, и письма к Лилии, и другие полезные вещи, подтверждала то, что он действительно был, а не почудился хоббиту.

Ломило суставы. Где-то впереди ждал Гундабад.

ОТСТУПЛЕНИЕ ВТОРОЕ

в котором продолжаются дела тысячелетней давности

Ширское ополчение

Ветер приподнялся на локте, всмотрелся в темноту. Что-то только что прошелестело совсем рядом и мелькнуло на чуть светлеющем восточном небе. Какой-то низкорослый для большеца соглядатай был на стоянке.

Два дня прошло с тех пор, как отряд риворов под предводительством Ветера вышел на запад присоединиться к войску большецов и эльфов, что собиралось воевать старика Зиму и мстить за разорение Артедайна. Ветер выбрал самых опытных, самых сильных, быстрых и метких хоббитов. Пусть знают большецы, что в Шире тоже живут отважные воины.

Любой большец, оказавшись посреди хоббитского привала, ровным счётом ничего бы не заподозрил, если бы только не наступил на кого-либо из спящих. Хоббиты умеют выбирать для сна самые незаметные нычки, ямки и кусты, и спать, не храпя и не ворочаясь, завернувшись в плащи из толстого серо-зелёного сукна, куда к тому же были у многих нашиты ветки и приделаны клочки мха. Даже если пойдут с собаками, никакого толка не будет —место ночлега со всех сторон окроплено струей росомахи, самого страшного в этих местах хищника.

Десяток пони просто так не спрячешь, но они щиплют первую весеннюю травку за пригорком, в стороне от дороги, под присмотром двух младших риворов.

Соглядатай снова шелестнул в ночи — хорошо двигается, тихо, почти как хоббит. Ветер выбрался из-под плаща, нашарил на поясе нож и скользнул на звук.

Соглядатай не то услышал его, не то почуял, но быстрыми лёгкими шагами направился к дороге, минуя спящих — значит, видел их. Ветер устремился за ним, всё так же бесшумно и молча. Снова мелькнула на густой синеве неба тёмная тень — что-то в ней было неправильное, но Ветер не разглядел, что, — и всё, больше ни шороха, ни движения — вероятно, лазутчик залёг. Ветер тоже залёг, но перед тем достал нож из ножен и взял в зубы, чтобы в случае чего был под рукой, но ползать не мешал.

В кустах по левую руку что-то громко зашуршало, но чуткий слух Ветера успел уловить еле слышимый шорох за мгновение до того — звук, с каким выковыривают из земли камень. Лазутчик нарочно кинул камнем в кусты, чтобы отвлечь преследователя.

Так и есть, тёмная тень вскочила на ноги и сделала ещё одну перебежку вдоль дороги — если бы Ветер отвлёкся на брошенный камень, он бы это как раз пропустил. Ветерих скользнул следом, как змея в густой траве. Поднимать тревогу ему не хотелось — лазутчика лучше брать живьём и допрашивать, а если разбудить риворов, то он побежит, и останется его только бить из лука.

Ветер, продолжая ползти и стараясь не шуметь, повернул к дороге. Лазутчик, по всему судя, пришёл именно по ней и уходить собирается по ней же, а на светлой дороге его будет видно куда лучше. На своё счастье вождь риворов помнил, где в придорожной канаве лежит здоровенный валун — по нему можно будет переползти бесшумно, только бы хитрый враг не заметил его в это время.

Вот и дорога. Быстро оглядевшись — не следит ли кто? — хоббит переполз через плотно пригнанные друг к другу каменные плиты Западной Дороги, надеясь, что враг не оглянется и не заметит его на светлом небе. Прокравшись вдоль противоположной стороны дороги десяток-другой шагов на запад, Ветер залёг в засаду на краю канавы за какой-то корягой. Едва различимый плеск поведал ему, что лазутчик переходит канаву вброд.

Ветер взял в руку нож и приготовился. Вот над краем дороги показалась голова соглядатая, вот и он сам выбрался — странно неуклюже для того, кто умеет так бесшумно двигаться

С ножом в руке Ветерих Ток бросился через дорогу, пока лазутчик не успел подняться на ноги и оглядеться.

— Стоять! — приказал хоббит, выставляя перед собой нож. — Стоять, не двигаться!

Лазутчик отшатнулся, поскользнулся на краю канавы, нелепо взмахнул руками — правая его рука была неестественно искривлена, поэтому очертания его тени и показались Ветеру неправильными, — вскрикнул очень знакомым голосом и шлёпнулся бы обратно в канаву, полную талой воды, если бы Ветерих не ухватил его за руку, как когда-то давно его самого хватал за руку...

— Химни!

— Ветер? Ветер, что ты тут делаешь?

— Химни, что у тебя с рукой? и с лицом...

Даже в предрассветной мгле было видно, что лицо Химнерита пересекают крест-накрест два шрама, левое ухо хоббита разорвано в клочки, как у драчливого кота, рот навечно искривился в ухмылке.

— Орки, — сказал Химни, — а потом чариары и эремтаги. Война. Неважно, всё неважно. Ты-то здесь какими судьбами?

— Военными, — невесело усмехнулся Ветер,— ополченцы мы нынче, в Гавани идём. Полгроша отборных широких лучников.

— Так это все там наши? — удивился Химнерит, показывая рукой назад, в сторону стоянки, — то-то я смотрю...

— Наши, — подтвердил Ветер, — наши. Да иди же ты сюда, росомаха ты старая!

И он сгрёб друга в объятия, так, что чуть кости не затрещали. Химнерит хлопал Ветера по спине уцелевшей рукой, пытался что-то рассказывать — Ветер не слушал.

— А что с Андагисом случилось, я так и не узнал, — сказал Химни, когда Ветер разжал объятия, и они вместе пошли на стоянку,— он так, верно, из Северска и не выбрался.

— Погиб Андагис в Северске, — кивнул Ветер, — мне про него один ангмарец рассказывал. Похоронили его с почестями.

— Андагиса или ангмарца? — спросил Химни.

— Андагиса. Ангмарца Оральд забрал, не знаю уж, что он с ним сделал.

— Оральд? Оральд забрал?! Нет, приятель, сейчас мы разложим костерок, поставим чай — есть у вас чай? — и ты мне расскажешь всё по порядку.

— Только пойдём за пригорок, где пони пасутся, — сказал Ветер,— там с дороги огня не видно будет.

— Слушай, и когда ты таким ратником успел заделаться? — покачал головой Химии. — Я-то думал, вернусь в Шир, а ты всё такой же...

— А я, видишь, другой, — пожал плечами Ветер. — Так хуже?

— Да нет, наверное, — Химни задумался,— с тобой прежним я бы не знал нынче, о чём разговаривать.

— Ты и когда уезжал, не знал, о чём со мной прежним разговаривать, — улыбнулся Ветер, — а скажи мне, Химни, тебя-то как сюда занесло? А то ты мне так ничего и не ответил.

Химии снова задумался.

— Я тебе всё расскажу, Ветер, — пообещал он, — только не прямо сейчас. Мне сначала с тобой поговорить надо, узнать, как дела в Шире. И куда именно ваше ополчение идти собралось.

— Ну что ж, — сказал Ветер, — так и быть. Давай вот сюда, тут валун удобный в канаве лежит, как раз перейти можно.

— Значит, ты говоришь, что в Шир приезжал линдонец? Это точно? — спросил Химни, прихлёбывая чай из кружки.