Избранное. Том 2 - Петраков Николай Яковлевич - Страница 1

Николай Яковлевич Петраков

Избранное. Том II

Федеральное государственное бюджетное учреждение науки

Институт проблем рынка Российской академии наук

Издание книги осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда, проект № 12-02-16046

Раздел III

Экономическая политика современной России

И вновь наступая на старые грабли: некоторые мысли по поводу российских реформ (1992 г.)[1]

Будучи убежденным в том, что здесь написано, я все-таки колебался, прежде чем это написать. Источник колебаний не столько во мне, сколько в окружающей атмосфере. А в атмосфере витает: «Надо поддержать молодых ребят – все-таки рыночники», «команду возглавляет Ельцин, нельзя бросать тень на него», «если критиковать нынешних министров, то следующие будут хуже» и т. д. Однако это мы уже проходили. Совсем недавно Горбачёв раздражал общественность тем, что в угоду личностям приносил в жертву интересы дела. К началу 1990 г. стало очевидным, что Рыжков и его обновленная команда неспособны на энергичные и эффективные экономические реформы. Однако Президент СССР с упорством держался за своего соратника по первым шагам перестройки. А сами Рыжков и Абалкин не уставали обижаться на прессу. По их мнению, критика мешала их плодотворной работе. Но если реакция трибун мешает футболисту забивать голы, то кто должен покинуть стадион? Так стоит ли наступать несколько раз на одни и те же грабли?

Реформаторский «самотек»

Сейчас уже, на мой взгляд, очевидно, что начавшиеся реформы не были подготовлены ни методологически, ни организационно. С момента объявления политики либерализации цен стало ясно, что речь идет о государственном повышении цен с предоставлением местным государственным органам и предприятиям больших, чем ранее, прав в определении уровней цен на конкретные товары. Никакого рынка, никакой конкуренции, ибо сами по себе цены бессильны против монополии. Об этом с октября 1991 г. кричат девять из десяти экономистов в стране и мире. Но не эту профессиональную глухоту хочу я сейчас поставить в вину молодым реформаторам. Речь о другом.

Коль скоро на 2 января 1992 г. в стране господствует государственно-колхозная форма собственности, почему руководство государства российского пустило реформу цен на самотек? Где товарные резервы? В ответ слышим объяснения в том духе, что специально заранее объявили о росте цен, чтобы производители попридержали товар и выбросили его по новым ценам. Святая наивность! Да разве можно тут рассчитывать на автоматизм? Какие могут быть запасы, скажем, у швейников, если текстильщики придерживают ткани, а у последних, в свою очередь, откуда ткани, если точно так же поступают поставщики хлопка, шерсти и т. д.?

Далее нам сообщают, что в случае чего будут открыты стратегические резервы продовольствия. Каков их объем и состав? И «в случае чего» они будут открыты? Чего еще надо ждать? И наконец, вопрос в лоб: реформа – самоцель или средство расширить производство и пополнить прилавки и те же пресловутые стратегические запасы? Выметанием всех сусеков уже занимались администраторы, чтобы продержаться у власти под лозунгами преимуществ социализма. Что, опять по кругу, но под другим флагом?

Еще нам говорят о том, что к концу января пойдет гуманитарная помощь с Запада. Во-первых, почему бы тогда не синхронизировать рост цен с этой помощью? Что за зуд такой? Тем более что первоначально объявленный срок введения новых цен – в середине декабря – все равно пропущен, а рынок этими объявлениями все равно уже дезорганизован. Во-вторых, ответственный человек из правительства России сообщает в прямом эфире ТВ, что эту помощь правительство будет продавать по коммерческим ценам. И мотивирует этот шаг заботой о пенсионерах и низкооплачиваемых. Мол, что же мы старушке будем совать банку американской тушенки, а она, может быть, вегетарианка! Мы ей лучше к пенсии десятку-другую подкинем. Она купит чего пожелает (это при пустых-то полках)…

