Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3. - Каменецкий Евгений - Страница 27

Помню и нашего комсорга полка Максима Бабинцева и сменившего его после ранения Владимира Дружинина. В расположении штаба их можно было встретить редко. Большую часть времени они проводили в боевых порядках батальонов.

Добрые воспоминания сохранились и о командире полка — энергичном подполковнике Мосиенко, о начальнике штаба майоре Тарасове, о комбатах Суворове и Озерове, о начальнике связи полка капитане Молчанове. Это были требовательные к себе и подчиненным офицеры. И сейчас, по прошествии многих десятков лет, я могу сказать, что все мы — рядовые и младшие командиры — с уважением и любовью относились к ним.

Особо хочется сказать о гордости нашего полка — разведчике Евгении Симонове. Три ордена Славы и столько же орденов Отечественной войны — таковы награды Родины этому мужественному и храброму человеку, с которым мы переписываемся и сейчас. Под стать ему и другой наш разведчик — высокий, статный Никита Якушев. Это они, когда нужен был «язык», уходили ночью за передний край к противнику и возвращались с «добычей».

Вот такие люди окружали меня в трудные годы войны. Многому я научилась у них тогда. Вместе с ними встретила нашу великую Победу. И доныне остались они для меня Учителями.

Григорий Кисунько. Впереди — Одесса

Это было в марте 1944 года. Обращаясь к саперам, капитан Силоминцев, говорил:

— Рядом с нами город Новая Одесса, впереди — водная преграда, река Южный Буг, а за нею — настоящая милая Одесса. Дадим немцу перцу, как давали под Сталинградом и Курском, Днепропетровском и Кривым Рогом…

В сторонке стоял, переминаясь с ноги на ногу, командир роты капитан Сохранов. Он мысленно был уже там, на берегу водной преграды, где ему предстояло обезвредить немецкие мины при ее форсировании. Не выдержав, Сохранов подошел к капитану, шепнул ему: мол, сокращайся, мне бойцы нужны, «горит» боевое задание.

Река Южный Буг у Новой Одессы не широкая, но март припекает в причерноморской степи, река кое-где вышла из берегов, а для саперов это хуже, чем просто широкая река. Враг на том берегу организовал не менее двух линий обороны, просматриваемых с нашей стороны. На этом берегу поставить много мин он вряд ли успел, но все равно надо проверить. Задача усложняется и тем, что часть минного поля могла оказаться залитой водой: поди придумай, как найти и обезвредить подводные невидимые минные подвохи.

По команде Сохранова рота спустилась к урезу воды. Под покровом ночи под шуршанье прошлогоднего камыша над рекой и плеск воды о берег, соблюдая шумомаскировку, по непролазной грязище, чавкающей под ногами саперов, командир разводил боевые расчеты по точкам будущих переправ при форсировании реки. И в это время немцы подвесили «фонарь» в темном небе, стало видно как днем, вся рота без команды мигом повалилась на землю и замерла. Но «фонарь» недолго продержался в небе: его расстреляли наши воины из тылов, и он рассыпался на быстро гаснущие «капли». На передовой никто не подал ни звука, следуя железному закону маскировки. С падением последней «капли» снова воцарилась ночь, только стало еще темнее. Лишь чуть поодаль, в ложбинке за холмом, где находилась пехота для форсирования реки, изредка в кромешной тьме на миг мелькал крошечный огонек: это какой-нибудь нетерпеливый солдат курил из рукава.

В 23.00 на местах, выбранных еще днем, заработали минеры. В ночной тишине слышны всплески воды о берег, заглушающие тихий, необходимый при разминировании разговор. И вдруг — ухнул взрыв мины, сопровождаемый оранжевой, быстрой, как молния, вспышкой. На том берегу затарахтело пехотное оружие, — пугливый стал немец, настороженный. Наш берег притаился, боясь обнаружить будущую переправу.

