Маршал грозового мира (СИ) - "Юста" - Страница 92

А затем появился он. Трусливое ничтожество, уверенное в том, что ему подчинены все тайны мироздания. Мало того, он был уверен ещё и в том, что все, что не вписывалось в его рамки мира, не должно существовать. Он замахнулся на святое. Он попытался уничтожить связь нас троих — и я взбунтовался, пробуждая всю дикость своей истинной натуры. В те дни я сошел с ума. Поддавшись на провокацию, я сам искорежил нашу связь. Единое целое перестало существовать. Она превратилась в обычного человека, он спрятался глубоко внутри меня, а я стал Гиретте Хусту. И я даже не убил того, из-за кого все это началось, потому что пребывал в безумии и не осознавал, что происходит. Несколько шагов отделяли меня от бездонной пропасти: я мог бы влиться в триллионы серых душ, бродящих по этому миру, навеки потеряв связь с Проводником. Но этого не случилось. Я очнулся — в тот самый день, когда она погибла от его руки.

Я уже не жалею её. С ней произошло самое лучшее, что только могло случиться: она ушла, не успев влиться в обычный мир и сохранив ещё крохи ценнейшей связи с ним. А самое главное, она сумела оттеснить настоящего меня и вернуть мне его. И с того самого момента я и он снова стали единым целым, чтобы действовать вместе и вести тех, кого надо провести.

Мы хотели разузнать тот метод, каким он убил её, и мы хотели в первую очередь провести его. Мы немного ошиблись, когда пытались заполучить его метод, так что это оттянулось до проведения последнего из круга. Но зато мне стали ясны все правила круга. В него входит обязательно семь, связанные одним, и этот один должен выжить, в то время как остальные обязаны умереть. В тот момент, когда душа покидает седьмое тело, автору круга дается сила большая, чем все, чем он владел до того. Можно менять центр, но он должен оставаться центром, иначе все рухнет.

В те дни, когда нам с ним как раз требовалась помощь, пришел он. Больной и истощенный, восхищающийся не тем, кем надо, но желающий приобщиться ко всем сокровенным знаниям. Он ценил меня, а я начал ценить его. Вместе мы совершили несколько проводов, и я понял, что должен соединить его с ним, чтобы сделать одного умелого Проводника. Нас снова стало трое, как в безвозвратно ушедшие прекрасные времена. Только вот он отличался от неё, поэтому не получилось того идеального соединения, и он умер, не сохранив себя ни на каплю. Тем не менее, нас снова стало трое.

Мы проводили остаток людей, мы завершили круг, и в руках у нас оказался весь метод. Я получил ту силу, о какой мечтал: теперь я мог провести себя, а его запечатать в этих строках. Правда, как провести его, я не знал, ведь он уже умер, а задействовать для этого его не хотелось. Поэтому я оставил это на усмотрение судьбы, а сам занялся запечатыванием его, в то время как он стоял позади меня и внимательно наблюдал за этим.

И вот оно, великое запечатывание, великая формула, то наследие, которое останется от меня на вечную вечность.

Он начинает просыпаться по кругам. Каждый становится все шире и шире, каждый раз дается все больше и больше силы, пока наконец он не пробуждается и не дается в руки. Круг необходимо чертить тем самым методом, который добыли мы втроем. Семеро вокруг одного. Либо в начале, либо в конце должен стоять тот, чья внутренняя сила особенно велика. Если с него начинается, то завершается все его кровью. Если им завершается, то начинается все с его крови. Если мал потенциал, то потребуется семь кругов, если внутри больше энергии, то хватит и пяти или даже трех. Когда чертишь круг, нужно обращать большое внимание на знаки судьбы и как можно меньше задействовать личной выгоды. В первую очередь — справедливость. Никто из семи не должен быть вовлечен в круг просто так.

Когда он снова проснется, в этом мире наконец-то наступит справедливость. Потому будет лучше, если с момента запечатывания до момента пробуждения пройдет немного времени. Самое лучшее — семь лет. Но я всего этого не увижу и на это не повлияю — я лишь встречу возле ворот тех, кого доставит к ним следующий Проводник. И тот день станет для меня самым счастливым во всей моей жизни.

