Тревоги пути (СИ) - Кир Юлия - Страница 30

Он сел и проведя руками по лицу, нахмурился. Сейчас казалось, что вчерашние события — это только нехороший сон. Но, одежда насквозь пропахла гарью, а руки его были сплошь в саже и посмотрев на них внимательно, он вспомнил как хоронил с Манулом и Лаэре своих деревенских. Да и стрелы, вот они, никуда не делись, даже кровь на наконечниках кое-где видна. Следопыт оставил ему почти целую связку, а не одну, как говорил вчера. Но все-таки больше половины забрал с собой. Тодор догадался, что расправиться с врагом, они решили его же оружием.

Ехать надо. Исполнять обещанное.

«А может, он все-таки наврал мне?», не давала покоя предательская мысль. «Нет, не мог!», спорил он сам с собой. «Да и стрелы, он сам же вчера разглядывал. Настоящие они!», и словно проверяя сам себя, он покосился на связку, лежащую рядом.

Пока он терзался сомнениями, к нему всхрапнув и заскрипев несмазанной телегой, подобрался Лихой, ткнувшись в плечо теплой, ласковой мордой. Словно говоря: «Мол, хозяин, хватит спать пора бы уже и поехать позавтракать».

Мужчина нежно погладил животное по лбу и с тяжелым сердцем поднялся на ноги.

От возникшего движения в телеге завозились животные. Тодор, собрав вещи с земли, закинул их на сено, и отправился в Ани.

***

К воротам деревни он прибыл рано утром. Они были уже открыты.

Вдалеке, у реки, за спиной Тодора, мелькали черно-белые и пегие зады коров, уведенных с утра пастухом на выпас. Перед ним, сразу за распахнутыми настежь воротами, находилась небольшая площадь, аккуратно уложенная круглыми деревянными плашками. Леса то вокруг в избытке, так что не экономили.

Посередине находился небольшой помост для собраний и столб с билом. От центра площади во все стороны лучами разбегались аккуратные прямые улочки с одноэтажными деревянными домами, окруженные огородами и садами. Обычное, зажиточное поселение.

У забора, на него забрехал местный пес, чёрный, с рыжими пятнами на боку и вислом ухе.

Тодор остановился, давая себя хорошо разглядеть.

— Гавун, заткнись! – гаркнул на пса мужчина, шедший к Тодору навстречу от ближайшей избы. Пес захлебнулся на «полуслове», и поджав хвост под тощий живот шмыгнул в конуру, прогромыхав на прощание ржавой цепью. Знал, видать, что со старостой шутки плохи.

Тодор спрыгнул с телеги, взял коня под уздцы и пошел на встречу местному главе.

Он был невысок, кряжист, как древняя сосна на берегу моря. И как бы ветер ее не гнул, она упрямо стояла, простирая свои ветви кверху, цепляясь корнями за голый берег. Серо-голубые пристальные глаза, выдавали в нем потомка итильских моряков, ну на худой конец жителя приморских поселений.

По выражению лица Тодора, староста сразу понял, что что-то произошло. Мужа Гретти тут знали почти все, а неожиданный визит спозаранку действительно был весьма странным.

— Здравствуй Тодор. Что-то случилось? – подавая ему широкую, мозолистую руку, поприветствовал староста.

— Здравствуй Велегор. Новости у меня скорбные. — Дрогнувшим голосом сообщил прибывший.

Вкратце пересказав случившееся вчера в Доре, Тодор увидел, как тот мгновенно побледнел, у Велегора там тоже была дальняя родня.

— Постой тут немного, я сейчас, — дрогнувшим голосом шепнул он.

Староста прошел на середину широкой улицы и несколько раз дернул за било, висевшее на столбе. Два громких пронзительных удара понеслись по улице, заставляя прислушиваться к себе, и напрячься всех жителей небольшой деревни.

Потом махнул ему рукой и призвал идти за собой к местной харчевне, с утра, еще пустой. Собрание было удобней провести там.

Тодор заметил, что из домов сразу же стали выбегать люди и озираться по сторонам – «не горим ли?»

В харчевне было душно и громко. Бабы выли, кто-то из мужчин ругался вслух, кто-то, передавая стрелы из рук в руки, громко обсуждал их отличия и сходство. Естественно, все, на чем свет стоит, поносили эльфов, даже держа в руках доказательство их невиновности. И Тодор, видя, что происходит, уже вовсю жалел, что приехал именно сюда, а не поехал сначала в более крупную деревню Исин, а то и сразу в Вейли.

