Я подарю тебе землю (ЛП) - Йоренс Чуфо - Страница 100

Когда он это сказал, я почувствовал, что письмо действительно важное, и что человек, его написавший, вас знает. Одним словом, я взял у него письмо и сказал, что вручу его вам.

— И где же оно?

Омар пошарил в бездонных карманах, извлёк оттуда скреплённый печатью свиток пергамента и отдал его Марти.

Марти поднялся и, взяв пергамент из рук раба, подошел к свету и внимательно рассмотрел восковую печать, которой никогда прежде не видел. Наконец, он сломал ее и развернул пергамент.

Глаза его пробегали по строчкам письма, а лицо с каждой минутой все больше мрачнело.

Писано 15 декабря 1057 года.

Уважаемый сеньор!

Вы меня не знаете, но я очень хорошо знаю вас. То, что я собираюсь Вам рассказать — истинная правда, и, прочитав эти строки, Вы и сами убедитесь, что это — такая же правда, как и то, что солнце встает на востоке. Вы даже представить себе не можете, как ненависть и жажда мести терзают мое сердце, а это никуда не годится, ибо близится мой последний час, который я хочу встретить в мире с Богом.

Как Вам известно, Ваша возлюбленная Лайя погибла, бросившись со стены особняка графского советника, Берната Монкузи, у которого Вы в тот ужасный вечер имели несчастье ужинать. Однако Вам не известны причины столь отчаянного ее поступка. Зато эти причины известны мне, и после того ужасного дня вся моя жизнь превратилась в кошмар. Так вот, говорю Вам: это он изнасиловал несчастную девочку, о которой должен был заботиться и оберегать. Именно Бернат Монкузи и был тем самым таинственным негодяем, о котором он Вам рассказывал. Должна сказать, что насиловал он ее неоднократно, хоть и продолжалось это не слишком долго. Будучи мужем ее покойной матери, он имел полную власть над нею, однако главная причина заключалась не в этом.

Помните, Вы подарили ей рабыню, которая стала ее подругой и единственной радостью? Как же Вы не подумали, что именно ее обвинят в том, что она доставляла Лайе ваши проклятые письма? Делала она это или нет — неважно, достаточно уже того, что она могла это делать. Так вот, Монкузи бросил Вашу рабыню в темницу, где подвергал пыткам и бесконечным унижениям, целью которых было заставить Лайю подчиниться и уступить порочной страсти отчима. Она принесла цвет своей невинности на алтарь похоти этого сатира, который хотел обладать ею снова и снова. Однако все пошло не так, как он рассчитывал. Лайя забеременела и родила уродца, который умер вскоре после рождения. Но еще во время ее беременности Монкузи, охладевший к Лайе после того, как добился желаемого, начал строить планы, как бы выдать ее замуж и убедить Вас признать ее ребенка. Зачем ему это было нужно, мне неизвестно.

Возможно, мои слова покажутся Вам бреднями полоумной старухи, но, когда вы прочтете то, что я собираюсь Вам поведать, Вы и сами поймете, что это правда, поскольку одно без другого не имело бы смысла.

Вам, как и всем остальным, сообщили, что рабыня умерла от чумы. Но это не так. На самом деле Аишу заперли в подземелье усадьбы неподалеку от Таррасы, принадлежащей Бернату Монкузи. Я не знаю, там ли она еще, но, если Вы соизволите туда наведаться, то даже если и не застанете ее в живых, во всяком случае, сможете убедиться, что она действительно там находилась. Расспросите ее тюремщика, Фабио де Кларамунта, и он подтвердит, что рабыня действительно была заточена в подземелье крепости. Так вот, если то, что касается Аиши, окажется неправдой, можете считать ложью и все остальное, полагая, что злобная старуха просто строит козни против советника; если же это окажется правдой — знайте, что и все остальное тоже правда.

Можете распорядиться полученными сведениями на свое усмотрение. Я же теперь могу умереть с миром.

Эдельмунда,

бывшая служанка дона Берната Монкузи

Кровь отхлынула от лица Марти; испуганная Руфь бросилась к нему, а Омар, крикнув, чтобы срочно принесли стакан вина, решительно взял хозяина за плечи и заставил сесть.

