Горизонты вечности (СИ) - Бриз Евгений - Страница 32

Губернаторская маска, заменявшая лицо, снова едва заметно искривилась в подобии задумчивости.

– Действительно, хороший вопрос. Но я полагаю, мы разбудим Майло через определённое время, разве нет?

Козински покачал головой.

– Такой вариант исключён. Вернее, он годится в качестве крайней меры сродни ампутации головы. Стороннее извлечение возможно лишь с помощью введения специальных растворов прямиком в управляющий мозг, и в семидесяти процентах случаев это означает выжигание сознания.

Нисон нахмурился. Он посмотрел на меня и сделал вопросительный жест рукой.

– А почему тот второй грегари не свихнулся, когда кто-то убил управляющего им агента?

– Потому что его сознание находилось внутри него, – пояснил я, – хоть и на заднем плане. Неожиданное пробуждение хоть и ударило по его психике, но не лишило рассудка. В случае же с агентом, речь идёт о вынесенном за пределы тела сознании, вернуть которое не так просто.

– Аа, – протянул губернатор. – И как же осуществляется возврат?

– Только самим агентом, – мгновенно ответил дядя Боб, заставив губернатора сфокусировать взгляд на экране. – Поэтому обычно практикуется поверхностное проникновение в разум грегари. Такое присутствие легко обнаруживается сканерами, зато позволяет управляющему иметь стопроцентный контроль над чужим телом и с лёгкостью вернуться в любой момент. Даже если грегари будет убит, агенту ничего не угрожает, он просто очнётся.

– Значит… – заговорил Нисон, но дядя Боб продолжил познавательную лекцию, невзирая на открывшего рот губернатора.

– Но если используется глубокое погружение с максимальными настройками экранирования, это уже совсем другое дело. Да, ни один из существующих сканеров не обнаружит инородного присутствия, но и агент подвергает себя фактически смертельному риску. Не осознавая себя, агент ничего не сможет сделать, чтобы вернуться в своё родное тело, потому что он не будет про него знать. Его единственным оружием останутся инстинкты и подсознание, которые вытеснят аналогичную начинку грегари. Но мёртвый грегари унесёт за собой в забвение и погребённый разум агента. Про принудительное пробуждение я уже говорил. Из чего следует вывод: подобная затея – дохлый номер. Как в прямом, так и в переносном смысле. Что теперь скажете, господин губернатор?

Нисон тучно восседал в кресле, скрестив руки на груди. Мне он напоминал недовольную птицу на насесте, вынужденную сидеть под проливным дождём.

– Хреновый, оказывается, у тебя план, Майло, – бросил он мне.

– Это как посмотреть, – парировал я.

– Что значит – как посмотреть? Пока я не вижу для тебя ни одной возможности вернуться. Они вообще есть?

Козински уже намеревался ответить, но на сей раз я опередил его:

– Существует способ возврата, основанный на введении в мозг грегари незначительной дозы фальшивых воспоминаний. Фальшивых для него и реальных – для агента.

– Что это значит?

– Хождение по канату без страховки, – успел вставить Козински и вытер капли пота со лба.

– Эта доза воспоминаний и есть страховка, – исправил я. – Просто она должна быть надёжно и правильно закреплена.

– Давайте без метафор! – рявкнул Нисон. – Как будут действовать эти воспоминания?

Дядя Боб больше не пытался навязать своё видение, поэтому я спокойно объяснил:

– После пробуждения у грегари будет в голове каша из образов, видений и снов. Особенно у таких, как ваши потеряшки, которые провели в капсулах по двести-триста лет. Но за несколько дней прошлое начнёт для них структурироваться. Большую часть своих жизней они должны будут вспомнить, хотя какая-то часть канет в бездну разума, извлечь которую смогут лишь специалисты по расшифровке мемодубликатов. Наша доза фальшивых воспоминаний не должна потеряться. Срок их жизни – как у стандартных имплантированных воспоминаний, около двух недель. Вполне достаточно. Введённый эпизод рано или поздно всплывёт в памяти и вызовет внутренний диссонанс личности. Грегари, скорее всего, спишет его на побочный эффект пробуждения или ярко отпечатавшийся сон, но присутствующий в его теле агент, то есть я, воспримет это воспоминание совсем иначе. Я пойму его природу и начну осознавать себя, прорываясь сквозь сознание грегари наружу. С этого момента сканеры – если по какой-то причине они до сих пор будут использоваться – распознают странную нейронную активность, но у меня будет время вернуться в своё тело. И даже если грегари убьют прежде, какая-то часть меня всё же уцелеет.

