Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире - Ясперс Карл Теодор - Страница 16

Именно потому, что философствование совершается из возможной экзистенции, оно не может сделать также и экзистенцию своим объектом, который бы оно исследовало и познавало. Как начинающееся философствование легко поддается соблазну принять единичное за целое, относительное за абсолютное, так ему постоянно грозит опасность поддаться искушению и опредметить экзистенцию, сделав ее чем-то абсолютным. Ибо может показаться естественным стремление считать экзистенцию абсолютом, если кажется, что ее сознание бытия замыкается в самом себе. Но подобная абсолютизация экзистенции была бы роковой для нее же самой, поскольку она, как существование во времени, остается в процессе.

Из подлинного бытия, как абсолютного, должно бы быть возможно постичь в понятии то, что вообще существует. Но из экзистенции существование не становится понятным. Поскольку мы ни в каком смысле не можем произвести мира из экзистенции, экзистенция не может быть абсолютным бытием (das Sein schlechthin).

Однако вопрос о том, не есть ли абсолютное сама экзистенция, подлежит окончательному разрешению не в неудаче дедукции из нее всякого бытия, и не посредством логической мысли, но посредством самого же экзистенциального сознания. Это сознание отвечает или в страхе: в сознании своей незамкнутости и незаконченности, а также своей соотнесенности с неким темным иным; или в упорстве (Trotz): в защитной отнесенности как утверждении на себе самом (abwehrenden Bezogenheit als das Aufsichselbststellen), в отрицании без спокойной безопасности (Geborgenheit) в себе. Экзистенция есть вместе и покой, и беспокойство (Ruhe und Unruhe in einem). Она не покоится ни в существовании, ни в самой себе, но лишь в овладение (Ergreifen) абсолютным бытием через подлинное сознание свободы в его трансцендентной зависимости.

Если исключительно созерцающее понимание людей и вещей приводит к разложению философии на феноменологию и психологию, то абсолютизация экзистенции приводит к плененности в некоторой воображаемой точке, которая есмь я сам и которой я не могу помыслить. Я мыслю из нее, что я есмь, поскольку я есмь я сам; она не становится бытием, имеющимся у меня, но подступает к себе (geht auf sich zu) в мире через овладение существованием (Ergreifen des Daseins). Ее сущность есть косвенность (Indirektheit).

Поэтому то, что экзистенция не замыкается в себе самой, становится пробным камнем для всякой философии экзистенции. Непрестанно маня к более глубокой раскрытости, с тем чтобы она пережила искание своей трансценденции как свое подлинное бытие, ее мышление растворяет солипсистское существование, запутывающееся в безмирности (Weltlosigkeit) в плену вещей; она освобождает из лишенности коммуникации к открытости для другой экзистенции и указывает безбожию (Gottlosigkeit) на трансценденцию.

Подразделение философствования

Философия экзистенции есть в сущности метафизика. Она верит в то, из чего она происходит.

Поскольку экзистенция - исток подлинного желания знания -непознаваема, философское мышление, вновь обращенное к ней, изначально должно разделиться (sich spalten) на ней, чтобы косвенно уловить то, чего оно не может достичь прямо. Философствование из возможной экзистенции завладевает в искании всем мыслимым и знаемым, чтобы дать возникнуть в нем экзистенции; но философствование из возможной экзистенции не имеет эту экзистенцию своей конечной целью; оно влечется за пределы экзистенции, чтобы проследить, как она вновь исчезает в трансценденции. Его мышление - это прожектор, который разумеет не только то, на что падает свет, но в то же время и сам этот свет, в своем отражении извещающий о возможности экзистенции.

Однако направления этого проясняющего философствования отнюдь не произвольны. Чтобы из бездонности снова обрести бытие, на этот раз как подлинное бытие, оно должно разделиться (sich gliedern), чтобы только с разделенных путей возвратиться к единому.

Поэтому, чтобы представить очерк разделяющегося философствования в его подходах, мы снова начнем там, куда мы достигли, когда в многообразности перед нами снова и снова повторялись три имени бытия; кажется, словно они выражают бытие не как обособленное и расколотое, но как «всё» (АН), изначальное и единое: «все» существования есть мир, наша изначальность - экзистенция, единое же - трансценденция.

