Я подарю тебе землю (ЛП) - Йоренс Чуфо - Страница 138

— Не совсем так.

— Объяснитесь, пожалуйста.

— Группа людей перебралась через стены крепости. Конечно, они проникли в дом не вполне традиционным способом, но должен признать, они никого не обидели и ничего не взяли. Когда они показали мне вышеупомянутый документ, я понял, что все это время держал в заточении человека, которого не имел никакого права удерживать.

— Не вашего ума дело решать, имели вы такое право или нет, — заметил судья Фортуни. — Ваше дело — охранять вверенную вам собственность.

— Если бы я это сделал, могла пролиться кровь, а я не хотел, чтобы чей-то произвол привел к печальным последствиям, о которых я сожалел бы потом всю жизнь. Я служу не букве закона, а справедливости. Несчастная женщина не заслужила подобных страданий.

Вмешался судья Видиэйя:

— Давайте будем судить только о свершившихся фактах. Сеньор Кларамунт находится здесь в качестве свидетеля, а не обвиняемого. Итак, свидетель, скажите: что за документ вам тогда предъявили?

— Вольную, заверенную нотариусом, а доказательством, что это та самая особа, явился знак в виде четырехлистника, выжженный под левой подмышкой узницы.

Теперь пришёл черёд судьи Бонфийя-и-Марша.

— Расскажите подробнее о положении рабыни, — потребовал он.

— Ее ослепили и отрезали ей язык против моего желания и не спрашивая моего мнения. Именно это и послужило причиной моей отставки с поста алькальда. Меня глубоко возмутила такая жестокость.

Монкузи уставился на него пылающим взглядом; если бы глаза могли жечь, то обратили бы в пепел его бывшего служащего.

Тень сомнения легла на зал. Никто не знал, чем все это закончится.

И тут раздался голос секретаря.

— Ну что ж, можете быть свободны. Прошу вас не покидать пределов города без особого на то разрешения, ни с кем не обсуждать происходящее в этом зале, а также иметь в виду, что вас могут вызвать повторно для дачи показаний. Проводите свидетеля.

Служащий тут же оказался возле Кларамунта и проводил его к одному из боковых выходов из зала.

Голос де Бонфийя зазвучал снова.

— Советник Монкузи, встаньте и ответьте на вопросы перед лицом суда.

Бернат встал с равнодушным видом, как будто делает одолжение.

— Вы знали о том, что Аиша — свободная женщина?

— С какой стати кто-то стал бы дарить свободную женщину?

— Вам задали вопрос: знали вы об этом или нет?

— Разумеется, я этого не знал.

И снова вмешался Видиэйя.

— Почему же вы не потребовали составить соответствующий документ — на тот случай, если бы однажды вам захотелось ее продать?

— С какой стати я стал бы требовать, чтобы к подарку прилагался еще и документ? Это было бы по меньшей мере неучтиво.

— Почему вы не сообщили о нападении на вашу собственность, если вы утверждаете, что это был произвол?

— Я не хотел беспокоить графское правосудие по столь незначительному поводу, — ответил советник. — Ведь ничего не пропало и никто не пострадал. Жизнь этой рабыни к тому же совершенно бесполезна, не стоила беспокойства.

— Вы не сделали этого, зная, что сами поступаете противозаконно, ведь так?

Советник ответил с явным раздражением:

— В любом случае, это вина гражданина Марти Барбани, который своим мнимым подарком ввёл меня в заблуждение.

Трое судей переглянулись, после чего велели советнику вернуться на своё место и вновь вызвали Марти Барбани.

Бонфий тут же задал ему вопрос:

— Сеньор Барбани, разве вы не знали, что ваш поступок является преступлением? Вы отдаёте отчёт, что если бы это был обычный суд, вас бы обвинили в вероломном нападении на чужую собственность в ночное время, да ещё и во главе банды соучастников?

— Мы спасали жизнь невинного человека, а сделать это законным путём не могли, — ответил он. — К тому же, мы ничего не взяли и никого пальцем не тронули. Уверяю вас, я стремился лишь защитить невинную женщину. Я охотно заплачу штраф, если потребуется.

