Новые и старые войны: организованное насилие в глобальную эпоху - Калдор Мэри - Страница 3

«Монополия на насилие» означает не только концентрацию капитала физического принуждения в руках государства (этатизацию войны), она выражается также в «цивилизации» (в смысле Элиаса), то есть в социальном давлении, «принуждении к самоконтролю», сдерживании и трансформации аффектов, дифференциации и регуляции агрессивного поведения. Быть офицером — значит не только вести войну от лица государства (а не от своего собственного, как это делали рыцари), но и делать это хладнокровно, не проявлять страха или нена-вистиД Новоевропейская военная культура строится на трояком ограничении: субъекта (legitimate authority, государство), действия (jus in bello, законы и обычаи войны) и аффекта (sangfroid, дисциплина). Порожденное отнюдь не человеколюбием, а стремлением к все большей управляемости и эффективности военной машины, оно тем не менее создает условия, в которых гражданское общество может надеяться на успех в войне против войны.

Таким образом, военная агрессия дискредитирована и взята под контроль? Что же значит тогда неожиданный реванш кровожадных мачистов, гордящихся способностью разбивать головой бутылки и кирпичи? Возможно, гибридизацию и приватизацию войны стоит мыслить не только как «провал» государства, результат распада или свидетельство несостоятельности, но и как циничную стратегию, как способ вести войну чужими руками (частных военных компаний или «ополченцев»), способ удержать власть. Нельзя ли сказать в таком случае, что «новые войны» — это продолжение суверенитета другими средствами?

Книга Мэри Калдор помогает двигаться в этом направлении, предлагая работу со своего рода клубками насилия, переплетениями государственного и частного, легитимного и преступного. Она показывает, что войны 1990-х годов в Африке и Восточной Европе не являются «просто» этническими или гражданскими конфликтами, а «включают в себя несчетное число транснациональных связей, отчего трудно удержать различие между внутренним и внешним, между агрессией (нападение из-за рубежа) и репрессией (атака изнутри страны) или даже между локальным и глобальным»18. Ее анализ американских кампаний в Ираке и Афганистане также сосредоточен на взаимодействии военных и гражданских структур, на столкновении и смешении логик войны: «обновленной старой» и «новой». Переплетения, смешения, причудливые сочетания («Microsoft сосуществует с мачете, а технологии „стелс“ противостоят террористы-смертники»); «новая война» — это бриколаж.

Если Клаузевиц называет войну пространством неопределенности, «областью случайности»19, то именно потому, что она представляет собой взаимодействие («расширенное единоборство»). Центральный «постклаузевицевский» аргумент Калдор заключается в том, что «новые войны» — это «обоюдные предприятия, а не борьба воль». «Заинтересованность воюющих сторон в предприятии войны, а не в том, чтобы победить или проиграть, имеет как политические, так и экономические основания. [...] Войны, определяемые подобным образом, создают общую самоподдерживающуюся заинтересованность в войне, воспроизводящей политическую идентичность и способствующей осуществлению экономических интересов» 20.

Однако кто может положить конец такой войне, которую ведут одновременно государства и военизированные, полувоенные, партизанские, криминальные организации, заинтересованные в том, чтобы она продолжалась? А в ситуациях (наиболее опасных), когда использование международного военного контингента невозможно? «Космополитическое правоприменение» предполагает решимость действовать и нести потери исходя из «интересов человечества». Но как справедливо спрашивает Джин Элштейн: «Под чьим патронажем все это будет происходить? Кто этот миротворец, которого она призывает? Кто создает и поддерживает «независимую и надежную судебную систему и активное гражданское общество»? На каком основании ?»21 Не говоря уже о том, что до сих пор, к сожалению, «интересы человечества» редко используются иначе, чем в качестве красивой ширмы, прикрывающей «старую» (но не стареющую) империалистическую политику.

И тем не менее подход Калдор продуктивен. Конечно, не стоит ждать от книги чудесного решения, однако она не только предлагает способ мыслить современную войну, но и напоминает нам об ответственности. «Общество» и «культура» — давно на линии фронта. Мэри Калдор цитирует предупреждение Руссо:

Нетрудно понять также, что война и завоевания, с одной стороны, и усугубляющийся деспотизм, с другой, взаимно помогают друг другу; что у народа, состоящего из рабов, можно вволю брать деньги и людей, чтобы с их помощью покорять другие народы; что война дает одновременно и предлог для новых денежных поборов и другой не менее благовидный предлог для того, чтобы постоянно содержать многочисленные армии, дабы держать народ в страхе. Наконец, каждому достаточно хорошо видно, что государи-завоеватели по меньшей мере так же воюют со своими подданными, как и со своими врагами, и что положение победителей не лучше положения побежденных .

