Лишенная детства - Вале Морган - Страница 30

— Хочешь, чтобы я всадила в тебя этот нож? — ору я отцу.

Младший брат в панике, сестричка заходится от крика. Мы с отцом подступаем друг к другу, готовые к схватке. В доме вдруг повисает мертвая тишина, и это резкое «понижение температуры» моментально успокаивает моего противника. Он убегает, хлопнув дверью и пригрозив напоследок, что пустит себе пулю в лоб. Никто ему не верит, и мы с облегчением прислушиваемся, как его шаги затихают на улице.

Эти полные страсти перепалки до такой степени меня утомляют и огорчают, что я стараюсь как можно реже видеться с родителями. Выходные я провожу у Яна или с друзьями, а остальное время — в Туре; в приятной жизни, которую я для себя создала, нет места Эшийёзу. А городок тем временем понемногу забывает ужасные события, принесшие мне столько горя. Факт моего похищения и изнасилования — словно камешек, упавший в воду, и волны, образовавшиеся на поверхности, наконец почти угасли. Изредка в разговоре кто-нибудь нет-нет, да и вспомнит о том, что теперь называют «делом о сексуальных домогательствах». Никто не говорит «изнасилование», и чем больше проходит времени, тем реже вспоминают о преступлении. Между Марией и моей матерью больше не происходит шумных ссор. Они уступили место холодной безмолвной ненависти, которая, однако, оживает каждый раз, когда женщины встречаются нос к носу на глазах у изумленных жителей городка, не знающих, как на это реагировать. Некоторым непонятно, почему эти две дамы до такой степени не переносят друг друга. За годы, прошедшие со времени моего изнасилования, в Эшийёзе поселились новые семьи — молодые супружеские пары с младенцами в колясках, которые, как и мои родители в свое время, мечтали о тихом зеленом уголке для своих подрастающих детей. Новые соседи радуются переезду, они твердо верят, что сделали правильный выбор: этот городишко, утопающий в садах и с виду такой безопасный, — воплощение их грез. Моя мать иногда на полуслове обрывает их восторги:

— Поверьте, преступники встречаются везде, даже на самых тихих улицах! Невозможно предугадать, что может случиться…

Те, кто ничего не слышал о нашей драме, полагают, что у мадам Вале не все дома, и со смущенным видом спешат попрощаться. Те же, кому все известно, утешаются мыслью, что молния не бьет дважды в одно и то же место.

А такое все же случается.

9

ЗВЕРЬ ВЕРНУЛСЯ

Однажды в субботу мы с отцом едем за покупками в Бон-ла-Роланд. Это симпатичный маленький городок, находящийся в десяти километрах от Эшийёза, который лично для меня примечателен тем, что там имеется супермаркет, а для отца — тем, что некогда в этих местах проживало племя галлов. Папа сегодня в отличном настроении, поэтому в пути меня ждет лекция по истории.

— Знаешь ли ты, Морган, что в свое время Бон-ла-Роланд держал в осаде сам Юлий Цезарь? — спрашивает у меня отец. — А недавно, когда строили автобан, там нашли настоящее галло-романское поселение, много посуды и даже термы…

И он рассказывает, переключая скорости и жонглируя эпохами, что этот спокойный городок в 1870-м стал театром боевых действий, а позднее, во время Второй мировой, через него прошли по пути в Аушвиц тысячи евреев… Я знаю все, что он скажет, слово в слово, но это не важно. Я люблю этот маленький ритуал, связывающий нас, отца и меня, в хорошие спокойные дни: он рассказывает, я его слушаю, и солнце согревает луга в это ранее утро 2006 года… У нас все хорошо.

До того самого момента, когда мы останавливаемся на перекрестке.

Справа, по улице, пересекающей нашу, подъезжает красивая машина из тех, которые обычно приковывают к себе все взгляды, — блестящая, с рельефным кузовом, на больших колесах. И вдруг мой отец бледнеет как полотно. Я тоже поворачиваю голову и вижу сидящих в «берлине»: дети сзади, Мария — на пассажирском сиденье, а за рулем — мужчина. Солнце мешает мне рассмотреть его лицо, но мне это и не нужно. Эти руки, эта посадка, эти черные волосы… Это он Это Да Крус, я в этом уверена.

Меня прошибает пот. Мне кажется, что земля поплыла у меня под ногами. От страха я не могу членораздельно выговорить ни слова. Что он тут делает? Он сбежал? Или его выпустили? Он вернулся, чтобы меня убить? Отец хмурится. Я чувствую, что он готов взорваться гневом, но сдерживается и, глядя мне в глаза, говорит, стараясь, чтобы это прозвучало как можно увереннее:

— Это не Да Крус.

