Фиговый листочек для меня - Чейз Джеймс Хедли - Страница 44

— Она сказала мне, что работает в Майами в каком-то клубе Это меня не касается. Здесь она проводила только уик-энды. Я считаю, что старики не должны совать нос в дела молодых.

— Думаю, вы правы. Я должен поговорить с Джонни, мистер Боткине. Необходимо заполнить кое-какие пробелы. Надеюсь, что она будет со мной откровенна, но этого нельзя ожидать, если вы будете рядом. Вы не возражаете? Он немного подумал и кивнул головой:

— Почему я стану возражать? Просто попрошу вас быть с ней повежливей. Ей несладко жилось, и я ее люблю.

Я поднялся.

— Разрешите я подготовлю вам еще одну порцию скотча?

Постараюсь ее не задерживать, а потом вы спокойно пообедаете.

— Благодарю вас, мистер Уоллес.

Поставив перед ним его бокал, я пошел к двери.

— Будьте с ней поласковей, — напомнил он.

Пройдя коридор, я постучал в дверь ее спальни и вошел. Джонни явно меня ожидала. Она полулежала на постели, держа в руках маленького медвежонка. Сейчас на ней был светлый парик, а выражение личика было мрачным.

— Давайте потолкуем, — предложил я, закрывая за собой дверь. Затем придвинул стул поближе к девушке и сел на него.

— Что случилось с деньгами вашего деда?

Она крепче прижала к себе медвежонка.

— Я их забрала.

— Расскажи мне об этом, Джонни.

Она в нерешительности пожала плечами.

— Он хотел, чтобы они достались Митчу. Затем, когда Митча убили, его сыну, если же у Митча не будет сына, то передать их в фонд ветеранов-инвалидов. — Это мне известно. Поскольку вы были дочерью Митча, вы не могли претендовать на эти деньги.

— Совершенно верно. Взяла я их потому, что этот негодяй Везерспун пытался их украсть.

— Не спешите, Джонни. Вы знаете про лягушачью фабрику и про банду торговцев наркотиками?

— Знаю. Мне про это рассказала мать.

— Знали ли вы, что ваш отец и Стобарт работали вместе?

— Мой отец уже погиб, когда эти два гада столковались. О'кей, мой отец был «толкачом» наркотиков, ну и что? Зато он умер, спасая семнадцать молодых солдат, и был награжден за это «Медалью Почета».

Я не собирался сообщать ей, что Митч бросился в джунгли, пытаясь спасти свой недельный солидный куш.

— Что вы сделали с деньгами, Джонни?

Она посмотрела на меня сверкающими глазами.

— Как вы думаете, что я с ними сделала? Послушайте меня, притворщик! Я любила дедушку. Он был единственным человеком, который обращался со мной как с себе равным. Я не считаю Велли и Китти, которые вообще святые, но дедушка был другим. Я обожала сидеть и выслушивать его рассказы. Какой человек! Я заставляла его снова и снова рассказывать мне о его схватке с аллигатором, когда он лишился обеих ног. О'кей, он был немного тронутым. Ненавидел женщин… Он никогда не говорил мне, почему Вероятно, у него были на то основания. Дед частенько повторял: «Джонни, мой мальчик, мы, мужики, должны держаться друг друга. Женщины доставляют больше неприятностей, чем аллигаторы». В отношении денег он тоже был ненормальным. Сам их почти не тратил. Все копил и копил, прятал деньги в дыру под кроватью. «Когда я уйду, Джонни, — говорил он мне, — ты их возьмешь. Мне они ни к чему. Но ты, мой внук, должен жить богато и ни в чем не нуждаться». Я-то знала, что я ему внучка, так что он не захотел бы, чтобы деньги достались мне. Знай он, что я девочка, он бы просто не впустил меня в дом… После того, как пришло известие о смерти Митча, к нам явился Стобарт поговорить с дедушкой. Я находилась в задней комнате хижины и слышала все, о чем они говорили. — Погладив медвежонка и не глядя в мою сторону, Джонни продолжала: — Стобарт сказал, что он был другом Митча, у них был общий бизнес. Митч сказал, что если с ним что-нибудь случится, его долю должен получить отец, а когда отец умрет — сын Митча, Джонни. Договор есть договор. Дедушка сказал, что ему денег не требуется, но Стобарт стоял на своем. «Возможно, вам они и вправду не нужны, но мальчику понадобятся». Так он сказал. И в течение последующих шести лет ежемесячно приходило письмо. Дедушка не знал, что я все слышала.

Сам он не трудился даже вскрывать конверты, а просто прятал их в дыру вместе со своими сбережениями.

— Вы пересчитали деньги, Джонни?