В завершении своей речи я улыбнулся, демонстрируя полное спокойствие и уверенность в успехе операции.

– Эту часть тебя, – заворчал Козински, – можно будет смело оформлять в Обитель Грёз. Другого места в Э-Системе я ей не вижу.

– Если не повезёт, то да. По крайней мере, матушке будет не так одиноко.

– Неудачная шутка, – прошипел дядя Боб.

Нисон, внимательно выслушавший меня и сидевший неподвижно, точно статуя птицы, резко встал и снял пиджак. Очевидно, ему стало жарко.

– Какой-то сложный у тебя план, парень, – проговорил он. – Мне надо переварить всё сказанное тобой.

– Нечего тут переваривать, – сказал Козински. – Это игра в русскую рулетку с почти полным барабаном.

Губернатор не скрывал скептического настроя. Предположу, что в нём бушевали два противоречивых начала: голос здравого смысла и вопль авантюриста, чьё время на исходе. Но авантюрист обязан был одержать победу, учитывая, что он рисковал не своей шкурой.

– Пусть так, – согласился Нисон после непродолжительного раздумья. – Но ведь план Майло – единственный известный вам способ оказаться в Големе? Если у вас есть ещё варианты, господин начальник филиала, я готов выслушать их.

Все понимали, у Козински не было вариантов. Имеющиеся в его арсенале доводы и аргументы не пробили броню губернаторского упрямства. Не исключаю, что Нисон отправил бы меня в пасть забвения даже с минимальными шансами на возвращение. А у меня их было чуть больше, чем нисколько.

– Но это безумие! – дядя Боб предпринял финальную попытку выиграть партию. – Мы даже не знаем, что в Големе делают с консервами, через какое время их размораживают и не пускают ли прямиком на какие-нибудь чудовищные эксперименты.

– Это как раз те вопросы, – спокойно проговорил Нисон, – на которые все мы хотим получить ответы, разве нет?

– Да, но я веду к тому, что есть вероятность длительного ожидания. – Похоже, Козински нащупал уязвимое место в позиции губернатора. – Допустим, «Долгий рассвет» скупает древних впрок, отправляет вновь прибывших на склад и использует лишь по мере необходимости. Вы готовы ждать годы или десятилетия?

– А чем я, собственно, рискую? Считайте меня престарелым рыболовом, закинувшим удочку в таинственный омут. Повезёт – вытащу улов, нет – брошу удочку и залезу в ящик до лучших времён. Всё просто.

Повисшая тишина ознаменовала поражение одного титана другому. Козински не стал рыпаться в агонии и молниеносно переключился на решение другой задачи.

– Где вы собираетесь держать Трэпта во время операции? – спросил он. – Принимая в расчёт возможные сроки.

– Какое-то время я останусь на Прайме, – ответил Нисон. – Но рано или поздно мне придётся улететь в Нью-Парадисо. Если к тому моменту Майло не вернётся, я оставлю его в сооружённом лагере вместе с целой бригадой надёжных помощников и роботов. Мы будем терпеливо ждать пробуждения. При худших раскладах я верну вам его тело перед тем, как сам отправлюсь в криокапсулу.

– Каков предполагаемый срок вашей жизни?

Нисон слегка смутился. Вопрос в понимании общества считался верхом нетактичности, но губернатор не стал возмущаться.

– В остатке около двух лет объективного бодрствования. Прибавляйте сюда деловые перелёты и график глубокого сна. За последние десять лет я потратил лишь треть от этого времени, пробуждаясь только по важным поводам и в дежурные месяцы, чтобы впитать в себя свежие новости. – Губернатор кивнул на меня. – Он – важный повод, как и вся поездка сюда. В остальном же мне хватает дежурных месяцев. К тому же слишком много циклов заморозки и пробуждения мой организм уже не способен выдержать.