Я подарю тебе землю (ЛП) - Йоренс Чуфо - Страница 135

Бернат Монкузи негромко разговаривая с кем-то из дворян, одним из членов курии комитис, и даже беззаботно улыбался.

Секретарь Эусебий Видиэйя-и-Монклюз ударил судейским молотком по столу. В зале воцарилась тишина, и секретарь громко и четко голосом объявил, что время, предоставленное противникам для предъявления обвинений, ограничено. Затем он перевернул стеклянные песочные часы в форме веретена, стоявшие на столе.

— Время пошло, — произнес он.

В зале поднялся шум, когда выяснилось, что истец — несомненно, более заинтересованный в этом деле, до сих пор не явился.

Уже дважды секретарь ударял молотком, а Бернат Монкузи, как ни в чем не бывало, продолжал разговор. Когда в верхней чаше часов осталось лишь несколько песчинок, боковая дверь неожиданно открылась, и в зал вошел Марти Барбани в сопровождении служащего. Он едва держался на ногах, с него градом катился пот, его правая рука была перевязана. Изумленный возглас Монкузи не остался незамеченным для падре Льобета.

Накануне вечером, когда Марти, распрощавшись с ним, отправился домой, он собрался, как обычно, вознести Господу вечерние молитвы. Он уже взял в руки молитвенник и преклонил колени перед распятием, когда вдруг заметил, что Марти, озабоченный своими хлопотами, забыл у него на вешалке свой генуэзский берет. Льобет прикинул, что сейчас Марти, должно быть, уже вышел из здания, но еще не дошел до угла. Взяв в руки берет, открыл окно на втором этаже, выходящее как раз на дорогу, и высунул наружу голову, стараясь не задеть ветвей своих роз, что во множестве росли в горшках на всех подоконниках. Он решил дождаться, пока Марти пройдет под окном, и бросить ему берет.

Его быстрый ум старого солдата моментально оценил ситуацию. Он уже давно подозревал, что на его друга попытаются напасть, ведь подобные вещи нередко случаются в этом городе. А вот Марти, судя по всему, не ожидал нападения. Эудальд не стал долго раздумывать. В тот миг, когда злодей бросился на его друга, выхватив из-под плаща кинжал, над головами у них прозвучал могучий рёв Эудальда:

— Марти!

С этими словами каноник схватил с подоконника тяжёлый каменный вазон и запустил им в зловещую тень, напавшую на Марти. А тот, услышав предупреждающий крик своего друга, обернулся и, скорее почувствовав опасность, чем увидев ее, инстинктивно прикрылся левой рукой, принявшей на себя удар кинжала. Нападавший рухнул, сбитый с ног тяжёлым вазоном с влажной землёй.

Священник и привратник бросились к раненому. Нападавший лежал у его ног, все еще сжимая в руке кинжал. Эудальд опустился рядом с ним на колени и сорвал с него маску. В зеленоватом свете луны взорам троих мужчин предстали мертвые, широко раскрытые глаза альбиноса, очень светлые волосы и щеки, изрытые глубокими оспинами. Никаких документов при нем не было.

Было уже далеко за полночь, когда Марти наконец добрался до своего особняка на площади Сан-Мигель; едва он постучал в ворота дверным молотком, как изнутри тут же послышался встревоженный гул голосов. Судя по тому, с какой быстротой был отодвинут засов, он понял, что его люди уже давно дежурили во дворе, дожидаясь его возвращения. Было уже поздно, а сегодня не мешало бы пораньше лечь спать, ведь завтра решалось дело всей его жизни.

В створке ворот открылась дверца, и Марти ввалился внутрь. Перепуганная Катерина бросилась ему навстречу; за ее спиной маячили встревоженные лица Омара, Андреу Кодины, Наймы и остальных слуг, столпившихся среди колонн внутреннего двора. Позади остальных он заметил Аишу; она пробиралась ощупью, двигаясь на шум.

— Боже, Марти, что случилось? Вы ранены?

— Ничего страшного.

Однако Омар не сдавался.

— Позвольте взглянуть, — потребовал он.

Поднявшись по лестнице, все направились в большую гостиную на втором этаже.

Марти рухнул на кушетку, редко и прерывисто дыша.

Омар разрезал ножницами повязку и внимательно осмотрел рану.

— Вас ударили ножом, — заметил он. — У вас есть идеи, кто мог это сделать?