Оказавшись среди таких же как он фермеров, он сам исподволь, вняв общественному мнению, стал сомневаться в правильности выбора той стороны, на которую стал. Ему снова начало казаться, что Манул и Лаэре все подставили так, словно хотели нарочно выгородить эльфов, отвести от них подозрения.

Но ведь он сам хоронил своих в деревне! Сам собирал те стрелы. Сам видел тот огромный след на меже. Видел раны эльфийки и следопыта, и слышал, как тот рассказывал ему обо всем. Ведь нельзя же так притворяться?

В душе его было такое смятение, что Тодор растерялся. Он уже не слышал ничего вокруг, а пытался решить, на чьей же он, наконец, стороне? Чему верить? Тому, что видели его глаза и чувствовало его сердце, или тому, что говорили вокруг него.

Ведь так просто сейчас молча кивнуть головой, подняться на ноги и схватив вилы или косу, пойти расправляться с врагом. И больше не разбираться, не терзаться ничем, не выбирать между заблуждениями своих, и правотой чужих.

И тогда где-то там, теперь только в эльфийской долине, чья-то жена не дождется своего мужа, а дочь больше никогда не увидит отца живым.

Что, в тот момент дернуло его вскочить и закричать на весь дом?

То ли идея «жечь червей древесных», то ли предложение о снятии длинноволосых скальпов, то ли гирлянды из острых ушей? Просто он вскочил, и шарахнув по столу кулаком зычно гаркнул:

— Да не они это! Кому сказано! Орки это! Я следы ихние видел!

В харчевне воцарилась гробовая тишина. Именно что гробовая. Потому как по взглядам деревенских, Тодор подумал, что именно туда его сейчас и упрячут.

Он обвел всех тяжелым взглядом и вырвав из чьих-то рук привезенные стрелы во второй раз начал пересказывать увиденное.

Но досказать ему не дали.

Староста, перегнувшись через стол, навис над ним как гора над мышью и дрожащим от ярости голосом, сквозь зубы процедил:

— Да ты, видать, умом повредился от горя, родственник? Забыл, кто тут свои, а кто чужие?

Глаза его, словно две змеиные щелочки горели ненавистью и злобой.

— Я там был. А ты нет! – упрямо выдержав его взгляд, повторил Тодор.

— А что же они сами, спасители твои, не пришли сюда, да не разъяснили нам всё чин чином, как положено? А в лес умахнули и поминай как их звали!

—Говорил ведь, чем слушали? По следам орков кинулись. Отомстить хотят! — в третий раз, терпеливо объяснил Тодор, — Можно подумать, вы бы их слушать стали?

— Ага, вот оно, стало быть, что! – елейным голосом протянул староста, цепляясь за нужное слово и пристально оглядывая толпу, — А тебя значит послушаем? Да они на это и надеялись, пень ты деревенский! Тебя, дурака, специально к нам подослали, что бы мы, в сказки ихние поверили! Ну, смекай!

Староста с видом прозорливого всезнайки уставился на оробевшего Тодора, сверля его взглядом.

Мужчина мгновение заколебался и это колебание сдвинуло чашу весов не в его сторону.

— В подпол его! – заорал кто-то с задних рядов.

— Без него, предателя разберемся! – орал басом в сенях патлатый косоглазый мужик, норовя запустить в него ботвой от моркови. Но она не долетела и шлепнулась кому-то на голову, повергая собрание в еще больший хаос.

Не ожидая ничего подобного, Тодор опешил и не успел опомниться, как его уже под руки тащили к чьей-то избе и спускали в подпол. Мужчина, стал было сопротивляться и даже успел кому-то смачно ответить по зубам, и пнуть кого-то в колено, но озлобленные и словно сошедшие с ума жители, наградили его тумаками и ударом в челюсть. Последовавший удар под дых от старосты, выбив весь воздух из легких, заставил согнуться пополам, и покориться взбесившейся толпе.

Очнулся он уже в темном сыром подвале, с гудевшей головой и ноющими ребрами. Открыв глаза, (вернее всего один глаз, так как второй, сильно подбитый, затек и опух, явно уже налитый кровью), он осмотрелся. Где-то совсем высоко, пробивался бледный луч света, освещая деревянный потолок, и верхние полки с керамическими горшками припасов, связками сушеных трав и объемистыми коробами. Скорее всего, это воздушное отверстие в потолке от застоя воздуха и проветривания подпола, тут же догадался он. У него у самого такое было в подвале.