И помните: легенды не лгут. Легенды живут своей жизнью, пряча в себе порой самые могущественные силы этого мира. Сборники легенд — это сильнейшее оружие, которым можно победить целую армию. Кто хочет стабильности, тот должен сжечь все эти сборники. А кто хочет спасти этот мир, тот должен читать и впитывать в себя — может, найдет кого-то, кто подобен ему и кто сможет проникнуть внутрь души, стать вторым Проводником.

Я заканчиваю. Последние песчинки падают вниз, жизни отмерен срок. Великое счастье — уходить, зная, что тебя проводит он. Вам всем ещё придется испытать это счастье. Вы не представляете себе, как это прекрасно, и вы будете сопротивляться. Не надо. Благодарите его за подаренную милость, склонитесь перед ним, и он подарит вам то, что есть высший смысл жизни.

***

Байонис и Хор закончили чтение, а затем понимающе переглянулись.

— Без пары бутылок не разберешь, — вынес хладнокровный вердикт Маршал. — Но вина у нас нет, так что придется работать своей головой. Вернее, головами. Может, нам и удастся что-то понять, не запутавшись двести раз.

Хор просто кивнул. А затем они вернулись к первой странице.

— Видимо, вся первая запись идет о сестре Гиретте, — начал Мальс, пока Байонис, хмурясь, перечитывал. — Она ушла из дома, не поладив, видимо, с братом, но он уверен, что она вернется.

— Согласен, — кивнул Маршал. — Вторая — это о Хасденте. А третья, думаю, сделана после того, как Моул Хусту погибла.

— «Ему не жить», — медленно повторил Хор. — Да, так и есть. Но дальше начинаются странности.

— Раздвоение личности у него начинается, — хмыкнул Байонис, вглядываясь в строчки четвертой записи. — «С этого дня Гиретте Хусту более не существует — остается мститель, демон… Проводник». Видимо, и раньше у него были какие-то проблемы с этим, но улеглись, а при таком стрессе всколыхнулись с новой силой, и мирный человек превратился в серийного убийцу.

— Хасдент погиб, — продолжил Мальс, переходя к пятой дневниковой записи. — И Гиретте это очень понравилось. А ещё он окончательно отрекся от прошлой жизни, провозгласив себя Проводником, и решил, что в него вселился некий дух, вышедший из легенды. Это ведь та самая легенда, верно?

— Да, о демоне, который протягивал людям орудия убийства и отходил в сторону, а затем наблюдал за смертями. Вы читали её? — Маршал чуть прищурился. Хор отрицательно покачал головой. — А я вот читал, когда заварилась вся эта каша семь лет назад. И никакой дух в меня не вошел. Сама легенда, надо сказать, написана громоздким языком и полна нелогичности. Вяд ли она имела особый сакральный смысл. Просто Гиретте воспринял её особенно остро и начал мстить. Это наложилось на его сумасшествие.

— «Но для начала я должен понять, что он попытался сделать против меня, и подарить это тебе», — принялся читать дальше Мальс. — В дневнике он обращается на «ты» к своей «второй личности», Проводнику, а «он» — обозначает Хасдента. В «Истории» уже все перепутано, но здесь более-менее ясно. Гиретте решил раздобыть метод Хасдента — и начал свою серию.

— А дальше — самое интересное. Таинственный помощник, у которого какая-то опасная болезнь. Ведь мы не раз предполагали, что Кей — наследник Проводника, и дневник на это намекает, хотя слова о болезни и последующей смерти помощника меня сильно смущают.

— Жаль, нет никаких слов о том, как этот помощник оказался у Гиретте, — с досадой произнес Хор. — Это могло бы дать хоть какую-то наводку.

— А наводка здесь есть, — возразил Байонис. — Говорится, что этот человек восхищался Хасдентом, который, прошу заметить, не очень-то был известен, предпочитая хранить большинство изобретений в тайне. Напрашивается вывод, что помощник ранее работал с Хасдентом.

— И после его смерти начал сотрудничать с его убийцей? — недоверчиво спросил Мальс. — Как-то это не вяжется. Восхищаться одним — и с легкостью переходить к его врагу?