— Я не знаю его имени, но, судя по описанию моей матери, это тот самый человек, который поджег наше поместье. В нашем графстве не так много блондинов, а ещё меньше среди них обладателей бесцветных, как вода, глаз и изрытых оспой лиц.

— Где это произошло?

— На выходе из Пиа-Альмонии, когда я возвращался домой после встречи с Эудальдом.

— И где же этот мерзавец? — спросил дворецкий.

— В караулке, вот только боюсь, ему уже всё равно, где лежать. Льобет швырнул в него цветочным горшком из окна своей комнаты. Ночная стража забрала тело.

— И кто оказал вам первую помощь?

— В монастырской больнице, — ответил Марти. — Брат-лекарь дал мне чашку травяного отвара, а затем промыл и перевязал рану.

Омар велел слуге привести капитана Жофре, имевшего привычку пропускать стаканчик в компании Манипулоса, пока не в море. Оба немедленно примчались и захлопотали возле раненого.

Грек внимательно осмотрел рану; богатый опыт морских сражений сделал его настоящим знатоком в подобных делах.

— Если опыт меня не обманывает, лезвие кинжала, несомненно, было отравлено. Края раны побелели. Если не принять срочных мер, дело может кончиться плохо.

— Но ты же сказал, что тебе оказали помощь в монастыре? — дрожащим голосом спросил Жофре.

— Да, в монастыре остановили кровь и обработали рану, но брат-лекарь не заметил яда, который распознал капитан Манипулос.

— Так что теперь делать?

— Послать за врачом Галеви, — ответил Омар.

— До рассвета Каль закрыт, а потом может быть уже поздно, — заметил Жофре.

Повернувшись к Марти, грек предложил решение:

— У меня на «Морской звезде» есть горшок с пиявками, а также поистине чудодейственная мазь; ее подарил мне один моряк-сириец, которому я когда-то спас жизнь. Эта мазь имеет свойство вытягивать любой яд. В море полно ядовитых тварей, которые защищаются, вонзая в тело ядовитые зубы или жало, и эта мазь никогда меня не подводила. Нужно расширить рану, приложить к ее краям пиявок и оставить их на всю ночь, чтобы они отсосали достаточно крови, а потом молить Бога, чтобы не возник жар.

— Так привезите его сюда поскорее, — пробормотал Марти. — Завтра с утра мне предстоит самое важное дело в жизни.

Манипулос вскочил на коня и в сопровождении троих слуг помчался на берег, где каждый вечер его ожидала шлюпка, чтобы по первому требованию отвезти на корабль. Слуги остались ждать в порту, даже не спешившись. Вскоре быстроходная шлюпка с умелыми гребцами вновь доставила капитана на берег; сегодня гребцы налегали на вёсла вдвое усерднее обычного. В скором времени они уже были у ворот Регомир, где стража их безропотно пропустила: капитанский пропуск Марти Барбани был достаточно весомым документном, и городская стража с ним считалась.

Вернувшись в особняк Марти, они увидели тревожную картину. Состояние раненого значительно ухудшилось. Со лба его градом катился пот, который Омар вытирал влажной салфеткой. Манипулос тут же принялся за дело; ему помогали Жофре, Омар и Андреу Кодина. Прежде всего, он заставил Марти выпить изрядную порцию крепкого вина и вставил между его зубами деревянный брусок; затем трое мужчин крепко взяли его за обе руки, чтобы зафиксировать в нужном положении. Мариона сновала из кухни в гостиную, поднося смоченные в кипятке чистые тряпки. Когда все было готово, грек осторожно расширил края раны. Марти тихо застонал, впившись зубами в брусок, и потерял сознание.

— Так-то лучше, — пробормотал Манипулос, осторожно прикладывая пиявок к краям раны и глядя, как они раздуваются, напитываясь отравленной кровью Марти. Затем он тщательно смазал мазью внутри раны и по краям, наложил шов и перевязал чистой льняной тряпицей.

Закончив работу и полюбовавшись плодами своего труда, он сказал:

— Жар у него не пройдёт ещё несколько дней, пока не выйдет яд. В первые несколько часов ему станет даже хуже, а потом, если я не ошибаюсь, раз в три или четыре года лихорадка будет возвращаться. В море хватает тварей вроде медуз, скатов и мурен, которые вырабатывают подобный яд.