Лишенная детства - Вале Морган - Страница 18

«Я знаю, каково это — быть с девственницей!»

Эти слова он сказал мне и повторил на допросе в полиции. Мне всего тринадцать, но я не идиотка: отец семейства, который получает удовольствие от совершения насилия над девочкой-подростком, может быть только чокнутым или извращенцем, и после того, как ему «настучат линейкой по пальцам» или на несколько лет запрут в камеру, его ненормальность не испарится, словно по мановению волшебной палочки. Это их пресловутое «наблюдение» — не просто дополнительная мера, это необходимость. Да Крус пообещал, что убьет меня, если из-за меня попадет в тюрьму. Его ни в коем случае нельзя выпускать, не посадив ему на хвост и судью, и врача!

Однако уполномоченный судом психиатр, по всей видимости, придерживается иной точки зрения. Однажды утром в почтовом ящике мы находим составленный им отчет. Он пестрит орфографическими ошибками, а его выводы говорят о том, что этот «нейропсихиатр» не стал слишком утруждаться. Он довольствовался тем, что записал рассказанное ему Да Крусом.

Это написано черным по белому: мой насильник был пьян, а потому не помнит, как бил меня. Он не помнит (как это удобно!) ни об орогенитальном контакте, ни о втором насильственном половом акте, и уточняет, что в то время пил как бездонная бочка. Тут же он добавляет, что алкоголь имеет свойство разжигать сексуальное желание и что он полностью удовлетворен семейной и сексуальной жизнью с Марией. Этот трюк с превращением в «папочку-алкоголика», похоже, прекрасно сработал: эксперт долго рассуждает о количестве алкоголя, которое выпил Да Крус, исходя из его показаний, и уточняет, что обвиняемый «на сегодняшний день осознает свою вину». Еще бы! По мнению этого «врачевателя душ», Да Крус искренне сожалеет о том, что сделал со мной. Доказательства? «Имели место эмоциональные реакции при упоминании факта изнасилования… — пишет доктор и добавляет: — Под воздействием алкоголя Мануэль Да Крус утратил способность рассуждать здраво и критически мыслить, что повлекло за собой несоответствующее сексуальное или агрессивное поведение». Усилиями психиатра передо мной, к моей полнейшей растерянности, возникает образ совсем другого Да Круса, которого не существует в реальности. Я вижу не жестокого извращенца, порвавшего мне барабанную перепонку, сжимавшего мою шею, наблюдая за тем, как я задыхаюсь, насиловавшего меня в течение нескольких часов и угрожавшего мне смертью, а несчастного человека, раскаивающегося пьяницу, совершившего большую глупость. «Большую глупость» — именно это выражение использует эксперт и подводит итог: обвиняемый «действовал в состоянии острого алкогольного опьянения» и «не имеет склонности к извращениям на сексуальной почве». Далее следуют его рекомендации: «Мануэль Да Крус может представлять опасность, находясь под воздействием алкоголя», поэтому все, что ему нужно, — это пройти курс детоксикации. Необходимо ли подвергнуть его принудительному лечению, установить за ним «социально-судебное наблюдение»? «Не считаю это уместным».

Чего вы еще ждете? Я свое слово сказал…

Прочитав этот отчет, мои родители с ума сходят от ярости. Что их особенно ужасает, так это лицемерные сожаления Да Круса, публичное покаяние, которое ничего ему не стоит, зато может произвести благоприятное впечатление на присяжных, и тот факт, что он сваливает вину с себя на бутылку.

Что убивает лично меня, так это то, что Да Крус отрицает второе изнасилование. Как если бы мне все это просто пригрезилось! Он не говорит категоричное «нет», а твердит: «уже не знаю, может, что-то и было…», «я плохо помню», «не могу сказать с уверенностью, что…». Память его подводит, признается он, и очень расстраивается по этому поводу. Ему, конечно, хотелось бы все помнить в точности, «но вы же понимаете, господа психиатры, у меня просто не получается…» Легкость, с какой он относится к своему преступлению, то, что он строит из себя несчастного, попавшего под воздействие спиртного, для меня — словно нож в сердце.