За такого рода экспромтами, увы, просматриваются организационная несостоятельность и пренебрежение к «человеческому материалу», на котором ставится опыт. А чем иначе объяснить, что «вдруг» оказывается, что нет денег (бумажных купюр), чтобы платить зарплату, что нет системы контроля за теми ценами, которые объявлены регулируемыми, что нет антимонопольных механизмов, что мероприятия по приватизации, аграрной реформе, конверсии на месяцы отстают от развязывания ценовой вакханалии, что нет до сих пор никакого четкого, понятного плана социальной защиты малоимущих. А это последнее ох как играет на руку демагогам и бывшим партаппаратчикам, осваивающим Манежную площадь.

Будет все, как в Польше?

Реформаторы успокаивают общественное мнение ссылками на то, что существует мировой опыт выхода из экономического кризиса, в соответствии с которым они и действуют. Однако на самом деле речь идет не об обобщении и трансформации применительно к нашим условиям действительно богатого арсенала методов стабилизации экономики, применявшихся в различных странах мира в разное время и в разных условиях, а, к сожалению, о почти механическом перенесении схемы польских реформ на нашу почву. Но как раз фетишизация польского опыта может обернуться трагедией для российской экономики.

Трудно понять, как можно игнорировать наличие как минимум трех существенных различий между предреформенной Польшей и Россией. Первое. Польша всегда имела частный сектор, охватывающий практически все сельское хозяйство, а также мелкий бизнес и сферу услуг. Либерализация цен явилась мощным стимулом роста деловой активности в этом секторе. Второе. В польской экономике никогда не существовало такого монстра, как ВПК. Военно-промышленный комплекс России не только поглощает огромное количество природных и людских ресурсов, но он требует специальных централизованных усилий и главное – времени для переориентации на рыночные формы хозяйствования. Либерализация цен и предоставление свободы действий предприятиям этого комплекса – заведомый тупик, создающий взрывоопасную ситуацию именно на первых этапах рыночных реформ. Третье. Польша в течение не менее двух десятков лет жила в условиях той самой «долларизации», которой так боятся наши реформаторы. Такому положению способствовало множество факторов, включая и многочисленную польскую диаспору за рубежом, и более либеральный облик польского социализма. Важно, что реформы Бальцеровича по укреплению злотого осуществлялись на фоне довольно широкого и легального обращения параллельной валюты. Похоже, что этот момент совсем игнорируется при решении тактических задач стабилизации потребительского рынка в нашей стране. Чего, в частности, стоят импровизации внешнеэкономического ведомства России, объявляющего то о запрете с 1 июля валютных магазинов, то об организации при каждом из них с 1 февраля (!) обменных пунктов, где каждый гражданин СНГ (?) может без ограничений менять рубли на доллары по рыночному курсу.

Подводя итог сопоставления нашей и польской ситуаций, хочу напомнить, что злотый выступал в качестве платежного средства только на территории Польши (что естественно). Но иррациональность нашей жизни как раз в том, что рублевая зона охватывает не только Россию, не только СНГ, но также Прибалтику и Грузию. Мир такого не знал. Но наши реформаторы знают, а следовательно, не имеют права не учитывать этого факта в своих моделях.

Уроки Павлова

Объективная невозможность осуществить польский вариант реформ при страстном субъективном желании это сделать привела к поразительному, но логичному результату: на деле осуществляется возведенная в куб реформа Валентина Павлова! Вспомним 2 апреля 1991 г. Сейчас все то же самое, но в несколько раз больше (включая цены, налоги, компенсационные выплаты). Да и в формулировке ближайших экономических задач рефреном звучит старый мотив: максимально использовать ценовой и налоговой факторы для снижения бюджетного дефицита. Читателю, который найдет какие-либо принципиальные отличия между этими разделами павловских и нынешних реформ, готов, не торгуясь, переслать весь гонорар за эту статью. Но раз были реформы Павлова, то и был некоторый (пусть небольшой) опыт, изучить который не грех, прежде чем придать им новое ускорение.