21. Elshtain J. B. New Wars, Old Violence (Review of a: New and Old

Wars: Organized Violence in a Global Era by Mary Kaldor; Crimes of War: Whatthe Public Should Know by Roy Gutman and David Dieff) //International Studies Review. 2001. Vol. 3. No. 1. P. 141.

22. См. с. 65 наст. изд.

Предисловие к третьему изданию

ЗА ПОСЛЕДНИЕ годы ряд исследователей отмечали не только снижение потерь, связанных с боевыми действиями, но и феномен, описываемый ими как упадок войны в XXI веке. В число подобных работ входят знаменитая книга Стивена Пинкера «Лучшие стороны нашей натуры», Доклад о безопасности человека (Human Security Report) и книга Джона Мюллера «Обломки войны»14.

В данных исследованиях показан упадок того, что я в этой книге называю «старой войной», то есть войны с вовлечением государств, где решающее столкновение сил представлено сражением (battle). Все эти исследователи основывают свои заключения на Уппсальской программе сбора данных о конфликтах, в рамках которой конфликт определяется участием в нем государств и характеризуется определенным минимумом боевых потерь (battle deaths). В новые войны вовлечены сети государственных и негосударственных участников, а основная масса насилия направлена против гражданского населения. Некоторые критики тезиса о «новой войне» смешивают новые войны с гражданскими и утверждают, что в настоящее время на убыль идут и межгосударственные, и гражданские войны. Однако новые войны, как я поясняю во введении,—это войны, в которых размыто различие между внутренним и внешним. Новые войны и глобальны, и локальны, и они отличаются как от классических межгосударственных, так и от классических гражданских войн.

Эта склонность определять войну как «старую войну» мешает увидеть реальность новых войн. Я не знаю, растет ли сейчас число новых войн. Не известен нам и масштаб потерь в новых войнах, хотя они наверняка ниже, чем в «старых войнах». Я говорю лишь о том, что нам нужно понять и проанализировать этот новый тип насилия. И хотя нам следовало бы радоваться упадку «старой войны», мы все же не можем почивать на лаврах. Нам необходимо научиться справляться с основными современными источниками возможной опасности. В крупных мировых регионах — Центральной Азии, Восточной или Центральной Африке—люди испытывают большие страдания; и отнюдь не праздный вопрос, страдают ли они больше или меньше, чем прежде. Кроме того, новые войны обусловлены слабостью государства, экстремистской политикой идентичности и международной преступностью, и существует опасность, что этот тип насилия будет распространяться по мере нарастания экономического кризиса в мире. В условиях сокращения расходов правительства склонны жертвовать именно тем, что лучше всего подходит для решения проблемы новых войн, и сохранять то, что позволяет им вести «старые войны».

Вот почему важно представить новое издание этой книги. Местами я дополнила книгу и включила в нее новый материал. Первое издание данной книги вышло до событий 11 сентября 2001 года, и я написала новую главу о войнах в Ираке и Афганистане. Я полагаю, что Соединенные Штаты, видевшие в этих войнах «старые войны», своими действиями во многом способствовали развертыванию новой войны в обеих этих странах. В сущности, опыт этих войн привел к появлению нового мышления в Пентагоне. В состав пересмотренной доктрины борьбы с повстанцами вошли такие идеи, как национальное строительство и безопасность населения, объединение военных и гражданских средств и возможностей. Но оказалось, что культуру военных изменить очень сложно, и теперь США вновь обратились к кампании по борьбе с террористами в духе «старой войны» с применением, например, воздушных ударов по удаленным целям в таких местах, как Афганистан, Пакистан, Йемен и Сомали. И, несмотря на значительное повышение точности и снижение потерь от воздушных ударов среди гражданского населения по сравнению с прошлым, о чем говорится в седьмой главе, это еще более усугубляет ситуацию с безопасностью в данных местах.