Взрыв мины и последовавшая за ним стрельба застали командира минеров майора Губенко в тот момент, когда он шел вдоль берега к месту, выбранному для главной переправы. Он с горечью подумал, что за этим взрывом последует еще одна похоронка, которую ему придется подписать на пока что не известного минера из его батальона. Но эти размышления прервала вдруг выпорхнувшая у него из-под ног кряква. Майор чертыхнулся: какая только что была стрельба, но она, проклятая, сидела молча, — вот теперь дернуло ее взлететь, закрякать, захлопать крыльями, поднять шум, который конечно же засекли немцы.

К местам, выбранным для переправ, саперы-понтонеры подтянули все, что не тонет: рыбацкие лодки, разрозненные понтоны, резиновые трофейные лодки, пустые баки из-под горючего, подтянулись и подразделения пехоты. Через проходы, сделанные минерами, быстро и бесшумно спускались на воду плавсредства, на них размещалась пехота. Минеры находились «на носах»: ведь это им, минерам, первым предстоит ступить на вражеский берег, при необходимости разминировать проходы для пехоты и вместе с пехотой идти в первую атаку.

«Флотилия» не доплыла и до середины реки, как снова повис «фонарь» ракеты и снова стало видно, как днем. Немец затараторил пехотным оружием, в ответ довольно успешно заработала наша артиллерия из глубины передовой, а затем в бой вступила и немецкая артиллерия. Но «флотилия» уже на том берегу с громким «ура» вела скоротечный прибрежный бой, которого так боялись немцы. Понтоны на канатах сновали от берега к берегу, доставляя подкрепление нашему десанту. Немцы яростно отбивались, но безуспешно: вот уже кипит бой за передовые линии немецких траншей, враг отходит на вторую линию. На рассвете первая линия была нашей, но бой продолжался, накапливались силы на захваченном плацдарме, переправа работала с большим напряжением. Случалось, что на переправе раздавались взрывы оставшихся необнаруженными вражеских мин, на которые натыкались десантные группы при причаливании к берегу. И тогда от взрыва взлетал вверх водяной султан, увлекая с собой обломки понтонов и то, что осталось от разметанных в клочья человеческих тел. Бой за плацдарм был тяжелым, в шуме боя слышались и страдальческие крики боли, и предсмертный стон, и ругань, и проклятия.

В разгаре боя к майору Губенко подошел командир стрелкового полка, поблагодарил:

— Молодцы, минеры! Очень удачно выбрали и подготовили места для переправы. Но вот уже светает, и немец наверняка с рассветом постарается сбросить нас в воду, а людей у меня мало, да и боеприпасы только те, что у людей на руках. А если у него еще и танки есть, то будет совсем плохо: ведь у нас — ни одного противотанкового орудия. Так что вся надежда — на минеров. Поставьте на этих двух бугорках хотя бы в один ряд противотанковые мины. Не дай бог, попрут танки — подавят десант гусеницами.

Губенко распорядился немедленно доставить на плацдарм противотанковые мины и поставить их на танкоопасном направлении, указанном командиром полка.

С началом дня разгорелся бой за плацдарм. Теперь уже наступление повели немцы, введя в действие все резервы, однако их атаки успешно отражались нашей обороной. Но вот издали послышался едва уловимый звук моторов. Значит, скоро здесь будут и их танки.

Губенко и командир полка стояли рядом и думали об одном и том же: пройдут ли танки в глубь плацдарма? Вот уже гул танков стал нарастать, солдаты приготовились к схватке со стальными чудовищами, бой подходил к своей драматической кульминации. Командир полка спросил у Губенко:

— Как Вы думаете: успели минеры на тех бугорках или нет?

Губенко вместо ответа указал ему на солдата, как-то странно размахивавшего руками.

— Что он там машет? — спросил комполка.

— Это сигнальщик, он передает, что мины поставлены.

Между тем танки, еще невидимые, взбирались на бугор, и звук их моторов перешел в оглушительный натужный рев, от которого даже у Губенко, бывалого боевого офицера, невольно забегали мурашки по спине — ничего с этим не поделаешь: танк есть танк. И вот показался один, чуть позади справа — второй, значит, будет и третий. Так и есть — уже три. Идут как на параде: нашей артиллерии на плацдарме еще нет, а из-за реки бьют пока мимо. Вот уже и бугор, где должны работать минеры, но танки спускаются с бугра, казалось, идут прямо на НП, где находились комбат и комполка.