Время волка (ЛП) - Блазон Нина - Страница 54

— Это... неблагоразумно, — нашёптывала ему Изабелла. Он чувствовал, как она улыбалась.

— Нет, — ответил Томас. — Нет, это не так.

***

Мари не знала, как долго стояла в траве, оглушённая и растерянная так, как если бы Адриен ударил её, а не она его. Луна висела как злобная кривая улыбка между яблоневыми ветвями. И самое худшее: она вдруг увидела, как это увидят другие – как девушку, которая ночью встречалась тайком с мужчиной и поверила его обещаниям, потому что охотно приняла его поцелуи за любовь.

Ещё более болезненным, чем разочарование, был стыд. «Ты мечтаешь о принцах, Мари. Ты действительно веришь в сказку!» Мари ещё никогда не чувствовала себя такой одинокой, никогда ещё ей так не хватало Изабеллы. И ещё никогда подруга не была ей так нужна: её мудрость, благоразумие и утешение.

В первых лучах рассвета девушка могла видеть, что Адриен уже пересёк луг и взбирался теперь по скалистой дороге, которая извивалась в гору. Он как будто почувствовал затылком её взгляд и неожиданно обернулся. Только теперь она заметила, что дворняга всё ещё была с ним. И по какой-то причине, привязанность животного так её обидела, что на глазах выступили слёзы. В полумраке она могла только догадываться, что Адриен всматривается в неё. Потом он пошёл дальше, дворняга бежала за ним следом. И как последний насмешливый привет до Мари донёсся тихий свист мелодии: «Меня зовут Рикдин-Рикдон...»

Этого определённо было слишком много!

— Ублюдок! — прошипела Мари. — Ты не утащишь собаку! — она укуталась плотнее в пальто, побежала к сараю и схватила верёвку и одну из пик, которые стояли у стены. Трава задевала её лодыжки, когда девушка выбежала из сада на пастбище. В горле клокотали слова, которые она была готова бросить Адриену. Задыхаясь, Мари изо всех сил поднималась по склону. Она всё ещё различала Адриена – с ружьём на плече. Мари не осмеливалась звать собаку в пределах слышимости от родительского дома, поэтому тихо свистела ей       вслед. Она сама его едва слышала, но животное остановилось. Девушка поспешила дальше, опираясь на копьё как на палку. Наконец, она оказалась на дороге.

Мари хотела надеть на собаку ошейник, но та так испуганно отшатнулась от её поспешного движения, как будто ожидала, что будет избита. Сейчас Мари проклинала Пьера за то, что он был так вспыльчив. Она вспотела, когда вновь побежала за собакой в гору мимо камня матрон. Адриен исчез из поля ее зрения за камнями и деревьями, и внезапно она почувствовала тошноту. Девушка удалилась далеко от трактира и теперь могла видеть с холма деревню внизу. Часть скалы слева обрывалась к болотистой вымоине между выщербленными разбитыми камнями внизу. Она не решилась свистнуть во второй раз, но собака всё-таки подняла голову, как будто что-то услышала.

«Это только Адриен. Или он учуял собак месье Эрика. Лагерь совсем близко». Эта мысль успокоила. Мари была в двух шагах от собаки и, наконец, смогла надеть на неё ошейник. Она быстро протащила через него тонкую верёвку и потащила животное за собой под гору. Недалеко от поворота девушка услышала тихий шорох. В это мгновение собака упёрлась всеми четырьмя лапами в землю и пыталась вывернуться из ошейника. Она тянула верёвку как упрямый мул. Рычание вибрировало в воздухе.

Мари понадобилось несколько мгновений, чтобы понять, что оно идёт не со стороны собаки. Медленно как в тумане, она оглянулась. Девушка едва чувствовала, как верёвка ускользнула из её руки, и услышала лай собаки как будто издалека. Она должна была закричать, но как будто потеряла голос. Как ни странно, Мари могла думать только одно: «Почему я? Почему не Адриен?»

В утреннем сумраке глаза бестии пылали красным пламенем между косматыми прядями. Она оскалила острые как кинжалы зубы.