Потому что Да Крус, заявляет мой отец твердо, в тюрьме и не выйдет оттуда раньше чем через три года, и это как минимум. Наверное, Мария нашла себе другого мужчину или машину ведет кто-то из ее друзей… В любом случае, нас это не касается, нам важно помнить одно: Да Крус сейчас гниет в застенке. Бледный и напряженный, отец так спешит меня успокоить, что мне никак не удается ему поверить. Думаю, это потому, что он сам себе не верит. На самом деле мой отец узнал сидевшего в БМВ Да Круса, и когда мы возвращаемся, едва я отворачиваюсь, рассказывает об этой встрече моей матери, до которой уже дошли тревожные слухи. Поговаривают, что муж Марии регулярно наведывается в Эшийёз и даже иногда подвозит свою жену к булочной. Правда или вымысел? Родители хотят знать наверняка, освободили этого мерзавца или нет, но как навести справки? Мама спрашивает совета у членов Ассоциации жертв насилия, которая с самого начала занималась моим случаем. Одна смекалистая добрая душа советует ей позвонить прямо в тюрьму и попытаться получить ответ на интересующим ее вопрос под предлогом, что нам перестали выплачивать компенсацию. Сказано — сделано: мама хватает телефон, и вот уже служащая тюрьмы выслушивает ее маленькую ложь. На другом конце линии на пару секунд воцаряется тишина, а потом слышно, как шуршат страницы досье.

— Да Крус, Да Крус… Подождите-ка… Нашла! Этот мсье уже не у нас, его освободили условно, наверное, поэтому вы и не получаете перечислений. Советую вам написать письмо в…

Конца фразы мать не дослушала. Она узнала главное: Да Крус на свободе! Через пять лет и несколько месяцев тюремного заключения, хотя суд приговорил его к одиннадцати годам, мой насильник свободен как ветер! И, как ни в чем не бывало, бродит в нескольких сотнях метров от моего дома! Взбешенная, мать снова хватает трубку, но на этот раз она звонит судье по исполнению судебных постановлений. Она представляется: «Это Элизабет, мама Морган Вале, жертвы изнасилования». И продолжает: «При всем моем уважении к закону, могли бы вы мне сказать, почему Мануэль Да Крус освобожден и имеет ли он право проживать в нашем регионе?»

«Мадам, вас это не касается!» — следует ответ.

Тип на другом конце линии грубо отделывается от матери, заявляя, что законом не предусмотрено уведомление семьи жертвы преступления ни о том, на каких условиях осужденный выпущен из исправительного заведения, ни о его нынешнем местопребывании, ни о чем-либо другом. Моя мать теряет голову. Отдает ли себе отчет этот чиновник, вросший в свой стул, что на свободу вышел опасный насильник? Его жертва, то есть я, живет в страхе! И может в любой момент столкнуться на улице с человеком, поклявшимся ее убить, если она засадит его за решетку! Невообразимо! Моя мать бушует в трубку. Самое меньшее, что, по ее мнению, могли сделать чиновники, — это хотя бы известить нас о возможности возвращения Да Круса в наши места.

— Единственное, что я могу вам сообщить, — это то, что он не имеет права посещать ваш город, — слышит мама, и на том конце линии кладут трубку.

Легче после этого звонка никому не стало. На наш взгляд, правосудие предоставило Да Крусу слишком много свободы. Напомним, что во Франции преступник, не являющийся рецидивистом и не осужденный пожизненно, может подать прошение об условном освобождении, отбыв половину срока заключения. Судья решает, удовлетворить ходатайство или нет, в зависимости от перспектив социальной реадаптации осужденного, его личных качеств, поведения в тюрьме, планов на будущее после освобождения, семейного, профессионального и социального положения. Да Крус, который в полном ладу с рассудком, не преминул воспользоваться этим подарком, который Франция преподносит своим преступникам. Он знает, на какие «кнопки» нажать: хорошо ведет себя в тюрьме, к тому же у него есть супруга, которая от него не отказалась, и дети, которых надо содержать. Осенью 2005 года он составил первое прошение об освобождении, которое сначала было отклонено, а потом, после подачи апелляции, удовлетворено. Его освободили с условием, что он пройдет курс лечения от алкоголизма и будет работать. И ему строго запрещено пытаться вступать в контакт со мной и посещать наш городок. Вот только никому из судей в голову не пришло, что Да Крусу нет особого дела до того, что законно, а что — нет. Оказавшись на свободе, мой насильник не стесняет себя ограничениями: несмотря на то, что ему предписано жить в Париже, он то и дело наведывается в Эшийёз, и поэтому мы частенько видим его машину. Моя мать снова звонит судье по исполнению судебных постановлений и сообщает, что отправила возмущенное письмо, чтобы официально уведомить органы правосудия о том, что Да Крус вернулся в город. Ее усилия оказались не напрасными: через несколько месяцев после освобождения судья возвращает Да Круса в тюрьму, приняв во внимание, что он не только не работает, но и поселился в двадцати километрах от нашего дома. Но упорство моего насильника так просто не сломить: он пишет новое ходатайство об условном освобождении. И пожалуйста! В 2007-м он снова выходит из тюрьмы! Условия освобождение те же: посещать собрания Общества анонимных алкоголиков, работать и не показываться в Эшийёзе. Как и раньше, плевать он хотел на последнее предписание: его постоянно видят у Марии. Он приезжает вечером, проводит в доме жены ночь и на рассвете уезжает, полагая, что остался незамеченным. Он забыл, что в маленьком городке ничего утаить невозможно, а скорее всего, просто плюет на всех и вся, и оказывается прав, потому что судья несколько раз приглашает его к себе, чтобы призвать к порядку, однако оставляет гулять на свободе.