Мир есть существование, которое предстает мне всякий раз как определенное бытие объектов, и которое я есмь как эмпирическое существование; познание мира предметно, так что вещь как объект стоит перед глазами, однако «всё» мира не есть предмет и не есть целое. О бытии, которое, как оно само, непредметно, я имею только проясняющее удостоверение в неадекватном опредмечивании. Это непредметное бытие есть экзистенция, если оно может стать для меня наличным (gegenwärtig werden) в собственном истоке благодаря тому, что я сам есмь оно; оно называется трансценденцией, если оно есть бытие в предметном обличье шифра, но объемлемо (erfaßbar) только для экзистенции.

То, что всякое существование становится явлением на пограничном понятии в-себе-бытия, то, что экзистенция не может считать себя абсолютным бытием (das Sein schlechthin), что она, скорее, знает себя как соотнесенную с трансценденцией, - все это готовит путь для импульса искания бытия. А потому у этого искания есть три цели, из которых, как бы неопределимы ни оставались они сами, одна порождает другую: оно идет в мир, чтобы ориентироваться, проникает через мир в призыве к себе как возможной экзистенции, и открывается трансценденции. На пути в мир оно овладевает доступным знанию, чтобы оттолкнуться от него, и так оно становится философским ориентированием в мире; выступая из сугубого мирового существования, оно пробуждает активность самоосуществления, и так становится прояснением экзистенции; оно заклинает бытие, и становится метафизикой.

1. Мироориентируещее мышление.

- Бытие, которое для сознания вообще есть бытие как объективная познаваемость, есть, как мир, нечто для нашего познания незавершимое, в котором все, что познается, становится объектом в смысле предметности и объективным в смысле общезначимости. В понятии объективности оба эти значения сплавлены друг с другом.

Знание о сущих предметах называется ориентированием в мире. Оно есть только ориентирование, потому что оно, всегда незавершенное, остается бесконечным процессом, - ориентирование в мире, потому что оно становится знанием о некотором определенном бытии, а именно [бытии] в мире.

Ориентирование в мире, как знание о вещах в мире, следует отличать от анализа существования. Этот последний хотел бы заключить в себе существование вообще, как объемлющее (das Übergreifende), включающее в себя еще и ориентирование в мире. Он есть попытка всеобщего представления (Vergegenwärtigung) структур того, в чем не только совершается ориентирование в мире, но в чем есть все, что имеет бытие для меня. Ориентирование в мире совершается исследователями в науках; анализ же существования есть шаг философствования в его искании бытия.

Ориентирование в мире нужно разделить на исследующее и философское ориентирование в мире. Исследующее ориентирование в мире есть познавание, рождающееся силой самовоспитания ищущего объективности мышления. Хотя это мышление действительно только в эмпирических индивидуальностях, фактические миры которых поначалу отнюдь не составляют одного мира, для него возможно иметь познанное совместно с каждым, как сознанием вообще. Хотя есть столько миров, сколько есть индивидов с мыслящим сознанием (Zwar sind soviel Welten, wie es Individuen denkenden Bewußtseins gibt); но эта множественность (Vielfachheit) сама, в свою очередь, становится предметом ориентирования в мире.

Здесь совершается расширяющееся круговое движение. Эмпирический индивидуум, вначале связанный в своей субъективности, хотел бы постичь в объективности действительный мир, который есть для него поначалу в своей множественности, и в который он должен был бы включить также и собственную индивидуальность, как один из несчетного множества случаев. Он получил бы некоторое бытие, которое, как общезначимое, было бы избавлено от индивидуальной связанности. Субъект, который, входя в это бытие как кажимость, должен был бы также познать себя как этот фактор заблуждения и уничтожить себя в пользу подобной объективности, в качестве своей особенной действительности вновь и вновь существует для себя, однако, в своей связанности. Он знает прыжок во всеобщее мира, как возможное освобождение от границ, как знает он и возвращение к действительности самого себя. Он остается для себя самого чудом, поскольку может, пусть не фактически, но все же в намерении, из своей ничтожной особенности овладевать целокупностью мира как тем, что всеобще и значимо.