Маршал грозового мира (СИ) - "Юста" - Страница 67

— Да, — быстро кивнул Хор, раздумывая, что за открытие ему может принести этот разговор.

— Ну так вот, — Бьюкенен выглядел чуть сконфуженно, — пока вы отдыхали, дядя и ещё кто-то там поехали в Квемеру. Нас расспрашивали потом одновременно с ним, и я соврал, что сидел все это время в гостинице, и Мас с Торой соврали, потому что хотели меня прикрыть. Я… Я понял, что это время не должно проходить зря, и уже после отъезда дяди добрался до Квемеры, до госпиталя, и провел одну операцию. Я боялся, что без меня там могут ошибиться, но Виррен меня уговорил, и я поехал с ним в Грозовой, а затем вернулся, раз уж такой знак судьбы вышел. Только дяде об этом мы не сказали, а потому и полиции не стало известно, и я несколько раз думал, что это может быть важным, но все не находил времени и повода, чтобы рассказать. Вот так, — выдохнул он. — Надеюсь, я не испортил ничего, скрыв эту информацию.

— Нет, не испортили, — Хор постарался сохранить ровный, почти беззаботный тон. — Но я расскажу об этом Маршалу.

Было чему удивиться. Выясненное обстоятельство сразу же вызывало немало подозрений в адрес Бьюкенена — если б только он сам не сообщил об этом. Какой смысл преступнику в очернении себя?

— Наше государство так устроено, — тихо заговорил Кей Аймалдэн. — Так уж оно устроено, что семья аккуратно ставится на второй план, пропуская на первый служение. Я очень тянулся к матери, к отцу, а потом все понял и с тех пор любил только книги по медицине.

— А брат и сестра? — с осторожностью вклинился в его слова Хор.

— Мы росли вместе, это да, но обучение отнимало у нас все время и силы, особенно у меня. Я постоянно уставал, Мас и Тора требовали внимания от меня и обижались, между нами постепенно выросло некое отчуждение. Нет, не то чтобы мы друг ко другу равнодушны, но особой любви не возникло. Я все направил на службу, с головой окунулся в медицину, впитывал все знания и с готовностью тренировал свои умения, чтобы потом прийти в госпиталь и избавлять людей от боли. Я делал как раз то, что и должен был, если брать закономерности нашей системы. Тем не менее, на меня порой смотрят, как на странного человека. А каким я ещё мог вырасти? Меня так учили. Я — лекарь, и все. Остального человека уже не существует. Я выполняю свою работу. Я выполняю свое служение.

— И вам не хотелось вырваться из этого? — тоже тихо проговорил Мальс.

— Когда-то — хотелось, не спорю, — Бьюкенен, наоборот, повысил голос. — Но в те моменты у меня просыпалось какое-то подобие совести и идеализма, и я начинал ругать себя: что же это такое, я должен помогать людям, я не имею права заниматься только собой… Я стыдился своих желаний и с большей силой ударялся в работу, потому что это было моим призванием, и все твердили мне об этом.

— Если человек тратит три часа в день на личную жизнь, помимо работы и необходимого отдыха, это что, называется заниматься только собой? — двинул бровями Мальс. — Лично я так не считаю. Потому что вы и часа в день на личную жизнь не тратите.

— Юношеский максимализм, — устало вздохнул Бьюкенен, словно ему было не почти тридцать, а все шестьдесят. — Я считал, что должен показывать всем пример жертвенности, выкладываться настолько, насколько мог со своим даром, а вышло… Вышло что-то совсем странное. Я не могу сказать, что я старательно переживаю за каждого человека, которого лечу, все же вы были правы, когда говорили о цинизме лекарей. Впрочем, нет, я все же переживаю за каждого, но не потому, что мне его жалко, а потому, что я должен, должен его вылечить. Иначе никак.

— Тогда это не служение, — почти что прошептал Мальс. — Это просто работа.

Чего-то подобного он вполне ожидал от Кея Аймалдэна — зацикленность на выполнении обязанностей, потому что надо так, так надо, надо именно так и никак иначе.

— Это служение, — упрямо сказал Бьюкенен. — Потому что это — моя жизнь. У меня ничего больше нет. Что такое работа? Человек пришел, что-то сделал, получил деньги и пошел кормить свою семью, улыбаться жене, развлекать ребятишек. А я живу там, — он дернул головой в сторону уже не видного в темноте госпиталя. — И никуда оттуда не уеду, потому что прикован навсегда. Я — лекарь. — Бьюкенен шумно вздохнул и опрокинул в себя оставшуюся в кружке воду. Да, похоже, разговор выходил слишком уж откровенным.