Мари так часто представляла себе этот момент. В её голове не было ничего, кроме страха и ужаса, но теперь она узнала кое-что о самой себе: кровь, кажется, совершенно застыла, как будто сами по себе её руки вскинули пику и нанесли удар. С ужасным треском металлический наконечник пики наткнулся на зубы хищника. Бестия увернулась. Мари повернулась и побежала в гору. «Когда собака перестала лаять?» — мелькнуло у неё в голове. Бестия гналась за ней. И теперь девушка слышала тяжелые шаги.

На бегу она оглянулась, споткнулась и сильно ударилась. Чудовище остановилось, и всего в нескольких шагах от неё блеснуло дуло ружья. Святая Мария! Слава Богу! По лицу Мари текли слёзы, пока она пятилась назад так быстро как могла, в страстном ожидании услышать спасительный выстрел.

Но потом ствол опустился, зашелестела листва, и рука коснулась ощетинившегося загривка. Мари растерянно заморгала. И, наконец, когда она подняла взгляд, и посмотрела «в лицо» реального зверя, то поняла. Девушка покачала головой.

— Нет, — ошеломлённо прошептала она. И громче, как будто пытаясь освободиться от дурного сна. — Нет!

Животное зарычало. И в трепетную, головокружительную секунду, в неудержимо накатившемся ужасе, Мари поняла свой единственный шанс. Она высоко подскочила, развернулась и побежала обратно к тому месту, где скальные породы отвесно падали в трясину, а позади неё под тяжёлым весом ломались упругие ветви. В этот раз девушка не сделала ошибку и не оглянулась. Она разбежалась – и прыгнула.

Глава 25

ТАЙНЫ

Это было как в волшебных сказках о принцессах, которых день за днём проклятие превращает в лебедей. Только у Изабеллы это было не проклятие, и день и ночь перепутались: днём она была принцессой-лебедем, Изабеллой д’Апхер, которая писала мадам де Морангьез и говорила с адвокатами о возможном приговоре для Хастель. Она была хозяйкой, которая приказывала прислуге и украшала вечером вышивкой алтарь, пока Томас и её брат обсуждали за шахматами естествознание и философию. Но ночью она превращалась в девушку из Ле Нуазэт.

Возможно, Томас был её самым большим подарком: в его руках она нашла Беллу – беззаботную девушку минувших дней.

За прошедшие две ночи она едва ли спала. С бьющимся сердцем девушка слушала дыхание своей горничной, до тех пор, пока та, наконец, не засыпала достаточно глубоко. Как только Изабелла попадала в каморку, одеяние лебедя окончательно спадало. И это была Белла, которую в темноте Томас находил протянутой рукой, и которая падала в его объятия. Тесно прижавшись, они рассказывали друг другу о Версале и Ле Нуазэт. Изабелла о празднике авернов (прим.пер.: в III – II веках до н. э. – самое могущественное кельтское племя в Галлии), на котором она и её отец танцевали. Томас рассказывал ей о королях майя Нового Света.

Днём она смеялась на уроках рисования, как брат от неё и ожидал. Остроумные словесные поединки принадлежали дню как поцелуи ночи, и оба были бесконечно дороги. Изабелла любила манеру Томаса спорить, его юмор, который попадал в точку, но не оскорблял, и она всегда с нетерпением ждала тех моментов, когда их взгляды встречались. И тогда ей казалось, что кончики её пальцев и губы знали его лицо лучше, чем глаза. И сразу возвращалась темнота, нежные прикосновения, поцелуи, которые были настолько совершенно другими, чем его сдержанное холодное поведение днём.

Также и сегодня он очень сдерживался. Ее компаньонка как всегда сидела у окна и вышивала, пока они вдвоём, бок о бок, сидели на кушетке, а перед ними на столе был нарисованный узор: натюрморт с цветами и фруктами в фигурной серебряной чаше. Однако они сосредоточенно притворялись, что изучают плоды, а в действительности своим угольным карандашом вели немой диалог.

«Сегодня для тебя пришло письмо», — писала Изабелла. — «У них есть Каухемар?»

«Ещё нет», — ответил Томас на своей бумаге.

— Посмотрите на очертания немного точнее, мадемуазель, — ответил он ей. — Здесь, я продемонстрирую вам на моём листе.

«Мне написал месье Антуан. Прибыли собаки из Версаля. Я должен отправиться назад в Ле Бессет».