Эусебий Видиэйя снова вмешался, перебив своего коллегу:

— На этом суде мы занимаемся другими вещами, — возразил он. — Так что, если мои уважаемые коллеги не возражают, перейдём к следующему обвинению.

Марти вышел из зала и направился к судейскому столу, чувствуя, как его все больше охватывает жар.

Оттуда он оглядел зал и обратился к судьям:

— Уважаемые сеньоры: около четырех месяцев назад на мое родовое гнездо напала банда поджигателей, обратив в пепел все, что мне было дорого. Но это еще не самое страшное, ведь дом можно отстроить заново. Однако при пожаре погибли моя мать, Эмма де Монгри, и старый слуга, Матеу Кафарель, служивший нам со времен моего детства. Моя мать умерла, наглотавшись ядовитого дыма во время этого странного пожара. Перед смертью она описала их главаря: с него упал капюшон, и она смогла разглядеть его лицо. Как известно, все трусы прячут лица, а потому все они были закутаны в плащи. Но этот человек обладал столь приметной внешностью, что его описание засело у меня в памяти. Три дня назад, накануне litis, на меня напал и ранил человек, обладавший теми же приметами, едва ли это случайное совпадение. Меня пытался убить тот же человек, который поджег дом моей матери. Лишь благодаря Провидению мне удалось избежать гибели.

— И какие особые приметы этого человека заставляют вас подозревать, что это не было простым совпадением? — спросил Эусебий Видиэйя.

— Дело в том, что тот человек обладает более чем приметной внешностью. У него очень светлые волосы, почти бесцветные глаза и изрытое оспой лицо. Вот и скажите: много ли таких людей можно найти в нашем графстве?

— Объяснитесь, пожалуйста, — потребовал судья Понс Бонфий.

— Как я уже говорил, перед смертью мать очень точно описала этого человека. Так вот, когда я позавчера вечером покидал Пиа-Альмонию, в темноте на меня напал незнакомец, обладавший точно такими же приметами. Он ударил меня отправленным кинжалом, и я лишь чудом избежал смерти, благодаря вмешательству Провидения в лице духовника графини, падре Эудальда Льобета, который может это подтвердить. Если бы не он, litis бы не состоялся. А кто заинтересован в том, чтобы разбирательство не состоялось? И кто ещё в нашем городе имеет доступ к амфорам с чёрным маслом, кроме меня и сиятельнейшего вегера?

Эусебий Видиэйя весьма заинтересовался последним обстоятельством.

— Свидетельство падре Льобета, безусловно, очень весомо, — заметил он. — Кроме того, у нас есть показания караульного, который в ту ночь совершал обход. Что касается последнего заявления, то будьте добры его объяснить.

— Уважаемые судьи, среди развалин сожженной конюшни в имении моей матери я нашел вот это, — с этими словами Марти выложил на судейский стол закопченный осколок амфоры, на котором еще можно было разобрать римские цифры и буквы, означающие дату и номер. Судьи принялись рассматривать улику, передавая ее из рук в руки. — Пожар обладал целым рядом весьма характерных признаков; судя по тому, что его не удавалось погасить водой, это был не обычный огонь.

Судьи тщательно изучили переданный им предмет.

— Объяснитесь, пожалуйста, — попросил судья Бонфий.

— Сеньоры, в этих амфорах доставляют черное масло из дальних земель. Они все учтены и пронумерованы. Это делается для того, чтобы удобнее было контролировать его доставку в Барселону. Прежде чем я заключил сделку с сиятельнейшим вегером города, мне потребовалось разрешение смотрителя рынков и аукционов, и товар хранился в подвалах его резиденции. Номер и дата на этом осколке свидетельствуют, что амфора принадлежала к одной из тех партий.

В зале воцарилась гробовая тишина.

Немного посовещавшись с коллегами, судья Фортуни сказал:

— Участники суда, чтобы не терять времени даром, вам позволяется выступать со своих мест, если, конечно, суд не посчитает нужным вас вызвать.

Марти вздохнул с облегчением — головная боль по-прежнему была невыносимой.

— Сиятельнейший советник, что вы можете сказать по поводу улик, представленных сеньором Барбани?