82

На следующий день бледный, осунувшийся Марти, одетый во все черное, стоял в соборе рядом с Эудальдом Льобетом, который читал при свечах то самое вчерашнее письмо. Минувшая ночь оказалась одной из самых долгих в жизни Марти. Дочитав письмо, он, несмотря на беспокойство Руфи, удалился к себе. Образ любимой Лайи, которую изнасиловал злодей-отчим, пока он разъезжал по свету, стоял у него перед глазами, а сердце переполняло раскаяние. Он метался и рычал, как загнанный зверь, срывая свой гнев на дверях и мебели, молотя по ним кулаками, пока в изнеможении не разрыдался. К утру его гнев перегорел, превратившись в мрачную злобу, а в покрасневших от слез глазах стояла боль и жажда мести.

Каноник поднял глаза от пергамента и посмотрел на своего друга.

— Ну, что скажете, дон Эудальд?

На мгновение священник заколебался.

— Слишком сложное это дело, — признался он. — Долго придется объяснять.

— Я так понимаю, вы знали об этом и раньше?

— Да, знал. Но как священник, я обязан хранить тайну исповеди.

— Но ведь вы же мой друг! — в отчаянии воскликнул Марти.

— Это не отменяет моего долга и моих обетов. Первый мой друг — Христос, и я не могу пренебречь данным Ему словом.

— Вы разочаровали меня, Эудальд.

— Я оказался перед тяжелым выбором между вами и долгом священника. Если бы вы знали, Марти, скольких бессонных ночей стоил мне этот выбор!

— Но тогда... — Марти не верил своим ушам. — Неужели вы допустите, чтобы столь чудовищное злодеяние осталось безнаказанным?

— Так я понимаю свой долг, — печально ответил священник. — Я не вправе никого судить или отвергать; мой долг состоит в том, чтобы ненавидеть грех, но при этом сострадать грешнику и, насколько это в моих силах, облегчить его совесть. Я не могу лишать людей веры в то, что во мне, как в любом священнике, живет святой Петр, от чьего имени церковь дала мне власть прощать грехи тех, кто приходит с раскаянием, не говоря уж о том, чтобы выдать хоть слово из услышанного на исповеди.

— Значит, вы спустите ему с рук это чудовищное преступление?

— Марти, не пытайтесь заставить меня нарушить обеты. Еще раз повторяю: я не имею права судить кого-либо, миссия — прощать. Единственное, что я могу сделать — использовать кое-какие фрагменты этого документа. Дайте мне подумать.

Руки Марти дрожали, как будто были готовы порвать в клочки все, что окажется в пределе досягаемости.

— Мы должны хорошо подумать, прежде чем принимать решения, — заметил каноник. — Советник — один из промов Барселоны, доверенное лицо графа, и его щупальца тянутся повсюду.

— Я не столь щепетилен, как вы, — ответил Марти. — И не смогу смотреть на себя в зеркало, если не найду на него управу.

— И что же вы собираетесь делать?

— Придушить его собственными руками! — ответил Март с перекошенным от ярости лицом.

Падре Льобет сурово посмотрел на него.

— Знаю, знаю, — пробормотал Марти. — Сейчас вы скажете, что я должен действовать с большой осторожностью.

— Советника сейчас нет в городе, — сообщил священник, в душе благодаря за это Бога. — Он уехал в Мурсию в свите графа. И насколько мне известно, эта миссия затянется.

Марти опустил голову, пытаясь совладать с яростью, сжигающей его изнутри.

— Хорошо, я подожду, — сказал он. — Но клянусь вам, с этой минуты ни один мой манкусо не попадет к нему в руки. Одна мысль об этом мне противна.

— Поверьте, меня это все возмущает еще больше. — Но не забывайте, последствия ваших действий могут быть весьма серьезными и печальными не только для вас, но и для вашей торговли и знакомых.

Марти поднялся на ноги.

— Настало вам время определиться, падре, — сказал он. — Скажите: могу я на вас рассчитывать или нет?

— Во всем, что не касается моих обетов, вы всецело можете на меня положиться, — ответил священник. — Говорю вам это как мужчина и как ваш приемный отец.