— И вам это нравится? — спросил после некоторого молчания Хор.

— Да какая разница? — с досадой произнес Кей Аймалдэн.

— Если что-то не нравится, оно всегда подлежит изменению, — произнес Мальс, по сути, свой жизненный девиз. В десять лет ему совершенно не понравилась одна вещь, и он надеялся, что останется жив, чтобы её толковым образом исправить. Да так, что запомнит весь Объединенный Мир.

— Не всегда, — покачал головой Бьюкенен. — Из некоторых замкнутых кругов не выскочить. Попробуешь — и голову проломишь себе об стену, так что лучше не стоит… К тому же, это действительно моя жизнь, и я считаю, что могу прожить её так и только так. Что-то менять… Зачем? Я нужен людям таким. Даже если я им не нравлюсь.

— А себе вы каким нужны? — будет смешно, если этот разговор что-то поменяет. Но вряд ли. И ещё вряд ли оба Кея — одно лицо. Хотя… молодой Аймалдэн упоминал о круге, замкнутом круге, однако это, в конце концов, могло быть простой случайностью. Да, на все совпадения стоит обращать внимание, но не такие же мелкие.

— А зачем я себе? — криво усмехнулся Бьюкенен. — В нашем мире все живут только для общества. Вот я и работаю, служу, пашу, как ненормальный, спасая лучших сынов отечества, а может, и не совсем лучших, но спасаю. Все вокруг меня благодарят, восхищаются столь успешным молодым специалистом и при том удивляются, почему я напрочь выкинул куда-то далеко личную жизнь. Маскэрэ и Тора смотрят на меня с благоговением, хотя Тора — это такой человек, у которого не так уж просто вызвать какое-либо чувство, не говоря уже о благоговении, а Маскэрэ вообще сидит внутри себя, пусть и старается казаться мной в юности. Мною восторгается дядюшка, вернее, он восторгается собой, потому что сумел воспитать такого ученика и потому что подобрал своему младшему брату невесту, устроил такой союз, от которого родился я. Половина сестер милосердия в меня влюблена, но они почти все замужем, поэтому только тайно вздыхают. Вот такая получается у меня жизнь. Интересная, господин Эссентессер, интересная.

— Ну что ж, если вы не желаете ничего в ней переставлять, это ваше право, — Мальс задумчиво допил оставшийся чай.

— Не желаю, — тряхнул головой Кей Аймалдэн. — И хватит, пожалуй, об этом. Я раздумал говорить с вами всю ночь, я давно ни с кем долго не говорил, и эта беседа может привести совсем не туда, куда надо. Давайте лучше почитаем. Вместе. Вы когда-нибудь читали книги по ролям?

— В смысле? — хмыкнул Хор.

— Очень просто. Садятся несколько человек, и каждый выбирает себе роли. Один читает слова автора, второй — реплики одного персонажа, третий — реплики другого. Мы с Мас и Торой пару раз такое устраивали, пока время было. Не хотите? У меня есть несколько серьезных романов. Заодно можно обсудить и их смысл.

— Неплохое занятие для ночи, — оценил Мальс. — Надеюсь, у нас обоих не перестанет работать голова.

***

Не очень хотелось оставлять Виорди, однако Раль понимала, что её направляют на действительно важное дело. С ним мог справиться полицейский, но о выполнении просил Хор, и это имело большую важность, потому-то она и согласилась на одну ночь рядом с Хоуэрсом Эссентессером. Кроме того, Мальс шепнул ей на ухо, что преемник Магистра и есть жених Виорди Мистераль. После этого Раль уже ни в какую не отказалась бы от задания, даже если б ей приказал заняться чем-то другим сам Маршал. Она должна была узнать будущего жениха сестры и, если понадобится, сделать все необходимое, лишь бы ей помочь. Раз уж судьба дала такой шанс…

Подходя к группе из четырех эссентессерских домов, Раль вспомнила о том, что в красном здании живет не только Байонис Эссентессер, но и его преемник. Хору прекрасно подходила эта роль, он наверняка подавал большие успехи в том, что действительно умел и любил. Мальс предпочитал не распространяться о своих знаниях в области военной науки, но пары услышанных обсуждений войны хватило, чтобы понять, как прекрасно он в этом разбирается. Тогда Раль спросила, откуда все эти сведения у всего лишь ученика Центра Одаренных. Хор в ответ чуть ли не засмущался и в итоге сказал, что перед попаданием в неопределенные он попробовал немало профилей. Тем не менее, этот род занятий ему действительно подходил, и это она видела уже тогда. Сам Мальс увидел позже, когда нечаянно выполнил самое сложное задание экзамена на Эссентессера.