— Их было слишком много. Я прекратила считать, когда дошла до пятисот тысяч.

— И все эти деньги у вас?

Она посмотрела на меня и сообщила.

— Сейчас уже нет. Они принадлежали не мне. Я сложила их все в посылочный ящик и отправила в фонд ветеранов-инвалидов в Нью-Йорк как анонимный дар. Этого хотел дедушка, именно так я и поступила.

Я с восхищением взглянул на девушку.

— Но вы могли бы оставить эти деньги, Джонни. Взять их себе…

У нее сверкнули глаза.

— Уж не принимаете ли вы меня за воровку?

— Извините. Наоборот, я считаю вас удивительно милой девушкой.

— Я не нуждаюсь в комплиментах. Мой дедушка был для меня самым дорогим человеком. Я не смогла бы его обмануть. Разве на моем месте вы не поступили бы точно так же?

— Поступил бы я? Надеюсь, что да, Джонни.

— Вы закончили? Я хочу покормить Велли обедом.

Глаза у нее затуманились, она вновь занялась медвежонком.

— Не совсем. Расскажите мне про Везерспуна.

— Что вас интересует?

— Вашего деда убил он, верно?

— Да.

— Расскажите.

— Когда я ушла от дедушки, то устроилась работать в Скин-Клубе. Место мне нашла мать. К Велли я приезжала на уик-энды на машине матери. Я все время думала о дедушке. Частенько я пробиралась к нему и наблюдала за ним у лягушачьего пруда. Мне очень хотелось с ним заговорить, но я была уверена, что он не захочет меня знать. В тот день, когда его убили, я тоже поехала туда. Этот негодяй Везерспун разговаривал с ним в хижине, когда я подошла со стороны пруда. Он что-то кричал о деньгах, потом раздался выстрел… — Она закрыла глаза, ее пальцы судорожно впились в медвежонка. — Везерспун выскочил из хижины с пистолетом в руке. На его лице было выражение панического страха. Наверное, он первым услышал, как ваша машина идет к лужайке. Везерспун нырнул в кусты. Я почувствовала, что произошло что-то ужасное, и по-глупому перепугалась. Появились вы и вошли в хижину. И я, и Везерспун следили за вами из своих укрытий. Когда вы уехали, Везерспун снова заскочил в хижину и выбежал из нее уже без пистолета. Он сел на мотоцикл, который оставил за хижиной и умчался. Тогда я вошла в хижину… — она вздрогнула. — Дедушка был мертв. Я вытащила деньги из тайника под кроватью, папину медаль, все дедушкины бумаги и поехала назад к Велли. Я не стала рассказывать ему о случившемся. А теперь можно мне заняться обедом для Велли?

Я поднялся.

— Спасибо, Джонни. По-моему, теперь во все внесена ясность.

Она тоже поднялась с кровати, неохотно оставив там лохматого мишку.

— Вы ведь больше не станете нас тревожить, не так ли?

Я взглянул ей прямо в глаза и спросил, понизив голос:

— Чем вы его ударили, Джонни?

Она замерла, ее лицо покрыла восковая бледность.

— Я не… Что вы такое говорите?

— Вы убили Везерспуна, — все еще полушепотом произнес я. — Когда он в отчаянии явился в хижину, чтобы без спешки произвести в ней тональный обыск, вы тоже находились там. Он хотел во что бы то ни стало найти сбережения вашего дедушки. Вы наблюдали за тем, как он варварски сокрушал в доме решительно все. Затем он побежал к пруду, надеясь там что-то найти. Вы прокрались следом за ним и ударили его. Он свалился в пруд и утонул. Падая, он стащил с вашей головки парик. И он все еще был у него в руке, когда его вытащили из воды.

У нее подогнулись колени, она обессиленно села на стул, потом потянулась к медведю и прижала его к груди.

— Вот как все случилось, не так ли, Джонни?

Казалось, она черпала силы из детской игрушки. Краска снова возвратилась на ее лицо, глаза засверкали. Она наклонилась вперед и решительно заявила:

— Да, я убила его. И я рада. Слышите? Я очень рада! Он прикончил моего дедушку, а я любила его. Мне наплевать, что будет со мной. Бегите, докладывайте копам! Когда я наблюдала за тем, как этот дьявол тонет, я громко кричала: «Вот тебе за моего дедушку, мерзкая свинья!» Идите же, зовите полицию! — слезы побежали по ее щечкам, и она нетерпеливо смахнула их в сторону. — Уходите, оставьте нас вдвоем! Я выдержу и это испытание, подожду здесь полицию. Больше мне не хочется никуда бежать. Я уже набегалась…