Я уже не помню, написали мои родители письмо судье, в котором выразили свое возмущение, или такова процедура, но была назначена вторая психиатрическая экспертиза Да Круса, через неделю после первой. На этот раз экспертов было двое — психолог-психоаналитик и психиатр, и они «спели» совсем другую «песню». Основательно покопавшись в прошлом Да Круса, они эксгумировали его демонов и его фантомов. Отношения с детьми от первых двух браков, с которыми он не видится, влияние его собственного отца (хронического алкоголика, выставившего его, семнадцатилетнего, за порог), интимные отношения с женой, отношения с коллегами, употребление алкоголя, общественная жизнь, досуг — казалось бы, ничто не укрылось от их проницательных взоров. В итоге они пришли к выводу, что Да Крусу нанес глубокую моральную травму жестокий отец, и с тех пор он компенсирует, как может, свой страх быть отвергнутым. Спиртное ему в этом помогает. В сексуальной сфере он также старается подавлять свои страхи, овладевая телом партнерши, как предметом, и используя других женщин, когда жена по каким-то причинам находится вне пределов досягаемости. «Неосознанное стремление к господству», «проблемы с родственными связями», «проблематика инцестуальной эквивалентности» — профессиональные термины отчета настолько сложны, что у меня начинает болеть голова. Да, с этим не поспоришь, эксперты как следует сделали свою работу.

Согласно их заключению Да Крус не является сумасшедшим, и лечить его нужно от алкоголизма — в этом они соглашаются с первым экспертом. В остальном же их мнения расходятся: Да Крус представляется им вовсе не симпатичным пьяницей, сорвавшимся с катушек, а «очень эгоцентричной личностью, стремящейся к господству», демонстрирующей при этом «жестокость и садистские наклонности». По их мнению, он способен к «жестокому насилию с использованием угроз в момент, который может быть квалифицирован как «импульсивный взрыв». Я могла бы сказать то же самое! «По результатам клинических исследований Мануэлю Да Крусу свойственны нарциссизм, психологическая незрелость и извращенность, — пишут специалисты и добавляют: — Он убежден, что пристрастие к спиртному может служить ему оправданием». Согласно их отчету, «подследственный пытается оправдаться в собственных глазах именно тем, что алкоголь подтолкнул его к насилию». Не приняв его заявления на веру, они подчеркивают: «Нельзя не отметить, что алкоголь действительно является фактором, который отключает механизмы торможения агрессивных импульсов. Однако его употребление обуславливается подсознательным стремлением к отключению указанных механизмов и высвобождению [этих] импульсов. Поэтому невозможно признать существование простой причинно-следственной связи между употреблением алкоголя и фактами совершения насилия, тем более что обследуемый несет полную ответственность за злоупотребление алкогольными напитками». Короче говоря, Да Крус напился нарочно, чтобы избавиться от последних моральных запретов, которые мешали разгуляться его сексуальным порывам.

Исписав девять страниц, двое экспертов приходят совсем не к такому выводу, как их коллега неделей раньше: поскольку Мануэль Да Крус «даже на настоящий момент не демонстрирует признаков осознания своей вины», «представляет существенную опасность в криминальном плане» и его «как личность можно назвать незрелым, нарциссичным, склонным к отклонениям от нормы. Поэтому является необходимым применение закона от 1998 года, предусматривающего установление дополнительного контроля за совершившими преступления на сексуальной почве». Перевожу: установление социально-судебного наблюдения в случае Да Круса обосновано.

Как могло статься, чтобы мнения трех человек в белых халатах, проучившихся десятки лет и обследовавших одного и того же пациента, могли так разниться? Я боюсь даже предположить, как эти расхождения скажутся на судебном процессе. Стоит мне подумать об этом, как меня охватывает дрожь. Кому поверят судьи? Отправят ли они Да Круса за решетку надолго? Ведь когда он выйдет, он мне отомстит, я это точно знаю. Возможно, он задушит меня. Сколько лет жизни мне осталось? Иногда мне в голову приходит еще более мрачная мысль: если того, кто меня изнасиловал, и вправду сочтут простым алкоголиком, его ведь могут выпустить сразу после суда, и он вернется домой… Стоит мне об этом подумать, как все мое тело немеет от страха, и тогда я стараюсь не думать вообще ни о чем — ни о суде, ни о Да Крусе. Но мне напоминают о них если не ночные кошмары, то следственный судья.